НЕГРИТЯНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В США: ИДЕОЛОГИЯ И ПРАКТИКА


Глава I

ИЗ ИСТОРИИ НЕГРИТЯНСКОГО ДВИЖЕНИЯ


Прежде всего возникает вопрос о периодизации негритянского движения, о хронологических рамках, ограничивающих события, о которых пойдет речь в дальнейшем. Если брать негритянское движение в целом, в исторической ретроспективе, то можно выделить определенные, так или иначе между собой различающиеся периоды. При этом следует учитывать одно существенное обстоятельство.

Негритянское движение характеризуется определенным социально-классовым содержанием, которое в той иль иной форме проявляется в конкретных исторических обстоятельствах. Это содержание, разумеется, меняется в процессе развития движения, но определенная преемственность все же сохраняется. Поэтому вновь возникающие организации, идеологические доктрины и установки, обусловленные изменившимися социальными факторами, не отменяют старых, они сосуществуют с ними, отвоевывая сферу собственного влияния. Между различными фрагментами движения обычно идет острая полемика, борьба за влияние на массы. Часто бывает и так, что прежние идеи, которые, казалось, целиком остались в прошлом, вдруг возрождаются, становятся предметом общественного внимания. Но теперь они отражают иные социальные условия и приобретают другой смысл.

В каждый момент можно выделить некоторые ведущие, наиболее характерные тенденции этого движения, однако в реальной жизни постоянно переплетаются, взаимодействуют программы и организаций, возникшие в разное время и неодинаковые по своей социальной сути. Так, например, такие организации, как «Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения» и «Национальная городская лига», возникли в начале века, но они и в 60-х годах сохранили влияние, отстаивая свои идеи и принципы в полемике и конкуренции с более «молодыми» организациями вроде «Южной конференции христианского руководства», «Студенческого координационного комитета ненасильственных действий» и др. Поэтому трудно датировать точное начало нынешнего этапа негритянского движения.

Признаки нового подъема движения за гражданские права появились уже в 40-х годах (массовый протест против сегрегации в армии, против дискриминации при приеме на работу и т. д.). Но по-видимому, начало современного периода негритянского протеста можно отнести к 1954 г., когда Верховный суд США принял решение о противозаконности сегрегации в школах. Дело, разумеется, не в формально-правовом акте, как таковом. Он закрепил происшедшие в сознании негритянского населения социальные сдвиги, и с него начинается период резкого столкновения защитников расизма и борцов против него, появление новых социально-политических программ и форм практической деятельности.

Достаточно сказать, что в 1956—1957 гг. начинается активная деятельность М. Л. Кинга, в 1960 г. возникает «Студенческий координационный комитет ненасильственных действий», в 1966 г. выдвигается лозунг «черной власти» и создается партия «Черные пантеры». Именно эти организации и выдвинутые ими программы определяют специфику негритянского движения в 60-х годах.

Однако негритянская проблема в США складывалась постепенно, исторически; в своем современном виде она так или иначе суммирует, вбирает в себя социальные противоречия и способы их осмысления, которые появлялись и в прошлом. Поэтому следует хотя бы в предельно сжатой, схематической форме проследить, как вообще возникла эта проблема, как исторически очерчивалось ее содержание, каковы истоки тех общественных коллизий и наиболее типичных идеологических доктрин, которые ныне выступили на первый план.

 

1. ПРОЛОГ ТРАГЕДИИ

Как известно, в США существуют сообщества негров, населяющие определенную территорию и отличающиеся своей особой внутренней структурой, экономическим положением, образом жизни, особыми межличностными отношениями, типами поведения, психологией, культурой и т. д. Так что, речь идет не просто об отношении отдельных индивидов, об отношении белого американца к негру или группе негров. Это вопрос о взаимоотношении между белыми и негритянскими сообществами в целом. Вообще говоря, разнообразие этнических групп и национальностей — специфическая особенность США, которые были основаны преимущественно эмигрантами из Европы. Судьба негров в Северной Америке, однако, существенно отличается от положения других эмигрантских групп, потому что появление негров на заокеанском континенте отмечено зловещими особенностями.

Речь идет о позорнейшей странице в истории Европы — работорговле. С XVII в. одним из потребителей «живого товара» постепенно становятся фермеры юга Америки, где быстро складывалось сельскохозяйственное производство, основанное преимущественно на труде рабов. Эксплуатация «живого товара» была закономерным результатом колонизации Нового Света, которая с самого начала носила буржуазный характер, а поэтому вопрос о стоимости продукции, о выгодности ведения хозяйства, о прибыли оказывался решающим регулятором типа возникающих здесь хозяйств. В данных условиях (с учетом уровня сельскохозяйственной техники) наиболее экономически выгодной формой сельскохозяйственного производства были крупные монокультурные плантации. Но они требовали дешевой рабочей силы. В качестве ее не могли использоваться ни белые эмигранты, ни местные индейцы. Наиболее прибыльными оказывались хозяйства, основанные на труде, причем подневольном, вывезенных из Африки негров. Основания для рабства лежат не в сфере морали, а в экономике, оно обусловлено не соображениями о пороке и добродетели, а интересами производства и получения прибыли. Дело, таким образом, было не в цвете кожи работника, но в дешевизне его труда; расизм не породил рабство, он был его следствием.

 

Начало рабству в английских поселениях было положено в 1619 г. (хотя первые негры-рабы были привезены в Северную Америку испанцами столетием раньше), когда голландский корабль продал 20 негров на табачные плантации в Джеймстауне (Вирджиния). Со временем число рабов на них постепенно увеличилось. Вскоре рабский труд стал прибыльно использоваться для выращивания риса на заболоченных почвах. Однако в XVII в. число чернокожих рабов росло медленно и в 1690 г. еще было меньше общего количества белых слуг. Переломным моментом стало применение рабского труда на плантациях хлопка, который постепенно, особенно после изобретения хлопкоочистительной машины (1793 г.), стал дефицитным сырьем для текстильных фабрик во всем мире.

Выгодность применения рабского труда становилась все более очевидной. Например, в конце XVIII в. раба (для сельскохозяйственных работ можно было купить за 200 долл., а содержание его на небольшой плантации стоило всего 30—40 долл. в год, а на крупных — вдвое меньше. За период с 1680 по 1780 г. англичане ввезли в свои колонии в Америке и Вест-Индии 130 тыс. негров. К 1790 г. только в одном штате Вирджиния насчитывалось уже 200 тыс. рабов, а в 1863 году — в год провозглашения Декларации об освобождении рабов — численность их на Юге достигла 4 млн. человек.

Таким образом, применение рабского труда в США было обусловлено специфическими законами буржуазного общества, и это определило его особые черты. «Рабство, — пишет Г. Парсонс, — является древним институтом, но ни в один период человеческой истории оно не росло так быстро, как среди ведущих капиталистических колониальных наций XVIII столетия. Поражает не только то, что оно лишило человеческого облика миллионы негров, но и то, что оно развилось как логическое продолжение экономической системы, представлявшейся как необходимая и справедливая».

 

Но работорговцы понимали, что непросто превратить прежде свободного человека в покорного работника, способного смириться с условиями, которых, кажется, не выдержал бы и скот; они осознавали также, какую потенциальную угрозу для них таят большие группы африканцев. Поэтому существовала особая система насилий, мучений, унижений и жестокости, направленная на то, чтобы сломить волю негров, вытравить из их сознания представление о человеческом достоинстве, ликвидировать все связи с прежней культурой, языком, сделать невозможной саму мысль о сопротивлении своим владельцам. Невольничьи караваны, бараки, рынки, мучительная перевозка по морю и «акклиматизация» в Вест-Индии — таковы лишь первые звенья этой системы. Остальные вступали в действие «на месте».

После прибытия в Новый Свет рабов поштучно продавали на невольничьих рынках будущим хозяевам. Купленный африканец превращался в полную собственность владельца наряду с другой движимостью. Он лишался имени, возможности иметь семью. Закон не только не разрешал браки, но и отвергал традиционное положение обычного права, согласно которому дети наследуют положение своих родителей. Само понятие «отец раба» отвергалось как юридически бессодержательное.

Но не будем описывать далее трагическую судьбу несчастных африканцев: в общем она известна из художественной литературы и исторических исследований. Посмотрим лучше, какое воздействие рабское положение негров оказывало на их мироощущение, психологию, самосознание.

Человек оказывался в новом, жестоком мире, постепенно утрачивая все связи с прежней жизнью. Африканцев, как правило, разлучали со своими соплеменниками, и они со временем забывали родной язык. Все приказы давались на английском языке — скоро он становится «родным» для групп разноплеменных рабов. Прежнее имя раба не имело значения: он должен был отзываться на кличку, данную ему хозяином. Постепенно забывались прежние обычаи, представления, образы; африканцу насильственно прививали представления о белом христианском боге.

Все это, разумеется, не проходило бесследно. Для человека, оторванного от прежних традиций, подвергающегося постоянным унижениям и террору, процесс «адаптации» к обществу принимал особый характер. Воспринимая навязываемый им «новый порядок» отношения с хозяевами, негры часто оказывались беззащитными перед представлением хозяев об этих отношениях, и в частности их мнением о «неполноценности» черной расы. Ниже мы будем подробнее говорить о механизме формирования этих представлений. Сейчас важно отметить лишь одно принципиальное обстоятельство.

Расистская идеология возникала не из абстрактных размышлений о сравнительных достоинствах черной и белой расы, она отражала фактические отношения между ними — отношения угнетения и эксплуатации. Свойственные ей представления формировались как средство оправдания, защиты этих отношений, и составной их частью стали представления о неграх как людях «второго сорта». И можно лишь поражаться тому, что в условиях повседневного террора и унижений многим из них удавалось сохранить человеческое достоинство и мятежность духа.

Как известно, Гражданская воина 1861 —1865 гг. привела к официальной отмене рабства. 1 января 1863 г. была опубликована «Декларация об эмансипации», объявившая 4 млн. рабов «отныне и навсегда свободными». В сознании большинства непосредственных участников войны именно негритянская проблема символизировала ее смысл и цели. Но ее истинные причины лежали глубже. Они заключались в непримиримых политических и экономических противоречиях Союза северных штатов и Конфедерации: по-разному понимались принципы политического устройства, вопросы о цельности государства, мере влияния южной олигархии и буржуазии Севера. Последняя хотя и выступала против рабства как социального института, против политических организаций, которые его поддерживали, но судьба негров, как таковых, — и это показали последующие события — ее мало волновала.

Конечно, со стороны Севера это была война в защиту более передовых методов хозяйствования, политического строя, социальных и идеологических концепций. Известно, что Маркс, высоко оценивая деятельность Линкольна, отмечал его колебания, тот факт, что он «лишь с большим трудом высвобождается из-под контроля «лояльных» рабовладельцев, всячески старается избежать открытого разрыва с ними...». Эта нерешительность проявилась и при решении вопроса о судьбе негров. Но сама логика борьбы, военные неудачи, давление широких масс, прежде всего самих негров, сделали свое дело: рабство было отменено. Начался новый этап в развитии американского общества.

 

Мы не будем описывать события этого периода. О них подробно рассказывается в других книгах, где проанализированы как объективные, классово-экономические причины событий того времени, так и их отражение в сфере политики и идеологии. Подчеркнем лишь две идеи.

В работах буржуазных историков негры обычно предстают в роли пассивных объектов благородных (или порочных) устремлений белых, как зрители развернувшейся социальной драмы. На самом же деле, как это показано в марксистских исследованиях, большое значение для победы над Конфедерацией имела деятельность самих негров как солдат, разведчиков, рабочих и т. д. Оно могло быть еще большим, если бы власти Севера не боялись более решительно опираться на них.

После окончания гражданской войны резко активизировались расистские организации (прежде всего Ку-клукс-клан), вступили в действие «черные кодексы», негры повсеместно подвергались травле и преследованиям. Однако в результате деятельности радикально настроенных социальных слоев в 1866—1867 гг. был принят ряд законодательных актов, по которым около 1 млн. негров получили избирательные права, многие из них были выбраны в конвенты, которые занимались выработкой новых конституций штатов, и в другие органы власти. Буржуазные историки охотно пишут об этом периоде, доказывая неспособность негров к политической деятельности, их склонность к коррупции, использованию власти в корыстных целях и т. д., что, по их уверениям, привело к дезорганизации общества. В свое время с аргументированной отповедью таким взглядам выступил выдающийся негритянский ученый и общественный деятель У. Дюбуа в монументальном труде «Черная реконструкция».
Как вспоминает известный негритянский деятель Букер Т. Вашингтон, «Декларация об эмансипации» была встречена неграми с восторгом. Это, в частности, нашло отражение в стремлении негров сменить прежние, «рабские» имена и хотя бы на время покинуть своих хозяев и жалкие хижины, чтобы воочию убедиться в реальности свободы. Вскоре, однако, выяснилось, что у большинства негров имелось самое приблизительное представление о том, как жить в новых условиях, как зарабатывать на жизнь. Для этого у них не было ни опыта, ни навыков, ни квалификации, а главное, не было экономической базы: освобождение от личной зависимости от плантатора означало вместе с тем потерю земли, крова, орудий труда, необходимость перехода на положение наемного, рабочего в мире жесткой конкуренции, буржуазного индивидуализма, товарных отношений и т. д. Дороги южных штатов заполнили группы бывших рабов, бедствующих, неприкаянных, перебивающихся случайными заработками. Власти очень мало интересовались судьбами этих несчастных. Общество, которое в течение веков жестоко эксплуатировало негров, теперь просто вышвырнуло их за ограду плантаций.

В 70-х годах XIX в., как уже отмечалось, начинается решительное наступление сил реакции и расизма. Зависимое положение черных, отстранение их от политической деятельности, признание их «низшей расой», которая в лучшем случае может быть объектом филантропии, — вот та платформа, на которой достигалось единодушие между господствующими классами Севера и Юга страны. Началось планомерное наступление на политические права негров, и прежде всего на право голоса.

 

Например, для избирателей вводился особый имущественный ценз, проверка, «понимания» конституции, от них требовали подтверждения «нравственного образа жизни», свидетельства о происхождении и т. д.

Впоследствии в конституции штатов .были внесены изменения, направленные на то, чтобы не допустить негров к избирательным урнам. Когда, например, в 1890 г. менялась Конституция штата Миссисипи, то цель этого формулировалась предельно откровенно: сокращение числа негров-избирателей. В 1901 г. один из сенаторов штата Вирджиния обратился к Конституционной конвенции штата с такими словами: «Дискриминация? Что ж, это именно то, что мы предлагаем; это то, ради чего данная конвенция избрана, — проводить дискриминацию в крайней форме, возможной с учетом ограничений, налагаемых Федеральной Конституцией, с намерением устранить каждого негритянского избирателя, который может быть изгнан законным путем... не уменьшая численности белых избирателей». Эти меры не оставались без последствий. К 1910 г. во всех южных штатах негры практически были лишены права голоса. В Луизиане, например, число избирателей-негров с 130333 человек в 1896 г. упало до 1342 человек в 1904 г.

Примерно до 1898 г. сегрегация на железных дорогах и в местах общего пользования, за редким исключением, не практиковалась. Но в последующие годы быстро стала складываться система жесткой сегрегации и дискриминации, повсеместно вводились так называемые законы Джима Кроу, которые предполагали выделение для негров «особых мест» в железнодорожных вагонах, театрах, специальных общественных уборных и т. п. В Атланте, например, в судах были выделены специальные экземпляры библии для негров и отведены особые лифты в общественных зданиях. Все более интенсивной становилась проповедь врожденной неполноценности негров и «органической» порочности их натуры. Все активнее действовал Ку-клукс-клан, все чаще устраивались суды Линча, которые постепенно стали привычным явлением «американского образа жизни». Так, с начала XX в. до первой мировой империалистической войны, по неполным данным, линчеванию было подвергнуто свыше 1100 человек.

 

Одним словом, именно в эти годы быстро складывалась система сегрегации и дискриминации*, возникала и открыто провозглашалась идеология расизма — новый способ «держать негров на своих местах», сменивший прежний — юридически закрепленное рабство.

* Дискриминация и сегрегация — тесно связанные между собой формы проявления расизма. Дискриминация (от англ. ( discrimination — «различный подход», «неодинаковое отношение») — лишение равных прав, оценка негров как людей «второго сорта» (например, при приеме на работу, в учебные заведения и т.д.). Сегрегация (от англ. segregation — «отделение», «изоляция»)—отделение негров от белого населения при помощи системы запретов, выделения мест и форм обслуживания «только для черных».

Оставим, однако, на время описание исторических событий той поры и рассмотрим ряд вопросов, которые неизбежно вызывает даже краткий экскурс в прошлое. Как известно, «Декларация независимости» провозгласила равенство всех людей и их неотчуждаемые права на жизнь, свободу, достижение счастья. Господствующей идеологией в США стал буржуазный индивидуализм, формальное признание равных прав каждого человека в хозяйственной и политической деятельности. Эти идеологические принципы буржуазного общества служили реальными мотивами для мобилизации активности миллионов людей. Как же эти положения уживались с очевидным неравноправием негров и законами, которые оправдывали сегрегацию и дискриминацию? Как массы белых южан совмещали в своем сознании идеалы «равенства, и свободы» с рабским положением негров, как, наконец, такой пережиточный, казалось бы, институт, как рабство, мог вписываться в контекст хозяйственной и идеологической деятельности буржуазного общества?


2. СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ КОРНИ РАСИСТСКОЙ ИДЕОЛОГИИ


Как мы уже показали выше, рабство в США было обусловлено экономическими законами развития буржуазного общества: погоней за прибылью, конкуренцией, капиталистической эксплуатацией трудящихся масс. Идеология расизма возникла как средство защиты интересов рабовладельцев. Это главное при анализе негритянской проблемы в США. Здесь, однако, встает другой вопрос, весьма существенный для нашей темы: а именно как своекорыстные интересы рабовладельцев стали ходячей догмой американского буржуазного сознания, почему представления о «врожденной неполноценности» негров сохранились даже тогда, когда рабство официально было отменено? Это проблема социально-психологических корней расистской идеологии, и она должна быть рассмотрена самостоятельно.

«Вся система сегрегации и дискриминации в последние сто лет и на Севере, и на Юге, — писал Мартин Л. Кинг, — соответствовала либо закону, либо обычаю». Существовал целый ряд официальных законодательных актов, прямо или косвенно санкционирующих практику дискриминации негров. Можно — и следует — говорить об активной деятельности многих расистских организаций, ведущих лихорадочную пропагандистскую деятельность. И все же нельзя до конца понять суть негритянской проблемы, если не учитывать, что расистские идеи часто составляют неотъемлемый элемент представлений «рядовых американцев», «привычный» для них способ восприятия мира, сформированный повседневной практикой капиталистических отношений. И не случайно в «Письме из Бирмингемской тюрьмы» у М. Л. Кинга вырвалось горькое признание: «Я почти пришел к достойному сожаления выводу, что главный камень преткновения на пути негров к свободе — это не член Совета белых граждан и не куклуксклановец, а умеренный белый, более преданный «порядку», нежели справедливости...». Мнение о «неполноценности» негров получило довольно широкое распространение среди американского населения. «Этот расистский дух, — писал У. 3. Фостер, — культивировался и насаждался столь долгое время, что успел незаметно проникнуть в язык, нравы и обычаи нашей страны... Широкие слои рабочего класса под непрерывным воздействием этой интеллектуальной заразы в большей или меньшей степени тоже поддались ей».

В чем причины этого явления? Путь выяснения их, вообще говоря, очевиден: нужно исследовать особенности становления социально-экономических отношений американского общества, проследить процесс формирования буржуазных культурных традиций, пути образования господствующего мировоззрения. Здесь необходимо как-то «войти» в формирующуюся социально-психологическую реальность, выявить особенности национального характера, которые усваиваются человеком как «естественный» элемент общечеловеческой культуры.

Сопоставим судьбу негров с судьбой других иммигрантских групп в США. Известно, что в Новый Свет устремлялись переселенцы из разных стран. Причины были различны: люди спасались от политических и религиозных преследований, одни иммигрировали ради наживы, другие — чтобы избавиться от голода и т. д. Прибывшие люди сталкивались на новом месте с серьезными трудностями: поисками работы, жилища, необходимостью усвоить новый образ жизни и т. д. Они обычно селились компактными группами, некоторое время ревниво держались за свои прежние обычаи и родной язык. Следует отметить, что рекламное представление об Америке как гигантском «плавильном тигле», формирующем универсального «среднего американца», искажает реальную картину. Здесь сохраняются жесткая кастовая система, градации престижа в зависимости от национальности. В городах обычно имеются целые кварталы, населенные недавними выходцами из других стран; они беднее, чем кварталы так называемых коренных американцев.

И все же судьба этих иммигрантов заметно отличается от положения негров. Белые иммигранты имеют возможность постепенно преодолеть барьер, который отделяет их от «коренных» американцев, и в последующих поколениях так или иначе ассимилироваться в новом обществе. Негр же всегда остается по «ту» сторону общества, его всегда отделяет невидимая стена страха или сожаления, снисходительной вежливости или подозрения, нарочитого панибратства или холодного презрения. «Каждый негр, — писал М. Л. Кинг, — независимо от образования и культурного уровня, несет бремя многовекового унижения и неравноправия. Он ощущает это бремя каждое мгновение своей сознательной жизни, и часто оно тяготеет над ним даже во сне».

В чем же дело?

Ответ предельно ясен и предельно неопределенен: цвет кожи и другие расовые признаки. Именно они вызывают комплекс чувств, называемых расовыми предрассудками, автоматически предопределяя мнение о человеке независимо от его личных достоинств. Но цвет кожи, как известно, не является существенным проявлением свойств личности. Почему же он стал поводом для общественных эмоций и общественно санкционируемого отношения?

Разгадка несложна: черный цвет кожи превратился в своеобразный «символ», «знак» исторически сложившегося и обусловленного буржуазным строем отношения к неграм.

Рабство — явление в истории не новое. Оно существовало и в Древнем Востоке, и в античном мире, рабство было распространено в феодальной Испании и Португалии, в Южной Америке. Однако в США сложилась особая ситуация: рабство существовало в стране, которая развивалась по капиталистическому пути, не испытывая пережитков феодализма, — в стране, где торжественно провозглашались лозунги свободы, человеческого достоинства и неотчуждаемых прав гражданина. Поэтому рабство здесь возникло в такой форме, которой прежде история не знала.

Многие авторы давно обратили внимание на это. А. Токвиль писал еще в 1837 г.: «Единственным средством, при помощи которого древние утверждали рабство, были кандалы и смерть; американцы юга страны изобрели более интеллектуальное средство для продления своей власти. Они использовали деспотизм и насилие против человеческого ума». Древние, пишет далее Токвиль, заботились лишь о том, чтобы рабы не расковали свои цепи. Южане же принимали меры, чтобы лишить раба даже желания свободы.

Действительно, в феодальной Испании, Португалии и в Южной Америке, например, рабство рассматривалось скорее как несчастье, как случайное событие в жизни человека, как характеристика лишь внешней стороны существования человека, а вовсе не как свидетельство его врожденной неполноценности. Здесь рабы могли приобретать собственность, им предоставлялось право выкупа, если у них имелось достаточно денег, между ними разрешались браки и т. д. Совсем иным было рабство в Северной Америке, где оно органически «вписывалось» в капиталистическое хозяйство, существовало как его естественное продолжение и неотъемлемый элемент.

Колонисты в Новом Свете действительно провозглашали радикальные буржуазные свободы, которые в их глазах противостояли духовной тирании Европы и рассматривались как неотъемлемые права человека. Но свобода толковалась ими как исключительное достояние переселенцев, как права, противостоящие европейской духовной диктатуре. Напомним известное положение «Декларации независимости»: «Мы утверждаем как самоочевидную истину, что все люди созданы равными, что создатель наделил их определенными неотчуждаемыми правами, среди которых право на жизнь, свободу и достижение счастья».

В тексте этого документа не содержится никаких ограничений и разъяснений по поводу того, что имеется в виду под словами «все люди». Фактически же они относились лишь к колонистам. Кстати сказать, многие из деятелей, подписавших Декларацию, были рабовладельцами, и для них нелепой была бы мысль о каком-либо «противоречии» между провозглашением равенства «всех» людей и практикой покупки рабов, которые не рассматривались как субъекты буржуазного права.

Интересные соображения в этой связи высказывает проф. Дж. П. Роуч из Брандейского университета. Если, говорит он, перевести слова «Декларации независимости» на язык реальной политики, то мы получим положение, которое является ключевым для понимания развития рабства в Америке за минувшие три столетия: «Все, кто допущены политическим сообществом в свое членство, являются равными. Иными словами, человек обретает равенство как функцию членства в политическом целом и это членство является не врожденным правом, а привилегией, которую большинство дает ему на своих собственных условиях». Одним словом, здесь проявляется характерная черта буржуазной демократии, а именно права человека выступают как функции владения собственностью. Не следует в этом усматривать какое-то намеренное лицемерие (напомним, что специфически буржуазный интерес на ранних этапах развития капитализма осознавался как интерес общечеловеческий): «отцы пилигримы» действительно верили в свободу и равенство, но в том виде, как они сами их определили.

Такова весьма специфическая черта духовной жизни США, которую А. Токвиль удачно обозначил термином «тирания большинства». В Америке, отмечал он, большинство ограничивает мысль грозным кругом и горе тому, кто осмеливается выйти из него. Политическая карьера для него закрыта, потому что он оскорбил единственную власть, которая может ее обеспечить. Человек или партия, если она не принадлежит к этому большинству, обречены на принудительное подчинение ему. Да и к кому они могут обратиться за поддержкой? «К общественному мнению, но оно составляет большинство, к законодательным органам — они представляют большинство и непременно подчиняются ему, к исполнительной власти — она назначена большинством и служит пассивным орудием в его руках... Какими бы нелепыми и абсурдными ни были меры, на которые вы жалуетесь, вы должны подчиниться им...».

Таким образом, «согласование» буржуазного правопорядка и фактического рабства негров исторически совершалось без излишнего драматизма: последние просто исключались из сферы действия буржуазного права. Но как оправдать такое ограничение, когда постепенно стала стираться память об исторических условиях, его вызвавших? Этого нельзя было сделать, раскрывая истинную социально-экономическую суть рабства — насильственную эксплуатацию людей с целью наживы. Оправдание его могло быть выражено лишь в форме, искажающей суть этого общественного явления, объявляющей его закономерным следствием каких-то иных, более благовидных оснований. Исключение африканцев из-под юрисдикции буржуазного права, носящего универсальный характер (т. е. наделяющего каждого человека определенными правами), могло быть мотивировано лишь указанием на некоторые (также присущие каждому из них) признаки и черты. Эту роль и играет ссылка на «неполноценность» негров: они якобы сами по себе, по своим антропологическим данным недостойны гражданских прав, они «не те» люди, к которым могут относиться законодательные акты, декларирующие буржуазные свободы.

Каков же этот безапелляционный признак, однозначный знак рабства? Он сам бросается в глаза: цвет кожи — универсальная черта, совпадающая с делением на рабов и свободных. Поэтому черный цвет кожи и стал восприниматься как индикатор «неполноценности» и в конечном счете как оправдание неравноправия.

Не следует, разумеется, думать, будто мы описываем осознанные дилеммы, происходившие в сознании некоего злонамеренного идеолога. Выработка расистской идеологии совершалась в ходе стихийной ориентации массового сознания, она была обусловлена объективно существующими капиталистическими производственными отношениями, и уже потом, так сказать post factum , подобные представления и взгляды обобщались, «рационализировались», выражались в концептуальной форме, навязывались системой официальной пропаганды. Очевидно, что такая пропаганда способна оказать громадное воздействие на людей. Но просто ссылка на нее еще не до конца объясняет живучесть и устойчивость расовых предрассудков. Короче говоря, здесь мы имеем один из примеров того, как буржуазные общественные отношения порождают «ложное сознание», которое оказывается по-своему эффективным средством практической ориентации буржуазного обывателя.

Идеология расизма не только в ложном виде отражает действительные процессы буржуазного общества, она в ложном виде осознает саму себя. Она не сможет осуществить свою социальную функцию, если открыто выразит собственную природу — корыстное оправдание эксплуататорских отношений. Она должна выступить как «беспристрастная» констатация фактов, приобрести статус «объясняющей» концепции. И такая метаморфоза, уже намечающаяся в описанных нами характеристиках, происходит: расизм рекламирует себя как социальную теорию. Ее содержание (представление о «неполноценности» негров) уже не рассматривается как продукт расистских порядков (чем оно является на самом деле), а, напротив, эти порядки изображаются как следствие такого содержания. Она не просто оправдывает рабство как фактическое, исторически сложившееся в силу определенных причин состояние, но доказывает его существование как неизбежное и «справедливое» следствие неустранимых антропологических различий.

Усвоению и распространению расистских представлений способствует еще один предрассудок, глубоко укоренившийся в массовом буржуазном сознании. Буржуазная экономика развивается путем ожесточенной конкуренции. Судьбы людей, участвующих в ней, различны: большинство разоряется, пополняя ряды наемных рабочих, другие, напротив, добиваются «успеха», универсальным выражением которого является собственный капитал. Существует множество факторов, которые предопределяют такое различие судеб миллионов людей; немалое место в нем занимает и личная предприимчивость, которая имеет мало общего с моральными добродетелями. Выигрывает, как правило, тот, кто оказался более жестоким, непреклонным, кто был способен идти на все. Однако в обыденном буржуазном сознании укореняется мысль (она возведена в догму официальной пропаганды) о том, что «успех» свидетельствует о личных способностях и одаренности. Богатый, значит, достойный, умелый, талантливый. Бедный, значит, в чем-то неполноценный, несовершенный. И потому тот факт, что негры занимали низшую ступеньку в социальной иерархии, воспринимался рядовым американцем как очевидное свидетельство неотъемлемо присущей им человеческой неполноценности, а, следовательно, как «объяснение» существующей практики расовой дискриминации и сегрегации. Подобные идеи, естественно, нуждаются в ссылке на «факты». И постепенно была создана целая система «беспристрастных» констатации, «подтверждающих» расистские представления.

Что же это за «факты»? Едва ли можно отрицать, что негры, которых насильно привезли в Новый Свет, отличались от белых американцев: они были представителями другого общества, и их мировосприятие, психический склад, традиции, формы взаимных отношений были иными. Но в конце концов не прошлое определяло их особенности, на которых спекулировали расисты. Вся практика обращения с неграми была направлена на то, чтобы изолировать их от прошлого, как бы воссоздать заново в качестве податливого человеческого материала, наиболее пригодного для рабской доли в буржуазном обществе. Это достигалось разными способами, начиная от судов Линча и травли собаками до намеренного христианского миссионерства и своекорыстной системы поощрений.

И затем эти навязанные качества, особенности поведения и социально-психологического восприятия объявлялись их прирожденными чертами и основанием для системы рабства.

Много, например, писалось об «аморализме» негров, их беспечности в семейных отношениях. Действительно, современная статистика — об этом мы еще будем говорить позже — показывает весьма высокий процент разводов, непрочность браков, большое число внебрачных детей среди негров. Но эти факты нельзя выводить из их «естественных» особенностей. Именно рабство, исключавшее семью как устойчивый элемент общежития, обусловило отсутствие соответствующих традиций на этот счет, и за исторически короткий срок они не могли быть созданы. Имеются и другие существенные особенности в положении нещадно эксплуатируемых негров (высокая безработица среди мужчин, необходимость искать работу вдалеке от родных мест, нехватка средств для содержания семьи и т. д.), которые объясняют эти факты и свидетельствуют о том, что рассуждения о врожденной безнравственности негров — это злонамеренная клевета.

По мере того как на юге страны складывалась система буржуазной демократии, расовые барьеры поднимались здесь все выше и выше. Своеобразным венцом расцвета расизма стало известное решение Верховного суда в деле «Плесси против Фергюссона» (1896 г.), которое на многие десятилетия дало высшую юридическую санкцию системе дискриминации и сегрегации.

Выступая на этом процессе, судья Г. Браун так выразил суть официальной позиции: «Законодательство бессильно устранить расовые инстинкты или уничтожить разделение, основанное на физических различиях... Если гражданские и политические права двух рас равны, одна не может быть неполноценной политически и граждански в отношении другой. Если одна раса является неполноценной в отношении другой социально, Конституция Соединенных Штатов не может поставить их на один и тот же уровень».

 

Именно эта доктрина «равного, но раздельного статуса», ставящая отношение к расам в зависимость от их фактического положения, которое, как мы пытались показать, было обусловлено специфически буржуазными отношениями, вызвала к жизни многочисленные работы социологов, антропологов, политических деятелей, доказывавших превосходство белой расы. Разумеется, расистам южных штатов не было дела до теоретических изысканий: и без них они знали, чего хотят. Но определенные социальные круги нуждались в том, чтобы отношение к неграм было санкционировано данными «беспристрастной» социальной науки. И она этим занялась. Постепенно ширился поток законодательных актов в «стиле Джима Кроу», и вскоре почти вся повседневная жизнь негров оказалась подчиненной системе дискриминации. «Иными словами, решение по делу Плесси было монументальным вкладом юридического законодательства: Верховный суд эффективно улучшил Конституцию США, переписав 14-ю поправку в понятиях и мнениях большинства»*.


1 « Milestones Along The March », р. XVII . 14-я поправка к Конституции (июль 1866 г.) предусматривала предоставление гражданских прав «всем лицам, рожденным или натурализовавшимся в Соединенных Штатах», под которыми подразумевались и негры, хотя слово это в тексте поправки отсутствует. Однако она содержала целый ряд оговорок, которые с самого начала использовались для того, чтобы лишать негров гражданских прав.

Такова была историческая обстановка, сложившаяся к началу нынешнего столетия. Как же она отражалась на самосознании и общественной активности негров, какие моменты стали ведущими в их попытках покончить с наследием рабства? Выяснение этого вопроса следует начать с разбора взглядов влиятельнейшего негритянского лидера той поры Букера Т. Вашингтона.

 

3. БУКЕР Т. ВАШИНГТОН — «АПОСТОЛ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ»


Смысл многолетней общественной деятельности Б. Вашингтона во многом проясняет одно его замечание,сделанное в связи с поездкой в Англию. «Английский слуга, — писал он, — как правило, не ожидает, что станет кем-то, кроме как слугой. И он совершенствуется в своем деле в такой мере, которая недоступна слуге в США. В нашей стране слуга ожидает, что в течение немногих лет он сам станет «хозяином». Какая система лучше? Я не рискую ответить». Б. Вашингтон, весьма чувствительный к признанию собственных добродетелей, на этот раз явно поскромничал. «Ответ» на поставленный им вопрос дает вся его многолетняя деятельность и лихорадочная ораторская практика, фактически направленная на утверждение мысли о том, что в «интересах общества» и в своих собственных слуге следует смириться со своим положением и заботиться лишь о совершенствовании своего искусства. Мы имеем в виду его взгляды на судьбу негритянского народа и наиболее эффективные методы ликвидации последствий рабства.

Разумеется, не следовало бы слишком глубокомысленно относиться к пустяковому дорожному замечанию, если бы в нем не проявилась социальная философия одного из негритянских лидеров, который оказал большое влияние на негритянское самосознание, на понимание самой сути и путей решения негритянской проблемы. «В наше время интенсивного соперничества за лидерство среди негров, — пишет Ч. Зилберман, — трудно представить себе ту полную монополию, которую Букер Т. Вашингтон удерживал в течение почти трети века. Ни один белый филантроп не делал пожертвования в пользу негров, ни один официальный чиновник не принимал решений, затрагивающих их интересы, предварительно не проконсультировавшись с Вашингтоном». Добавим, что ни один негритянский лидер не удостаивался таких восторгов со стороны официальных государственных деятелей, ни в один адрес не неслось такое обилие пышных эпитетов и корыстных комплиментов. Последние годы деятельности Б. Вашингтона протекали в атмосфере аплодисментов, приемов, хвалебцых спичей, газетных сенсаций. Везде он был нарасхват как символ «здорового начала» в негритянской расе.

Для нас взгляды Б. Вашингтона представляют немалый интерес как выражение определенного этапа в социальном самосознании негров, только что официально освобожденных от рабства, как идеологическая доктрина, красноречиво и отчетливо выразившая такое понимание негритянской проблемы, которое будет в тех или иных вариациях постоянно воспроизводиться впоследствии. Воззрения Б. Вашингтона отнюдь не остались в прошлом, они и в наши дни активно участвуют в острой идейной полемике.

Б. Вашингтон был, несомненно, незаурядной личностью. Фанатичная жажда знаний, проявившаяся с юных лет, целеустремленность, готовность идти на любые лишения ради поставленной цели, бесспорный полемический дар и организаторские способности, жесткость и ловкость в обращении с возможными соперниками — без этих качеств внушительная карьера, проделанная им, была бы невозможна. Но это лишь одна сторона дела. Она объясняет, почему именно Б. Вашингтон оказался в роли негритянского «Моисея». Но понять, почему «Моисеем» стал человек именно с такими представлениями о пути негров в «землю обетованную», можно лишь проанализировав специфическую обстановку того времени. Б. Вашингтон не просто талантливый потомок рабов, покоривший белых собственной индивидуальной одаренностью. Это социальный персонаж американской драмы, человек, который оказался подлинной находкой для власть имущих. Как мы увидим позже, Б. Вашингтон не понял социально-классовых причин собственной популярности, и это придало его карьере довольно мрачный характер. Впрочем, разберем все по порядку.

Жизнь и деятельность Б. Вашингтона (1858—1915) приходятся на бурный и сложный период истории южных штатов. Как мы уже говорили, в 70-х годах начинается наступление расистов, складывается система дискриминации и сегрегации, активизируется Ку-клукс-клан, учащаются суды Линча. Это в свою очередь вызывало взрывы возмущения среди негров, оборачивалось кровавыми стычками и бунтами отчаяния. В общем происходила «утряска» социального строя, шли поиски, так сказать, modus vivendi и его адекватного идеологического оформления. С учетом этого только и может быть правильно оценена позиция Б. Вашингтона.

Главную свою задачу он усматривал в том, чтобы найти для негров эффективный способ покончить с наследием рабства и добиться улучшения условий своего существования, которые — и Б. Вашингтон это признает — пока далеки от самых скромных претензий. Между тем, по его мнению, отмена рабства создала широкие и благоприятные возможности для продвижения «вверх» по социальной лестнице и нужно только с толком воспользоваться ими.

Почему же, ставит он вопрос, негры влачат жалкое существование? Дело не в белых, отвечает он, дело в неграх, не имеющих профессионального мастерства, знаний, опыта ведения хозяйства. Именно потому, что они не способны встать «вровень» с требованиями «общества белых», последние отвергают их, не принимают в «дело», не испытывают к ним ни доверия, ни почтения. Поэтому главное, что должно беспокоить негров, — это умение приспособиться к стандартам и требованиям «белого общества», повышение своего образования и практического мастерства. Лишь тогда они смогут приобрести высокооплачиваемую работу, собственность и в конце концов добиться фактического равноправия. «Все будущее негров зависит в значительной степени от того, смогут они или нет сделать себя своим умением, умом и характером столь неоспоримо ценными для сообщества, в котором они живут, что сообщество не сможет обойтись без них». Лишь когда они освоят агротехнику, механику, строительное дело, ведение домашнего хозяйства, они смогут завоевать уважение в глазах белых и заслужить права, которых они пока лишены.

Стремясь показать «реалистичность» своей программы, Б. Вашингтон охотно принимает амплуа социального философа, выводящего практические рекомендации из некоторых ставших ему доступными «законов» развития общества. Само американское общество, постоянно подчеркивал он, ждет практического осуществления выдвинутой им программы. Если ты делаешь дело, полезное для сообщества, говорил Б. Вашингтон, то другие люди будут испытывать к тебе уважение независимо от цвета кожи. Иными словами, негры должны научиться делать то, что является безусловно ценным в глазах белых соседей, — таков путь решения проблемы, соответствующий природе людей. «В человеческой природе имеется нечто такое — и это мы не можем вычеркнуть, — что заставляет одного человека в конце концов признать и наградить заслуги другого человека независимо от цвета его кожи или расовой принадлежности».


Предлагаемая им программа, как полагает В. Вашингтон, соответствует и «более фундаментальному» закону развития общества. «В течение долгого времени, — пишет он, — мир стремится к лучшему, и никакие различия в расах, религии или в прошлом не смогут долго удерживать его от того, что он желает». В этом, по мнению Б. Вашингтона, и состоит гарантия успешности процесса самоусовершенствования. «Ни один человек, который продолжает прибавлять что-либо к материальному, интеллектуальному, моральному благосостоянию места, в котором он живет, долго не останется без справедливого вознаграждения. Это великий человеческий закон, который не может постоянно игнорироваться».

Очевидны теоретическая бессодержательность подобного рода рассуждений, их несоответствие строго научным (а потому и «реалистическим») представлениям о процессе формирования общественных требований. Подчеркивая этот факт, важно понять механизм возникновения данной концепции, увидеть в ней социально обусловленное содержание, а не просто теоретическую беспомощность. Поэтому приведем еще одно суждение, которое, вообще говоря, все ставит на свои места. «Мой опыт таков, —• пишет Б. Вашингтон, — что в человеческой природе имеется нечто, что всегда приводит к признанию индивида и его достоинства, независимо от цвета его кожи». Здесь и выявляется изначальный смысл концепции «нового Моисея» о путях негров в «землю обетованную», своеобразная тайна его идеологической конструкции.

Б. Вашингтон часто говорит языком социального теоретика, объясняющего исторические судьбы негритянского народа. При этом он ссылается на сложившуюся обстановку, на «реалистичность» своего подхода. Однако отнюдь не достоверные знания общественного развития послужили исходным моментом его практических рекомендаций. В их основе лежит особым способом интерпретированный собственный житейский опыт, а моделью исторического движения и перспектив негритянского народа оказывается «рационализация» и возведение в общий закон личной удачливости и той линии поведения, которая ее обеспечила. И когда он торжественно доказывал, что «наверху места хватит для всех», что «полезный труд всегда будет признан и вознагражден», что «нельзя недооценивать своих белых соседей» и т. д., он формулировал не положения, основанные на изучении реальной социально-политической ситуации в США, а просто сообщал миру некоторые истины приобретенной им житейской мудрости, которые «сработали» в его жизни. Само собой понятно, что мы говорим не о мере «сознательности» или «намеренности» данной подстановки, а о реальном факте ее существования.

Путь «наверх» был действительно впечатляющим. Букер (лишь впоследствии он добавил к своему имени Тольяферо Вашингтон) родился рабом в округе Франклина (штат Вирджиния). Точная дата его рождения неизвестна, как и имя его отца*. Его безрадостное детство, ярко описанное в автобиографической книге «Наверх из рабства», ничем не отличалось от участи миллионов детей рабов.
* Сам Букер называет 1858 или 1859 г. Историки настаивают на 1856 г.


Проявив поразительное упорство, Букер овладел грамотой и с полутора долларами в кармане отправился в 500-мильный путь в институт в Хэмптоне. В 1875 г. он окончил его и некоторое время работал учителем в родном штате. В 1881 г. он организовал специальную школу для негров в г. Таскиги*, впоследствии — институт, ставший известным на всю страну. С ним прежде всего и связана деятельность Б. Вашингтона.

* Поэтому часто программу Букера в литературе называют «Таскигийским движением».


Вскоре он приобретает популярность, высшие официальные лица наперебой стремятся выразить ему свою признательность. Букер был весьма неравнодушен к знакам общественного внимания и, рассказывая о них, переходил на взволнованный речитатив. Он с восторгом писал, например, о своем обожании президента Кливленда, великого «в простоте и грубой скромности», .пожимающего руку всем, даже неграм, «слишком великого» для расовых предрассудков. Ему нравились «личные» отношения с сильными мира сего. В таких отношениях он видел закономерный плод собственного упорства и целеустремленности, по достоинству оцененных белыми чиновниками. Но нигде он не ошибался столь недальновидно и непростительно!

Дело было, разумеется, не в его личных достоинствах и не в «общих законах» и «природе» человека. Просто официальная Америка действительно испытывала потребность в Б. Вашингтоне, и дело обходилось без сантиментов и возвышенных идеалов. Именно Б. Вашингтон проникновенно выразил идеи, которые власть имущие ждали от негров. Он призывал к такому решению негритянской проблемы, которое было прямой альтернативой радикальным требованиям негритянских масс и поэтому согревало сердца прежних рабовладельцев. Им был необходим такой велеречивый чернокожий оратор, который «от имени негров» санкционировал бы социальный мир и протягивал бы руку с предложением о «совместной деятельности», нужен был реформатор общества, ^который объективные социально-экономические проблемы и противоречия растворял бы в сентиментальной моралистике и безвредной патетике, призывая к личному самоусовершенствованию и взаимной любви.

Идеи Б. Вашингтона фактически были направлены против организованной общественной активности и самодеятельности негров, против выдвижения радикальных политических и экономических требований изменить существующее положение. Да и само образование он рассматривал как противоядие к увлечению политикой и радикализмом: «В нашем техническом обучении мы имели в виду, что студент будет воспитан таким образом, что он сможет принять условия такими, как они существуют сейчас в той части Юга, в которой он живет, одним словом, быть способным делать то, что мир желает видеть сделанным...».

Не в общественной активности бывших рабов залог их равноправия, утверждал Б. Вашингтон, а в склонности белых его предоставить. Поэтому негры должны не выдвигать особые требования, не противопоставлять их интересам белых, не «раздражать» их, а добиваться их любви и дружбы. «Чтобы утолить жажду, нужно не кричать, а опустить ведро в воду», — говорил он. «Тем из моей расы, кто... недооценивает важность укрепления дружеских отношений с белыми людьми Юга, являющимися их ближайшими соседями, я говорю: «Опустите ведро там, где вы находитесь, опустите его, чтобы приобрести друзей в каждом важном деле среди людей всех рас, в окружении которых вы живете»». Я не отрицаю, подчеркивал он, политических прав, но не они должны быть предметом главной заботы негров. «Я уверен, — говорил он, — что долг негров — как и поступает большинство моей расы — вести себя скромно в отношении политических притязаний, полагаясь на то, что медленное, но надежное влияние, которое проистекает от обладания собственностью, умом и высокими душевными качествами, приведет к полному признанию их политических прав. Я полагаю, что наделение полными политическими правами является делом естественного, медленного роста, а не однодневного акта».

Основное, говорил Б. Вашингтон, создать такую обстановку, чтобы процесс наделения негров правами выглядел в глазах белых не как следствие обострившихся социальных противоречий, не как требование, которое нельзя не выполнить, а как свободный, бескорыстный дар, продиктованный чувством умиления и благодарности. И чем более свободны они будут от давления негров, тем скорее пойдут им навстречу: «Придет время, когда негры получат все политические права, которые соответствуют их способностям и экономическому благосостоянию. Я, однако, полагаю, что возможность свободно использовать эти права не придет в результате внешнего или искусственного принуждения, но будет предоставлена неграм самими белыми южанами, которые и будут защищать их в использовании этих прав. И как только южане избавятся от ощущения, что «иностранцы» или «чужаки» вынуждают их делать то, чего они делать не хотят, я полагаю, что начнутся осуществляться те процессы, о которых я говорю»3. Но до тех пор пока негры не «переделали себя», не усвоили ремесла, они должны «находиться под влиянием тех, кто является их ближайшими соседями». Многие негры, негодует Б. Вашингтон, «не спрашивают совета белых, прежде чем опустить избирательный бюллетень. Это мне кажется неразумным и лишенным основания, и от этого мы должны отходить».

Какова же социально-классовая природа этой программы? Б. Вашингтон постоянно ссылался на «реалистический» и «деловой» характер своих практических рекомендаций. На деле же они были, как отмечалось выше, заведомо утопическими.

Он ссылался на потребность общества в высокообразованных и умелых неграх, уповал на «непременность вознаграждения» за усердие. Но потребности буржуазного общества формируются не абстрактными моральными лозунгами, они отражают реальное соотношение экономических сил, суровую конкуренцию, им присущую. И последующее развитие общества это наглядно показало. Буржуазная экономика нуждалась прежде всего в дешевой рабочей силе, в людях, которых по-прежнему можно было бы нещадно эксплуатировать. Именно бесправное положение негров позволяло предпринимателям в течение многих десятилетий получать высокую прибыль, сохранять невыносимые условия труда на плантациях Юга. И лишь путем политической борьбы можно было изменить это положение.

Б. Вашингтон был прав, когда говорил о том, что негры по своей профессиональной подготовке и образовательному уровню отстают от белого населения. Но когда он уверял, что путь к экономическому процветанию и, как следствие этого, к политическим правам лежит прежде всего через ликвидацию этих недостатков, он сеял злонамеренные иллюзии. Дело в том, что у белых и негров отнюдь не одинаковые возможности даже при наличии одинакового уровня мастерства. И никакое его повышение не может служить средством массового равноправного включения их в «большой бизнес»: оно невозможно при существующей жесткой системе сегрегации и дискриминации, которая осуществляется в сфере образования, так же как и в сфере обслуживания. Расизм в США не просто мнение индивидов, это сложившаяся система социальных отношений, определенная практика обращения с неграми, действующая на всех этажах общества. Бесправное положение негров, в том числе их низкая «деловая» активность, есть закономерный результат проявления этой системы, и если сохраняются неизменными причины ее существования и выдвигается призыв «приспособиться» к ним, то это фактически означает увековечивание неравноправного положения.

 

Главным условием и гарантией осуществления своей программы, отнюдь не без влияния христианских идей, Букер считал закон «всеобщей любви». «Великая человеческая любовь, которая в конце концов признает и вознаграждает достоинства, является вечной и универсальной». И он призывал негров любить белых. Это в обстановке, когда с каждым годом дискриминация становилась все более жесткой, когда пылали костры Ку-клукс-клана и бесчинствовали белые погромщики! Улыбки «личных» «достойных» друзей помешали Б. Вашингтону увидеть эти факты, и он серьезно не рассуждал о них. Правда, он обращался к белым, призывая их полюбить негров, которые «без забастовок и волнений обрабатывали ваши поля, чистили ваши леса, строили ваши железные дороги и города...». Вы, говорил им он, приобретете «в высшей степени терпеливых, полных веры, верных закону и добрых помощников», готовых «отдать жизнь в защиту вас». Но мы уже отмечали, на каких условиях, закрепляющих угнетенное положение негритянского населения, расисты были готовы «любить» своих бывших рабов.

Официальная Америка превосходно понимала социальную сущность красноречия Б. Вашингтона. Любопытен один эпизод. Однажды Букер отправился в Вашингтон просить президента Кливленда приехать в Таскиги. Тот не дал определенного ответа. Но Букеру «повезло». «Как раз перед моим визитом в Вашингтон, — пишет он, — страна была возбуждена во второй раз и негры потрясены в высшей мере, так как в различных местах Юга произошли расовые бунты». И в этих условиях «огорченному президенту» посоветовали поехать в Таскиги, чтобы выразить «свою веру в расу», говоря иными словами, неграм-бунтовщикам противопоставить негров «трудолюбивых», «занимающихся делом», негров, «близких президентскому сердцу». И Кливленд быстро снялся с места, чтобы театрально приветствовать «одного из великих лидеров своей расы» — Б. Вашингтона, который в свою очередь был потрясен скромностью и «дружескими» рукопожатиями президента.


Деятельность и программа Б. Вашингтона — весьма важный этап в становлении идеологии негритянского движения. Он выдвинул целый ряд кардинальных проблем и предложил свои решения, которые стали предметом длительной полемики. На многие из них ответ дало последующее развитие, показав беспомощность его рецептов. Примечательны и судьбы его концепции в настоящее время: ее рьяно защищают крайне правые организации типа «Общества Джона Берча». Но об этом мы еще будем говорить. Пока же ограничимся оценкой, которую деятельности Б. Вашингтона дал У. Дюбуа: «Мы должны возложить на душу этого человека тяжелую ответственность за окончательное лишение негров избирательных прав, упадок негритянской высшей и общеобразовательной школы, за еще более прочное укрепление расово-кастовой системы в нашей стране».

Оценка эта дана человеком, деятельность которого знаменует новый этап и уровень негритянского движения.

 

4. НАЧАЛО ДВИЖЕНИЯ ЗА ГРАЖДАНСКИЕ ПРАВА

Еще при жизни Б. Вашингтона — особенно в начале нашего века — в его адрес стали раздаваться серьезные критические голоса. Повсеместный и все более усиливающийся террор расистов держал в страхе многих негров. Однако репрессии не могли заглушить протест негритянского населения: то там, то здесь вспыхивали бунты доведенных до отчаяния людей. На фоне обостряющихся противоречий становилось все очевиднее, что призыв Б. Вашингтона к отказу негров от активной общественной деятельности фактически означал примирение с существующей кастовой системой. Противники расизма все чаще обращались к более радикальным взглядам на пути решения негритянской проблемы, и в частности к идее Ф. Дугласа о том, что «ассимиляция должна совершаться через самоутверждение». Наиболее влиятельным и решительным оппонентом Б. Вашингтона стал выдающийся негритянский ученый и общественный деятель, один из основателей «Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения» и ее наиболее известный представитель — Уильям Эдуард Беркхардт Дюбуа (1868—1963).

Деятельность У. Дюбуа далеко выходит за рамки этой организации. Видный общественный деятель, редактор, автор многочисленных журнальных статей, эссе, романов, повестей, трудов по социологии, этнографии, антропологии, истории культуры и т. д., Дюбуа, как никто другой, оказал огромное влияние на развитие самосознания негритянской интеллигенции и негритянской культуры.

Остановимся лишь на двух моментах: во-первых, на представлениях Дюбуа о путях освобождения негров, которые он отстаивал в полемике с Б. Вашингтоном, и, во-вторых, на сущности панафриканизма Дюбуа.

У. Дюбуа резко критиковал программу обучения негров, предложенную Б. Вашингтоном, как неэффективную и непрактичную. «Моя оппозиция Вашингтону, — писал он, — основывалась на том факте, что он учил цветных учеников пользоваться инструментами, которые почти всегда выходили из употребления к тому времени, когда они оканчивали школу». Но протест у него прежде всего вызывала идея пассивного «приспособления» негров к существующей обстановке, которая, по его мнению, неизбежно обрекала их на положение людей второго сорта. С целью ликвидировать монополию Б. Вашингтона на представительство негритянского населения и развернуть активную борьбу за «человеческие права, промышленные возможности и духовную свободу» в январе 1906 г. Дюбуа организовал «Ниагарское движение».

«Ниагарское движение» просуществовало недолго. Эта организация, решительно провозгласившая лозунг борьбы за «гражданские и политические свободы», была слабо связана с негритянскими массами и ориентировалась преимущественно на просветительскую деятельность среди них. Это в общем соответствовало тогдашним представлениям Дюбуа. «Я был убежден, — писал он впоследствии, — в необходимости более высокого образования для «талантливых десяти процентов» американских негров, которые, приобщившись сами к современной культуре, могли бы потом повести американских негров к более высокой ступени цивилизации».

Автору этой концепции нужно было пройти долгий путь борьбы, чтобы понять: одного просветительства недостаточно, борьба против расизма может быть успешной лишь в случае активного участия в ней негритянских масс. И только в 1952 г., писал Уильям 3. Фостер, «на основе горького опыта, приобретенного за много десятилетий сотрудничества с оппортунистическими буржуазными элементами, и на основе растущего убеждения в том, что надежной руководящей силой негритянского народа является негритянский пролетариат, Дюбуа отказался от своей теории «талантливых 10 процентов»». Как известно, этот путь поисков истинных путей освобождения негров и социальной теории, которая способна его указать, завершился тем, что на склоне лет У. Дюбуа, всемирно известный ученый и общественный деятель, лауреат международной Ленинской премии мира, вступил в Коммунистическую партию США и уехал в Гану. Здесь он и умер в 1963 г.

Из всей совокупности проблем, стоявших перед неграми, «Ниагарское движение» поставило на первое место борьбу за гражданские права. Конечно, в наши дни, когда политическое самосознание негров достигло высокого уровня и движение против расизма стало действительно массовым, программа борьбы за гражданские права кажется само собой разумеющимся и очевидным требованием. Не следует забывать, однако, что «Ниагарское движение» развернулось в тот период, когда организованное движение негритянских масс делало первые шаги, лишь нащупывало пути своего развития. Это было время, когда негров травили как собак, когда самосуды и расправы над ними стали едва ли не нормой «американского образа жизни», и требование предоставления неграм тех же прав, что и белым, было свидетельством действительного мужества и социальной прозорливости.

У. Дюбуа и его единомышленники сумели постигнуть и ярко выразить одну идею, которая тогда не казалась очевидной даже решительным противникам расизма: никакие призывы к «самоусовершенствованию» и самообразованию, к развитию «черного бизнеса» не имели шансов на успех в атмосфере террора и безнаказанных насилий над негритянским населением. Впоследствии само понимание сути и методов борьбы за гражданские права неоднократно менялось, но такой подход стал основным ориентиром деятельности противников расизма, и лишь на основе борьбы против террора и насилий оказались возможными более радикальные и содержательные программы. В этом огромная заслуга Дюбуа перед американскими неграми.

В 1909 г. была создана «Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения» (НАСПЦН). Дюбуа был избран директором публикаций и исследований, редактором ежемесячного журнала «Крайзис» и в течение 23 лет являлся ведущим деятелем этой организации. К. Кларк писал о Дюбуа: «Он, вероятно, был наиболее значительной фигурой в американском движении за гражданские права в XX в. Его значение заключалось не только в роли, которую он играл в определении направления и методов деятельности НАСПЦН, но и в его способности понять и предсказать больший масштаб американской расовой проблемы».

В многочисленных статьях, книгах и новеллах У. Дюбуа настойчиво выступал за гражданские права негров, внушал неграм чувство гордости за их прошлое, за их достижения. Он высоко оценивал негритянскую культуру, выступал за ее развитие и сохранение. «Я верю в расу негров, в красоту их гения, в величие их души», — писал он. В речи, посвященной 100-летию со дня рождения Дюбуа, М. Л. Кинг говорил: «Доктор Дюбуа понял, что краеугольным камнем расистского угнетения является миф о неполноценности негров, и посвятил свой блестящий талант его разрушению»,

Дюбуа подчеркивал, что положение негров в Америке является частью общей проблемы взаимоотношения «белых европейцев» и цветных колониальных народов. «Проблема XX столетия, — писал он, — это проблема цветного барьера, отношения более темных и более светлых рас в Азии и Африке, в Америке и на морских островах». Он выступал против попыток колонизаторов разделять черных людей, управлять ими в своекорыстных целях, навязывать им представления о собственной неполноценности. Такая практика, писал он, стара, как человечество, и не является изобретением одной расы или народа. Колонизаторы всегда стремились представить свои жертвы как отличающиеся от них по своей душе и телу, силе и уму, расе и происхождению. Пропаганда «неполноценности» цветных, разжигание презрения и ненависти к ним, отмечал Дюбуа, стали своего рода большим бизнесом. Она имеет и свою литературу, и своих жрецов, и, главное, она хорошо оплачивается.

Колониализм и порождаемые им представления о неполноценности «цветных народов» есть явление социально-классовое, и попытка объяснить его в терминах «белые европейцы», «цветные народы», «расы» не является удовлетворительной. Так что здесь У. Дюбуа справедливо указывает на проблему, но еще не выявляет классовой природы движения, способного ее решить. Однако сама идея о связи положения американских негров с положением всех колониальных народов, об обусловленности расистской пропаганды своекорыстными интересами угнетателей свидетельствует о проницательности и социальной трезвости У. Дюбуа, постепенно все яснее осознававшего классовую природу расизма.

С годами Дюбуа все более укреплялся в мысли, что освобождение негров в США тесно связано с положением черных людей во всем мире, а поэтому неграм следует объединиться в своей борьбе; активную роль в ней должны играть и американские негры. Его мысли все чаще обращались к колыбели «черной расы» — Африке. Стремясь придать борьбе негров международный характер, Дюбуа выступил инициатором и организатором панафриканских конференций.

Мы уже упоминали о том, что среди негров нередко выдвигался лозунг «сепаратизма», т. е. отделения от «белого общества». Его защитники часто связывали свои программы с возвращением негров в Африку и в этой связи апеллировали к Дюбуа как к своему вдохновителю. Как правило, эти ссылки неосновательны. Из цельной концепции Дюбуа о путях освобождения негров, в которой имелись и слабые, уязвимые положения, сторонники сепаратизма вырывали отдельные идеи и выражали их в абсолютизированной, крайней форме. Именно так обстоит, например, дело с движением Маркуса Гарви «Назад в Африку». От него Дюбуа решительно и вполне справедливо отмежевывался, подчеркивая, что «возвращение» негров из США в Африку — предприятие ненужное и невыполнимое. Его собственная позиция, говорил Дюбуа, не является «сепаратистским» движением. «Нет оснований полагать, будто те, кто защищает открытие Африки для африканцев, намерены депортировать сколько-нибудь значительное число цветных американцев в эту чужую и в некотором отношении негостеприимную землю. Давайте раз и навсегда поймем, что мы являемся американцами, что мы доставлены сюда первыми поселенцами и что сам тип цивилизации, из которого мы вышли, сделал необходимым полное принятие нами западных обычаев и традиций, если мы вообще хотели выжить. Короче говоря, никто не является столь «туземным», так полностью «сделанным в США», как мы. Абсурдно говорить о возвращении в Африку лишь потому, что она была нашим домом 300 лет назад».

Об этих рассуждениях У. Дюбуа следует особо напомнить потому, что именно в последнее время активизировались идеологи националистического панафриканизма (И. Барака, Р. Иннис, Ст. Кармайкл и др.), которые открыто игнорируют классовую природу расизма и колониализма, отстаивают стратегию, основанную на цвете кожи. При этом они охотно ссылаются на У. Дюбуа, как на своего предшественника. Однако, как подчеркивает Национальный председатель Коммунистической партии США Г. Уинстон, они исходят из реакционных идей М. Гарви и «предают принципы У. Дюбуа», который «борьбу колониальных народов никогда не противопоставлял борьбе против мирового капитализма, для которого «панафриканизм» всегда был антирасистской, антиимпериалистической концепцией».

 

Дюбуа верил в неизбежность краха колониальной системы и'в 1920 г. написал пророческие слова: «Мировая война в первую очередь была ревнивой и жадной борьбой за большую долю в эксплуатации темных рас. Как таковая, она есть и должна быть не чем иным, как прелюдией к вооруженному и гневному протесту этих презираемых и истязаемых людей. Сегодня Япония стучит в дверь справедливости, Китай поднял свои наполовину скованные руки, чтобы делать то же самое, к такой борьбе готовится Индия, зловеще ворчит Египет, негры юга и запада Африки, Вест-Индии и Соединенных Штатов просыпаются от своего позорного рабства. Положит ли, таким образом, эта война конец всем войнам? Может ли она быть концом, пока даже сердца тех, кто взывает к миру, склонны к унижениям и грабежу черных людей? Если Европа разделяет такие заблуждения, это будет не конец мировой войны, а ее начало!». Едва ли в ту пору кому-либо из негров удалось так проницательно предвидеть подъем национально-освободительной борьбы в последующие годы.

В течение нескольких десятилетий НАСПЦН (наряду с Национальной городской лигой*) оставалась главной организацией, ведущей борьбу за гражданские права негров. Строго говоря, это была не организация негров, а организация для негров, слабо связанная с массами и не ставящая перед собой эту задачу.
* Национальная городская лига возникла в 1911 г. и действовала преимущественно в городах; она ставила своей целью помогать неграм, переселяющимся в города, решать возникающие перед ними экономические проблемы. Политических вопросов она, как правило, не ставила. Представление об идеологии и программе этой организации дает недавно опубликованная книга исполнительного директора Национальной городской лиги У. Янга

Р. Банг, игравший активную роль в НАСПЦН, писал: «Национальная ассоциация не имеет массовой базы. Она никогда не принимала размеров крестового похода и даже не пыталась когда-либо по какому-либо случаю собрать негров под свои знамена. Она не воздействовала на общественное сознание, и это суровая истина, что простые негры никогда не слышали об этой организации и ее лидерах. Она продемонстрировала достойное сожаления незнание техники обращения с массами и каналов, по которым призыв может достичь негритянских масс». Аналогичные оценки высказывались и другими лидерами НАСПЦН. Такой характер ее деятельности логично вытекал из того, как лидеры НАСПЦН понимали суть негритянской проблемы и пути ее решения.

В обычном представлении негритянская проблема сводится к взаимоотношению «белых», проводящих расистскую политику, и негров, страдающих от нее. Каков же путь ее решения? По мнению Б. Вашингтона, как мы уже знаем, он заключается в самоусовершенствовании негров. Путь этот, как мы старались показать, является иллюзорным: он фактически оставляет неизменной ту социально-политическую реальность, которая неизбежно воспроизводит расистскую практику и идеологию.

Лидеры движения за гражданские права предлагали иную программу. Негритянская проблема, говорили они, есть в сущности «проблема белых». Она создается сложившейся практикой сегрегации и дискриминации, отношением к неграм, как к людям «второго сорта». Поэтому решение ее состоит в том, чтобы добиться изменения «поведения белых», предоставить неграм гражданские права и тем самым обеспечить им фактическое равноправие.

Сама по себе идея о том, что угнетенное положение негров зависит от действия расистов, является, разумеется, трюизмом, и не в констатации ее проявляется особенность позиции представителей НАСПЦН. Она конкретизируется в их представлениях о путях реализации этой программы. Коренных изменений в положении негров, по их мнению, можно достичь, если покончить с дискриминацией, обеспечить формально-юридическое равенство негров — иными словами, отменить те дискриминационные законодательные акты и установления, которые практикуются в южных штатах. Это, таким образом, тактика использования «законных» механизмов осуществления правовых реформ. Деятельность НАСПЦН велась с использованием различных методов, рассчитанных на то, чтобы придать широкую гласность фактам крайней жестокости и несправедливости, повлиять на общественное мнение и добиться существующих изменений в законодательстве; с этой целью публиковались статьи и отдельные издания, направлялись письма и запросы в законодательные органы, возбуждались судебные дела против лиц, допускавших дискриминационные действия, организовывались мирные марши и демонстрации и т. д.

НАСПЦН, несомненно, сыграла заметную роль в негритянском освободительном движении, хотя ее деятельность носит, как видно, буржуазно-просветительский, реформистский характер. Она способствовала пробуждению социального самосознания негров, подготовке образованных и активных негритянских лидеров. Важно было и то, что НАСПЦН четко зафиксировала существо правовых требований негров. И даже если они оставались без ответа, то это служило основанием для поисков новых, более эффективных путей осуществления социальных требований.

Позже, однако, случилось то, что неизбежно бывает с организацией, слабо связанной с реальным движением масс и не способной поэтому гибко перестраивать свои лозунги в соответствии с изменениями объективной обстановки. Когда-то казавшаяся весьма воинственной, в настоящее время НАСПЦН представляет собой либерально-буржуазную группировку, противостоящую радикальным социальным требованиям и методам действия негритянских масс. Это объясняется тем, что лидеры НАСПЦН неглубоко, односторонне понимали социальную природу расизма, не видели его обусловленности буржуазными общественными отношениями. И если такая позиция имела какое-то историческое оправдание на ранних этапах движения за гражданские права, то постепенно ее ограниченность выступала все более явно.

НАСПЦН, как уже указывалось, прежде всего добивалась обеспечения формально-юридического равноправия, усовершенствования способов законодательной регуляции взаимоотношений между белыми и неграми. В свое время эта проблема действительно была первостепенной, особенно в южных штатах, где кастовая система получила юридически-правовое закрепление. Однако уже с момента отмены рабства начинается миграция негритянского населения, преимущественно в города северных штатов, и этот процесс становится все более интенсивным. Если в 1880—1890 гг. южные штаты покинуло около 60 тыс. негров, то в следующее десятилетие эта цифра выросла более чем вдвое.

Решающее влияние на миграцию негров оказала первая мировая империалистическая война. Разросшаяся военная промышленность потребовала дополнительной рабочей силы, а война прекратила поток эмигрантов из Европы. Нехватка ее стала восполняться в основном за счет негритянских переселенцев с Юга. Избыточная рабочая сила на Юге образовывалась в результате механизации и повышения производительности труда в сельском хозяйстве (особенно после изобретения хлопкоуборочной машины). Все большее число негров лишалось работы и, не находя ее в «сонных» городах Юга, устремлялось на Север. Число негров-мигрантов быстро росло. В 1900—1910 гг. оно составило 270 тыс., а в следующее десятилетие достигло 478 тыс. К этому следует прибавить негров, призванных в армию, большинство которых не хотело возвращаться на юг страны, где процветали расистские порядки. В 1920—1930 гг. число переселенцев с Юга достигло 800 тыс. В результате в 1930 г. уже четверть негров жила на Севере. Эти демографические сдвиги поставили перед неграми новые проблемы, выявили новые формы проявления расизма.

Впоследствии мы будет подробно разбирать и эти новые проблемы, и характер их влияния на движение негров. Сейчас отметим лишь одну сторону дела, помогающую понять односторонность программы НАСПЦН. На севере страны не было тех формально-юридических ограничений негров, которые существовали на Юге, и с точки зрения буквы закона негры здесь обладали теми же правами, что и белые. Но это равноправие существовало лишь на бумаге. Перед негритянскими массами остро вставали проблемы получения работы, жилья, образования, их неравноправие было прежде всего фактическим, и ликвидация его упиралась в сферу экономики. Одним словом, помимо формально-юридической расистская практика проявляется в других областях, и здесь традиционные методы деятельности НАСПЦН мало что давали. Поэтому негритянский протест неизбежно должен был выдвигать новые программы, обусловленные изменившейся обстановкой.

Исторические судьбы негритянского протеста, однако, оказались еще более сложными, поскольку наряду с «интеграционистской» в нем давно уже наметилась линия на «отделение» от «белого» общества.