ИЗ СООБЩЕНИЙ ПРЕССЫ О ПОЛОЖЕНИИ В ЧИЛИ ПОСЛЕ ПЕРЕВОРОТА

Патриция и Адам Гэррет-Шеш рассказали на пресс-конференции в Майами (США): «Мы лично видели, как на Национальном стадионе, где нас держали под арестом, расстреляли 400 или 500 заключенных группами по 10-30 человек.

Супруги Шеш рассказали, как охрана формировала две группы людей, которых заставляли сидеть лицом к стене. «Мы полагали, что одна очередь состояла либо из тех, кого должны были выпустить на свободу, либо из тех, ному уже не грозила смерть, - рассказала Патриция Гэррет-Шеш. - Эту группу вел обычно один часовой, и люди не выглядели встревоженными». Другая группа была под усиленной охраной, и арестованных заставляли держать руки за головой. «Можно себе представить выражение их лиц», - сказала она. Эту группу, которую формировали ежедневно с 15 по 19 сентября, выводили на поле стадиона. И всякий раз, как толькo группу уводили, слышались автоматные выстрелы. «Однажды, когда одну такую группу увели на поле стадиона, - рассказывает миссис Шеш, - я услышала пение «Интернационала». И сразу началась стрельба. Песня начала затихать, все меньше и меньше голосов пели ее, и затем песня оборвалась совсем ... »

«Майами геральд» (США)
25 сентября 1973 года

Венесуэльский студент 22-летний Энрике Маса Карбахаль, обучавшийся в университете в Сантьяго, был арестован в первые 24 часа после военного переворота в Чили. В присутствии группы рабочих и молодых студентов взвод карабинеров приказал Маса Карбахалю бежать. «Ты иностранец, венесуэлец, убегай». Но Маса не подчинился этому приказу, поскольку подозревал, что карабинеры хотели применить по отношению :к нему закон, разрешающий стрелять в арестованного при попытке к бегству.

Тогда жандармы подвели его к стене и расстреляли.

После этого они заявили рабочим, что это было сделано «в назидание».

Каждую ночь войска тщательно прочесывают жилые кварталы. Пока неизвестно точное число погибших с начала операции, но большинство наблюдателей считает, что оно, должно быть, превышает 5 тысяч, так что этот государственный переворот - один из самых кровавых в Латинской Америке с начала этого столетия.

Сотрудник одного посольства рассказывает, что в воскресенье, 16 сентября, в 11 часов утра он наблюдал, как собирают трупы погибших ночью. Карабинеры тащили их на одеялах и бросали в грузовик. Другой дипломат рассказывает, что он видел, как с грузовика, груженного трупами, сбросили их в общую яму, которую сразу же засыпали землей. Третий очевидец, проживающий в одном из народных кварталов, рассказал, что неподалеку от его дома в квартале Эмида, известном тем, что его жители выступили против умеренности Альенде, во время облавы было убито около 400 человек.

«Монд» (Франция),
17 сентября 1973 года

Военная хунта не желает признавать, что после свержения законного правительства Сальвадора Альенде проводились массовые казни. «Мы казнили всего каких-нибудь восемь человек за то, что они стреляли по солдатам»,- заявил корреспондентам полковник Педро Эвинг. Однако это явная ложь. На днях я проскользнул сквозь заднюю дверь в морг Сантьяго, властно и нетерпеливо помахав перед сторожами выданной хунтой корреспондентской карточкой. Перед моими глазами предстала страшная картина: на первом этаже лежало 150 мертвых тел, ожидая опознания родственниками. В слабо освещенном коридоре на втором этаже я увидел по крайней мере еще 50 трупов, наваленных друг на друга.

Большинство было убито выстрелом в упор. Некоторых скосила автоматная очередь. Грудные клетки трупов были рассечены, а потом грубо зашиты - результат вскрытия, сделанного для проформы, кое-как. Это были молодые люди, и, судя по мозолистым рукам, все из рабочих. Среди них было несколько девушек. У большинства были разбиты головы. Я оставался в морге минуты две, не больше, потом быстро его покинул.

На следующий день я вернулся в морг вместе с одним моим чилийским знакомым, чтобы иметь свидетеля, способного подтвердить мой рассказ. Я также прихватил фотоаппарат. Войдя в коридор, я отшатнулся: в лицо ударил тяжелый сладковатый запах разлагающихся трупов ... В момент, когда я начал вытаскивать из-под пиджака фотоаппарат, ко мне с другого конца коридора направился человек в белом. «Что вам здесь надо?», - спросил он. «Ищу туалет»,- ответил я. «Пойдемте со мной»,- сказал человек. Я сделал несколько шагов, потом резко повернулся и ринулся прочь из здания. Он крикнул мне вслед, но догнать не пытался. У меня не хватило мужества попробовать еще раз. Позднее в номере гостиницы мой чилийский друг разрыдался. «Это были мои соотечественники, - повторял он. - Боже мой, что у нас творится!».

Служителей морга предупредили, что их отдадут под суд военного трибунала и расстреляют, если они проговорятся о том, что происходит. Однако женщины, которые приходят в морг каждый день, чтобы опознать тела родных и знакомых, говорят, что на первом этаже ежедневно появляется 100-150 трупов. А я сумел получить через дочь одного служителя точную цифру: за 14 дней с момента переворота, сказала она мне, через морг «прошло» 2 тысячи 796 мертвых тел.

Никто не знает, сколько еще убитых было сброшено в воду или просто зарыто. Один могильщик с местного кладбища рассказал мне, что тела собирали с помощью вертолета в пунктах оказания первой помощи в центре Сантьяго, а затем увозили, чтобы сбросить в море. Как сообщил мне один священник, через несколько дней после переворота он сумел проникнуть в Технический университет Сантьяго, где бои были особенно тяжелыми. Он увидел 200 трупов, наваленных горой друг на друга. Подобные рассказы слышишь в Сантьяго повсюду, и, хотя информацию о том, что происходит в других частях Чили, добыть почти невозможно, есть основания полагать, что в других городах идут подобные расправы. Только подсчет трупов, поступивших в морг, показывает, что в одном лишь Сантьяго режим убивал по крайней мере по 200 чилийцев в день. Ужасающая цифра.

Почти все без исключения жертвы были родом из «побласьонес» - районов трущоб, кольцом окружающих столицу, где живет не меньше половины 2-миллионного населения города. Во время 3-летнего пребывания у власти администрации Сальвадора Альенде бедняки из этих кварталов стойко держали сторону правительства, ибо «ротос» круто повернула к Альенде. Несмотря на инфляцию, они стали зарабатывать достаточно денег, чтобы иметь возможность приобрести «предметы роскоши», о которых ранее не смели и мечтать: новую одежду, радиоприемники, телевизоры, холодильники.

Общественные центры по распределению продуктов питания в «побласьонес» всегда хорошо снабжались. Вероятно, хунта считает, что, раз жители этих районов твердо поддерживали правительство, они могут примириться с фактом его свержения только под страхом террора. В результате руководители «побласьонес» теперь расплачиваются жизнью за свою приверженность правительству Альенде. Террор не миновал ни одного квартала.

Я разговаривал с тремя женщинами из «побласьонес» Пинсойа. Одна из них, мать двоих детей, поведала мне страшную историю: «Солдаты ворвались к нам 6 октября. В квартале, где мы жили, они согнали вместе 50 человек и сторожили их, пока за своей добычей не пришел полицейский лейтенант. Увидев моего мужа, офицер сказал: «Теперь вы поплатитесь за все, что натворили. Карабинеры забрали мужа и с ним еще нескольких человек в полицейский участок. Остальных увели солдаты».

Трое суток она и другие женщины Пинсойа искали своих мужей по полицейским участкам и на двух футбольных стадионах, где томились тысячи людей. И только узнав, что 17-летний паренек из их квартала был найден в морге с простреленными головой и грудью, они пошли туда, чтобы взглянуть на список. Там они увидели имя мужа этой женщины в числе имен других мужчин. Я присоединился к похоронной процессии плачущих женщин и детей. Они провожали к могилe три гроба. Мне сказали, что карабинеры схватили трех юношей - в возрасте 18, 19 и 20 лет. Сержант заявил, что освободит их, если они уплатят семь тысяч эскудо. Соседи собрали деньги на выкуп молодых людей, и они вернулись домой. Однако два часа спустя за ними пришел патруль карабинеров. Больше о них ничего не было слышно, пока родственники не обнаружили имена юношей в списках морга. Тело одного было так изрешечено пулями, что его с трудом одели для похорон. Судьба двух других была еще стpaшнee. В Чили на крышке гроба делается окошечко, чтобы можно было видеть лицо умершего. Одна женщина открыла для меня окошечки двух гробов. У трупов не было голов.

Орландо Контрерас, живущий в «побласьон», Хосе Мариа Каро с женой и семью детьми, каждую минуту ждет со страхом стука в дверь. Контрерас работал в Управлении социального развития Сантьяго - учреждении, возбуждающем особую ненависть режима хунты. И он хорошо сознает, какой опасности подвергнется, если солдаты придут за ним. В день переворота, рассказал мне Контрерас, он и его сыновья видели, как после короткой схватки с карабинерами из здания школы солдаты вывели десять учеников старших классов с руками на затылке. Их заставили лечь на землю лицом вниз, а затем полицейский прошел вдоль распростертых тел, поливая их огнем из автомата.

В соседний «побласьон» Викториа пришли солдаты в поисках священника-голландца из Сантьяго Тиссена. Однако жители квартала вовремя предупредили Тиссена. Разъяренные солдаты из пулемета изрешетили церковь, вдребезги разнесли алтарь и разгромили домик священника. Не приходится сомневаться, что хозяина, окажись он в руках солдат, постигла бы смерть.

Историям о зверствах нет числа, и жители бедных кварталов полны ужаса. Многие боятся даже общаться с семьями, члены которых каким-либо образом были связаны с правительством Альенде: состояли в какой-либо из партий Народного единства, участвовали в профсоюзном движении либо работали в центрах по распределению продуктов питания. «Они убивают всех, кого хотят», - с горечью говорит Контрерас.

Из статьи Джона Барнса.
«Ньюсуик», Нью-Йорк.
8 октября 1978 года

На прошлой неделе в морге Сантьяго было найдено тело Фрэнка Теруджи, 24-летнего студента экономики из Де Плейнз, штат Иллинойс. Несмотря на то что военные власти отрицают какую бы то ни было причастность к его смерти, сосед Теруджи по комнате Дэвид Хаттауэй, 24-летний студент социологии, заявляет, что 20 сентября в их комнату ворвались карабинеры. Полиция, которая, возможно, подозревала студентов в том, что они являются иностранными экстремистами, переворошила всю квартиру и отправила обоих студентов на Национальный стадион Сантьяго, на котором до сих пор содержатся 5 тысяч политических .заключенных. Хаттауэй видел последний раз своего друга, когда охранники увели Теруджи из камеры. Врач засвидетельствовал, что Теруджи погиб от пулевого ранения.

«Тайм», Нью-Йорк. 15 октября 1973 года

Архитектор Хорхе Лекаро свидетельствует: «Сегодня утром я видел два трупа в реке Мапочо. 11 часов. Все проходят мимо, посмотрят быстро, а потом делают вид, что не видели трупов. Их наверняка убили ночью. Каждую ночь вы слышите выстрелы, но газеты, радио и телевидение под цензурой, поэтому они не могут сказать вам, что происходит. Где я - в Чили или в какой-то банановой республике? .. 50 лет борьбы за интересы народа остановлены. Они сжигают книги точно так, как в Германии в 30-х годах... »

«Ньюсуик». Нью-Йорк,
1 октября 1973 года

.

.

Военная префектура города Вальпараисо официально объявила, что в воскресенье судно «Майпо» покинуло этот порт в направлении неизвестного «надежного пункта национальной территории» с большим количеством видных представителей свергнутого правительства на борту.

Архитектор Хорхе Лекаро свидетельствует: «Сегодня утром я видел два трупа в реке Мапочо. 11 часов. Все проходят мимо, посмотрят быстро, а потом делают вид, что не видели трупов. Их наверняка убили ночью. Каждую ночь вы слышите выстрелы, но газеты, радио и телевидение — под цензурой, поэтому они не могут сказать вам, что происходит. Где я — в Чили или в какой-то банановой республике?.. 50 лет борьбы за интересы народа остановлены. Они сжигают книги точно так, как в Германии в 30-х годах...»

«Ньюсуик», Нью-Йорк, 1 октября 1973 года

Сегодня военная хунта запретила крупнейшую профсоюзную организацию в Чили... Другим декретом сняты мэры всех городов и все члены городских советов по всей стране и указано, что людей на эти посты назначит хунта. Вполне вероятно, что этими людьми будут бывшие военные офицеры. В столице Чили Сантьяго новым мэром назначен полковник в отставке Герман Сепульведа. «Политики уже много поработали в этой стране,— сказал генерал Вашингтон Карраско Фернандес, командир 3-й пехотной дивизии.— Теперь будет только справедливо, если они отдохнут подольше».

«Нью-Йорк таймс», 26 сентября 1973 года

Левые газеты запрещены, а в отношении антимарксистских газет установлена цензура, которая не позволяет даже малейшей критики в адрес правительства. Кроме программ новостей, которыми распоряжается хунта, радиостанции обязаны несколько раз в день передавать бюллетени, подготовленные вооруженными силами.

«Нью-Йорк таймс», 26 сентября 1973 года

Марксистские газеты и радиостанции были запрещены. Оставшиеся журналы лишь, как попугаи, повторяют официальные заявления и подвергают нападкам свергнутый режим. Военные цензоры сидят во всех редакциях газет, но, возможно, они и не нужны, поскольку редакторы этих газет разделяют их взгляды.

«Нью-Йорк таймс», 28 сентября 1973 года

По приказу путчистов разрабатывается новая «конституция», которая предусматривает непосредственное участие военных в руководстве страной.

Согласно заявлению генерала Ли, новая конституция будет объявлена декретом и обеспечит, чтобы военные имели «представительство в законодательных органах». «Нам нужна конституция, которая гарантировала бы нашу страну от марксизма»,— сказал он.

«Нью-Йорк таймс», 28 сентября 1973 года

.

Военная хунта в Чили отдала распоряжение изъять и уничтожить все школьные учебники, которые, по ее мнению, могут оказать «определенное идеологическое влияние» на школьников. Были закрыты все восемь университетов и их филиалы в провинции. Затем новыми ректорами назначили военных. Проводимая хунтой «реорганизация» университетов предусматривает, в частности, закрытие факультетов социологии, журналистики и педагогики. Дипломы выпускников этих факультетов объявлены недействительными.

Военная администрация университета, расположенного в чилийском городе Консепсьоне, официально объявила об исключении 6600 студентов из этого учебного заведения. Об этом сообщил назначенный хунтой ректор университета капитан 1-го ранга Гильермо Гонсалес Бастиас.

Бывший ректор университета Эдгардо Энрикес, который занимал пост министра просвещения в правительстве Сальвадора Альенде, находится в заключении на острове Досон, у южной оконечности страны.

В течение ближайших восьми месяцев в Чили будет сохранено осадное положение. Об этом заявил совершающий поездку по южным провинциям страны глава чилийской военной хунты генерал Пиночет. После отмены осадного положения, по словам генерала, в Чили сохранится «состояние внутренней войны», по которому вся власть по-прежнему будет принадлежать военным и будут действовать военные трибуналы.

По сообщениям Пренса Латина

По всей Чили объявлено, что каждый, кто сообщит властям о местопребывании политических деятелей режима Альенде, получит вознаграждение в 1500 тысяч эскудо, а также все деньги, которые будут обнаружены при арестованном в момент задержания. Портреты лиц, попавших в «черные списки» хунты, периодически показывают по телевидению и публикуются в печати.

«Ультимо оро», Лима

«В Чили больше не будут проводиться выборы. Это лишь пустая трата времени, энергии и денет... Восстановление политических партий и свободы печати также не будет разрешено... Сейчас не время для дискуссий, диалогов, собраний, форумов и дебатов в конгрессе». Так заявил представитель хунты генерал ВВС Густаво Ли.

Генерала Ли спросили, когда Чили вернется к представительному правительству. «Я думаю, что десять лет — это слишком долго. Но я не уверен, что мы сможем управиться в пять лет. Мы не хотим находиться у власти вечно. Однако мы чувствуем, что раз уж мы пролили столько крови, то надо оставить нашим преемникам и всем чилийцам страну свободную и демократическую»,— ответил генерал.

«Тайм», 20 октября 1973 года

.

Чилийская хунта объявила «недействительными» списки избирателей, принимавших участие в парламентских выборах в марте 1973 года. Этот новый акт произвола она оправдывает лживыми обвинениями в адрес свергнутого путчистами народного правительства. Известно, что на мартовских выборах кандидаты от партий коалиции Народное единство получили 43,4 процента голосов, что позволило ей увеличить свое представительство в законодательном органе Чили. Маневр чилийской военщины ставит целью придать видимость «законности» путчу и последовавшим за ним жесточайшим репрессиям против демократических сил страны.

ТАСС

Даже после того, как цензура была смягчена, три журналиста — Марлис Симон из «Вашингтон пост», Жорж Дюпуа из «Фигаро» и Пьер Кальфон из «Монд» были арестованы за корреспонденции, которые они написали.

«Тайм», США, 1 октября 1973 года

Военные власти допросили корреспондентов «Вашингтон пост» и французской ежедневной газеты «Фигаро» по поводу их корреспонденции, а сегодня шесть карабинеров явились в дом корреспондента «Ньюсуик» Дуайта Портера, конфисковали его книги и журналы.

Левые — как чилийцы, так и иностранцы — делают отчаянные попытки найти убежище в иностранных посольствах. Но вокруг большинства посольств поставлены часовые.

«Нью-Йорк таймс», 21 сентября 1973 года

Septembre chilien ЧИЛИЙСКИЙ СЕНТЯБРЬ (часть 3) Похороны Пабло Неруды

Документальный рассказ чилийского патриота, чудом вырвавшегося из рук палачей

По-моему, он до сих пор еще не верит, что все уже позади. Вернее, не может и никогда пе сможет забыть. Потому что он — один из тех, о ком говорят: прошел сквозь ад. Да, он чудом, остался в живых. Молодой, совсем молодой симпатичный парень, протянув при знакомстве руку, невольно осекся: «Извините, если не почувствуете моего рукопожатия — перебиты сухожилия». Он назвал мне свое настоящее имя — имя одного из известных вожаков комсомола Сантьяго, но по его просьбе я пе могу его обнародовать: там, в Чили, еще томятся в одном из концентрационных лагерей его мать и брат. Поэтому воспользуемся его нынешней партийной кличкой— Роберто Максима Кастро Гон-салес.

То, что вы сейчас прочтете, — документальный, записанный на магнитофонную пленку рассказ Роберто. Я не изменил в нем ни слова,

Я — учитель одной из начальных школ в одной из коммун Сантьяго. Родился в чилийской столице 10 ноября 1953 года. В семье нас 13 детей. 11 сентября 1973 года вместе с одним товарищем, тоже преподавателем, направился на работу. Шофер автобуса, в котором мы ехали, включил радиоприемник. Передавали последние новости. Мы сразу поняли, что происходит, и пересели в другой автобус, который шел в промышленный сектор Сантьяго — Кордон Серильос. Мы договорились заранее, что при подобной ситуации — а мы понимали, что она может наступить,— местом встречи для нас должен быть завод пластических масс «Чиф».

На заводе нас собралось человек сто — рабочие, студенты, жители поселка, пришедшие сюда. Мы организовали оборону. Через полчаса завод был полностью окружен. Начались вооруженные столкновения с фашистами, которые пытались взять завод. Солдаты стреляли, мы отвечали. На всех оружия не хватало, но мы сумели организоваться. Шла сильная перестрелка в течение почти десяти часов. На следующий день нас осталось не больше пятидесяти. Даже меньше. Сдаваться мы не хотели, но человек 30—35 все же не выдержали и пошли к выходу — без оружия, руки за голову, в рабочих комбинезонах. Они подходили к главному входу, к воротам завода, когда по ним дали несколько очередей с двух сторон. Многие из товарищей были убиты.

Военные все же захватили завод. Нас раздели до пояса, приказав заложить руки за голову. У выхода с завода мы увидели гору изуродованных трупов, а на земле — следы крови. Нам приказали лечь на землю в ожидании грузовика, который должен был увезти нас.

Когда подошел грузовик, нас подняли ударами прикладов. Один из товарищей попытался выхватить у солдата автомат. Нас подтолкнули вперед, а товарища стали жестоко избивать ногами и прикладами. Так он и остался лежать на земле. Нас повезли в район, где находился спортивный комплекс с полем для родео, превращенный путчистами в концентрационный лагерь.

Меня вызвали на первый допрос только через 15 дней. В комнате с зашторенными окнами находились четыре представителя ВВС, один общевойсковой офицер и один гражданский. Я был совсем голый, меня усадили в кресло и сразу стали перечислять мои «преступления»: намерение убить руководителей национальной партии или оппозиции в моей коммуне, подрыв водопровода, участие в заговоре «план Z ». Я все это отверг: меня избили до потери сознания.

Затем меня повели на второй допрос. К этому времени у военных прибавилось орудий пыток. Было у них что-то вроде сварочного аппарата, к которому подведен ток, а у оголенных проводов — тиски типа наручников.

Однажды утром нас вывели и заставили бегать. Во дворе я увидел больше десяти женщин, остриженных наголо и лишенных одежды. Солдаты нам с усмешкой сказали, что это нервнобольные. Но это была ложь, некоторых из них я узнал — это были коммунистки и социалистки. Их тоже заставляли бегать, подгоняя прикладами и кожаной плеткой. Одна из них обессилела и упала. Ее начали бить ногами и прикладами. Другой женщине, обессиленно опустившейся на землю, мы решили подать кувшин с водой. Но офицер рассвирепел и сильно ударил товарища, который поднес ей воду. «В Чили марксистов не обслуживают и воду им не дают, их всех уничтожают»,— зарычал он. Женщину опять стали бить.

В середине октября нас всех собрали во дворе, и лейтенант сказал, что завтра приедет представитель ООН. Лейтенант предупредил: «Не жаловаться, а если кто-то хоть слово скажет, его немедленно расстреляют». Лейтенанта звали Христиан Майнестаньо, он офицер танковой академии из Антофагасты, который проходил службу в Сантьяго. Но представитель так и не приехал.

В конце октября или начале ноября, не помню точно, меня повели на третий допрос. Я сразу увидел тот самый электроаппарат. Били меня очень сильно по дороге из камеры. Опять — пятеро были в форме и один гражданский. И был еще с ними, как я потом узнал у охранника, начальник воинской части майор Ганс Сепело Вевер, бывший военный атташе Чили в Западной Германии. Он допрашивал, я молчал. Майор Сепело рассвирепел и сбил меня с ног.

Он усадил меня снова, приказав, чтобы пытали током и чтобы убили «эту марксистскую собаку, лгуна и вора». От электроаппарата шел шнур, заканчивающийся чем-то вроде плоскогубцев, в которых была тонкая игла для инъекций. Ею начали колоть меня, стали загонять эту иглу под ногти рук и ног. Я думал, что умираю. Ртом пошла пена. Дали соленой воды. Меня рвало. Затем опять загоняли иглу под напряжением под ногти рук и ног, в запястье, в предплечье, в пах. Тонкая иголка такая, но больно было очень. Привязали меня крепко, чтобы не вырвался и не упал на пол. Крепко связали и начали бить меня молотком по щиколоткам, по рукам, по пальцам. Сеньор офицер действительно со мной не шутил. Затем приказал отнести меня в камеру, чтобы я там околел. Взял иголку и на прощание всадил мне ее в живот. Электрический разряд был очень сильный, и я потерял сознание. Голова кружилась, тошнило меня всю ночь. Рвало кровью. До сих пор я чувствую боль, до сих хромаю на правую ногу, рука не действует.

Там, в концлагере, нам не оказывали никакой врачебной помощи, хотя представителям Красного Креста заявляли, что есть врачи. Мы ни разу ни видели не только врача, но даже фельдшера.

Почти каждую ночь мы слышали автоматные очереди: это расстреливали наших товарищей. К тому времени уже начали искать по камерам секретаря Союза коммунистической молодежи коммуны, то есть меня. И вскоре меня вывели из камеры во двор, и тогда я увидел уполномоченного Социалистической молодежи в моей коммуне. Он узнал меня, я его, но мы не подали виду. Нас схватили, скрестили за спину руки и новели. В каком-то углу остановили, и мы увидели там нечто вроде таза, наполненного нечистотами и отходами. Офицер, тот же лейтенант, приказал нам как руководителям в последний раз «выкладывать все, что мы знаем о заговоре сторонников Альенде и планах коммуны». Мы ему сказали, что ни о чем таком не слышали абсолютно ничего. Тогда он приказал сержанту: «Свяжи-ка мне этих молодчиков и подвесь их как следует, пока языки не развяжут». Нам связали веревкой ноги и стали поднимать вниз головой, прокрутив веревку через блок. Руки у нас были связаны. При этом офицер повторял: «Будете говорить?» Мы молчали. Нас медленно опустили головой прямо в таз. Офицер приказал сержанту открыть нам отверткой рты. Мы молчали.

...Я был уверен, что меня убьют, и даже был бы рад, если бы меня убили. Я не мог больше выносить пытки, потому что уже сходил с ума, не мог и не хотел даже разговаривать. 11—12 ноября нам сказали, что через день-два должен состояться суд над теми, кого схватили на заводе, и что мы предстанем перед военным трибуналом.

В этот день нас повели на суд, выдав грязную одежду. Но перед судом еще раз избили. В суде находилось несколько военнопленных, два летчика и один полковник из карабинеров. И как вы думаете, кто же был судья? Тот же майор Ганс Вевер, который допрашивал нас некоторое время назад. Мне не дали сказать ни единого слова, а зачитали «приговор» и сразу же увели. Они решили сослать меня в Якабу — это на севере, в районе расположения первой армейской дивизии. Срок заключения — 36 лет. «Объяснили», за что — «за просветительство и пропагандистскую деятельность, незаконное хранение оружия, за экстремизм, убийство военных и участие в «плане 2»».

Все это мне зачитали, не дав и слова сказать. Защитника у меня не было. Отвели меня обратно в конюшню. Было это 18 ноября. Той же ночью нас повели в туалет. Кстати, делали это, когда офицеры «были в духе». На этот раз охранники «были в духе». Один из них — военный, заметно выпивший, еле на ногах держался. Неподалеку, метрах в ста, у печки грелись еще пять-шесть военных. Они выпивали.

Мы все шестеро из камеры направились к туалету, в конце коридора, а охранник, как мы увидели, пошел к своим. И тут кто-то из нас сказал: «Товарищи! Это — минута жизни или смерти. Надо решаться». Мы увидели люк сточной канавы. Один товарищ пояснил, что там должен быть выход. Но где он? В углу мы заметили кучу одежды и обуви, валявшейся в грязи.

Мы быстро оделись. Я надел на себя какой-то джемпер, брюки и ботинки. Товарищи сделали то же самое и стали пролезать в люк. Стали спускаться. Я пошел третьим. Мы, как смогли, закрыли за собой крышку получше изнутри. Ноги скользили по сточной трубе, мы ползли на четвереньках. Было много грязи. Но вскоре мы почувствовали струю свежего воздуха. Мы проползли уже наверняка 30—35 метров, но не знали, куда выйдем. Труба начала сужаться. Метров пятнадцать шла ее узкая часть, мы ползли в сплошной грязи. По нас прыгали крысы, насекомые. Воздуха не хватало, но мы ползли дальше.

Через метров сорок труба снова начала расширяться. Мы двинулись быстрее. Наконец мы очутились на площадке, откуда влево и вправо шли тонкие трубы. Мы поняли, что нужно искать выход здесь. Будущее не предвещало нам ничего хорошего: мы понимали, что, подняв крышку люка на выход, можем столкнуться лицом к лицу с военными и быть расстрелянными на месте. Не знали, что делать. Тогда один товарищ сказал: «Я подыму крышку и посмотрю, где мы». Он поднял крышку и увидел, что выход окружен густым кустарником. Небо светлело. Наступал рассвет. Мы выбрались. Рядом был забор, за ним спортивное поле. Мы дождались утра. Не верили, что удастся выбраться. Думали, что нас сейчас схватят и расстреляют. В шесть утра с небольшим началось движение на дорогах, но на нашей дороге, неасфальтированной, машин не было. Мы простились друг с другом. Из шестерых я и еще один товарищ не были женаты. Остальные решили возвращаться домой к семьям. Мы расстались, не сказав, куда кто идет: на всякий случай, если кого схватят, чтобы не проговориться.

Я пошел один и вскоре вышел к железной дороге у международной выставки, напротив поселка Вилья Мехико.

Продвигаясь вдоль железнодорожного полотна, я добрался до этого поселка и направился в сторону дома одного нашего товарища по партии. Пришел к нему, и он мне рассказал, что домой идти поздно, дом уничтожили и убили одного моего брата. Мать арестовали и бросили в тот же лагерь, где был и я, но я ее ни разу не видел. Моей матери 58 лет. Она была в коммуне председателем правления по снабжению и контролю за ценами. До сих пор я не знаю, что с ней.

Ночь я провел у товарища. Затем меня и еще двоих, как я, решили переправить в какое-нибудь посольство, где мы могли бы получить политическое убежище и затем уехать из страны. Объяснили, что это будет сложно, так как посольства усиленно охраняются. Сказали, что доведут нас и оставят за полквартала от посольства. И вот мы пошли. Выждав, когда постовой у венесуэльского посольства отошел на полквартала, мы перепрыгнули через забор.

Это была первая минута свободы. В посольстве оказалось много врачей. Некоторые из них тоже были политическими беженцами. Меня осмотрели, сказали, что я плох, что сильно пострадал от внутреннего кровоизлияния и что нуждаюсь в немедленном переливании крови. Язык у меня был в ожогах от сигарет, которыми меня пытали. Он до сих пор в шрамах. Я не мог ни говорить, ни есть. Мне давали жидкую пищу, чтобы не кровоточил язык.

В этот же день мне сделали небольшое переливание крови на скорую руку, у них не было всех необходимых приборов. В общем я пробыл в посольстве около двух месяцев, почти все время прикованный к постели. Я пользовался помощью всех, кто был рядом.

Три раза чилийская хунта отказывала мне в разрешении на выезд. Мы развернули в посольстве движение солидарности за освобождение из тюрем и концлагерей политических заключенных, членов партий блока Народное единство, и в первую очередь товарища Луиса Корвалана. В двадцатых числах декабря нам объявили, что мы поедем на Кубу, но не сказали, когда.

Наконец пришел день отлета. Нас было много, мужчин и женщин, человек сто. 21 января специальным рейсом из Сантьяго мы прибыли в Гавану. Когда вступили на кубинскую землю, мы плакали. Я сразу же был направлен в больницу. Меня отлично лечили, и вскоре я почувствовал себя лучше.

Заканчивая, я хочу сказать, что мы хоть и попали в несчастье, потеряли наше народное правительство, но не отступили. Я видел, что, несмотря на оскорбления, унижения, пытки, которым мы подверглись в концлагере, мы не пали духом. Мы ни за что не предадим нашего дела, даже под дулом автомата. Борьбу мы никогда не прекратим. Там, находясь в заключении, мы обсуждали наше положение, ничем, по сути дела, не отличавшееся от положения узников фашистских лагерей. Мы не дадим запугать себя пулями. Мы не будем молчать. Мы будем бороться.

Вот и все, товарищ. Передайте нашим советским друзьям, что патриоты Чили знают о солидарности вашей страны с нашей борьбой. Знают о требованиях советского народа освободить Генерального секретаря Коммунистической партии товарища Луиса Корвалана и других руководителей, томящихся в тюрьмах. Несмотря на запреты хунты, все чилийцы ежедневно в восемь часов вечера тайком слушают радио Москвы, голос правды, и на следующий день передают эти известия из уст в уста.

Мы хотим рассказать всему миру правду о Чили, о том, что видели и пережили я, мои товарищи и тысячи других чилийцев. Пусть все знают, что делает генерал Пиночет, последыш Адольфа Гитлера. Для нас, чилийского народа, международная солидарность — огромная сила. Спасибо всем. Мы не сломлены. Мы будем бороться и победим.

Соб. корр. «Известий» В. БЕРНИКОВ
«Известия», 22 и 27 февраля 1974 года

.

---

В марте 1974 года в столице Финляндии Хельсинки состоялась первая сессия Международной комиссии по расследованию преступлений чилийской военной хунты. В ее работе участвовали около 50 человек из 30 стран - парламентарии, юристы, ученые, общественные деятели. С показаниями перед членами комиссии выступали очевидцы и жертвы террора.

Говорит Рут Крисе.

Ее муж, Эрнан Энрикес, руководил больницей на юге страны в городе Темуко. Это был великолепный врач, но стипендии Международной организации здравоохранения он проходил научную стажировку в США. Это был энтузиаст своего дела, стремившийся наладить здравоохранение в крестьянских районах юга. Но доктор Эрнан Энрикес снискал не только любовь, но н ненависть. Руководство коллегии врачей издавна отличалось крайней реакционностью. Оно встретило в штыки намерение Сальвадора Альенде, врача по профессии, поставить медицину на службу народу, сделать лечение доступным для трудящихся. Это означало ущемление привилегий для тех, кто желал служить только представителям господствующих классов. Не случайно руководство коллегии врачей оказалось в первой шеренге сил, благословивших военщину на мятеж. Они спровоцировали забастовку, которая распространилась и на Темуко.

Эрнан Энрикес, его жена — тоже врач, многие их коллеги выступили против такой антигуманной меры, как забастовка медиков. Тогда посыпались угрозы: «Скоро вы получите Джакарту!» Путчисты из числа интеллигентов знали о масштабах той резни, которая была учинена на другом континенте.

Уже в день путча кресло доктора Энрикеса занял в качестве «военного представителя» хунты один из застрельщиков забастовки врачей, Хорхе Вердуго. На испанском языке его фамилия означает «палач», и это оказалось не просто случайным совпадением. Хорхе Вердуго красовался в погонах капитана, в военную униформу облачился и адвокат латифундистов, злейший противник аграрной реформы Альфонсо Подельч, присутствовавший на первом допросе доктора Энрикеса в военной прокуратуре еще до его ареста. Потом — домашний арест, отключение телефона, обыск, и наконец карабинеры увозят доктора Энрикеса в тюрьму на базу военно-воздушных сил, где командир майор Андрее Пачеко. Он цинично заявляет Рут Крисе, что ее мужа отбили «партизаны», похитившие 20 тысяч мундиров карабинеров. Ложь настолько шита белыми нитками, что Рут Крисе продолжает настаивать: где ее муж? И тогда взбешенный майор выплевывает слова: «Твой муж — убийца, он худший враг вооруженных сил и получит по заслугам».

Тем временем друзья Рут Крисе доверительно сообщают ей правду: в результате пыток состояние здоровья доктора Энрикеса очень тяжелое, его даже пришлось оперировать. А потом последняя весть: доктора Энрикеса истерзали до смерти, он скончался от перелома позвоночника. Вместе с ним были убиты и другие врачи. Но хунта продолжает фабриковать фальшивки. Радио Темуко официально сообщает, что пятеро заключенных, и в их числе доктор Энрикес, пытались похитить вертолет и были убиты «при попытке к бегству». Под этим лживым предлогом хунта умертвила тысячи людей.

Семья Энрикеса просит выдать его тело. Адвокат Альфонсо Подельч, ставший прокурором, заявляет: «Как военный преступник он был похоронен в тайном месте».

Доктор Эрнан Энрикес оставил благодарную память в сердцах своих земляков. И еще он оставил четверых детей. Младший из них — Марсело — родился, когда его отца уже не было в живых...

ДИКТАТУРА

Военная хунта, пришедшая к власти в результате военного переворота состояла из 4 человек: генерал Аугусто Пиночет - главнокомандующий вооруженными силами Чили, адмирал Хосе Торибио Мерино - командующий военно-морскими силами, генерал Густаво Ли - командующий ВВС; генерал Сесар Мендоса - командующий корпусом карабинеров.

Через некоторое время генерал Густаво Ли получил отставку, министр внутренних дел генерал Оскар Бонилья погиб в авиакатастрофе при невыясненных обстоятельствах, адмирал Мерино был лишен всякой реальной власти.

Летом 1974 года был принят декрет-закон № 527 "О юридическом статусе правящей хунты", в котором генерал Пиночет провозглашался "верховным носителем власти".

Далее - несколько сообщений различных СМИ о первых месяцах правления хунты.

КОМУ ОНИ СЛУЖАТ

Автор публикуемой ниже статьи — бывший редактор органа Ц.К Компартии Чили газеты «Сигло», известный чилийский писатель и журналист.

За четыре месяца, минувшие с тех пор, как военная хунта захватила власть в Чили, она прошла большой путь... назад. Ее экономическая политика куда отчетливей, чем политические заявления, показывает, чьим интересам служит хунта. Даже за столь короткий срок эта политика привела к ликвидации основных достижений Народного единства, к возвращению решающих позиций в Чили американскому империализму, местным монополиям и латифундистам. В то же время политика хунты привела к резкому сокращению уровня жизни трудящихся, значительной части средних слоев населения.

Четыре генерала, захватившие ключевые руководящие посты в стране, любят изображать из себя «типичных представителей чилийского среднего класса». Именно так назвал их в Вашингтоне нынешний министр экономики Фернандо Ленис. В известной степени это верно. Как и большинство чилийских офицеров, они происходят не из помещичьих семей, не носят громких фамилий. Но то, что эти генералы вышли из мелкобуржуазных семей, не помешало им стать на службу крупному капиталу. Тотчас же после захвата власти генералы передали в руки представителей олигархии основные рычаги управления экономикой и финансами и предоставили им возможность принимать решения в этих областях. Кто же они — эти представители олигархии?

Фернандо Ленис, министр экономики. Ранее был управляющим и президентом газетного треста «Меркурио». Как сам Ленис заявил своим коллегам, он не оставил «Меркурио» и выполняет в правительстве только «временную миссию». Технократ «современного направления», поклонник всего американского, Ленис не случайно пользовался доверием главного акционера «Меркурио» Агустина Эдвардса, нынешнего вице-президента фирмы «Пепси-кола» и основной фигуры финансово-торговой группы, в которую входят «Банк Эдвардсов», «Компания объединенных пивных заводов» и другие предприятия. Ленис — один из стратегов яростной борьбы, которую вели чилийские реакционеры против народного правительства.

Рауль Саэс, главный экономический советник хунты. Доверенное лицо американских монополий, он особенно тесно связан с группой Рокфеллера. Занимал пост министра финансов в правительстве Эдуарде Фрея и вынужден был уйти с него из-за возмущения, которое вызвала его политика в народных массах.

Хулио Филиппи. Этому адвокату поручено вести переговоры с американскими медными компаниями о выплате компенсации за осуществленную Народным единством национализацию. Связан с кланами традиционной олигархии.
Орландо Саэнс, председатель корпорации промышленного развития — штаба крупных чилийских промышленников. В течение трех месяцев после переворота выполнял обязанности экономического советника министра иностранных дел. Как и Ленис, Саэнс играл видную роль в оппозиции правительству Сальвадора Альенде. В качестве председателя «общества развития промышленности» является посредником между государственным аппаратом, оказавшимся в руках военных, и олигархией.

Важные позиции на экономическом и финансовом фронте занимает Андрее Заускевич — свой человек компании «Анаконда коппер», вице-президент государственной Медной корпорации, принимает решения в отношении важнейшего источника валюты Чили.

На важном посту министра финансов находится адмирал Лоренсо Гутуссо, связанный с группой итальянских промышленников и коммерсантов, обосновавшихся в провинции Вальпараисо.

Как же действовали эти люди, поставленные хунтой у важных экономических рычагов? Как и следовало ожидать. Пройден немалый путь к полной реставрации американского экономического господства в Чили. И все же хунта не смогла открыто объявить о намерении денационализировать медную промышленность. Восстановление прав Чили на владение своей медью было глубоким чаянием народа. Законопроект о национализации, внесенный президентом Сальвадором Альенде, был единодушно одобрен конгрессом. Даже самые реакционные парламентарии не осмелились тогда голосовать против. Вот почему военный режим не решается открыто объявить, что он намерен вернуть медь американским монополиям, хотя это действительно является целью некоторых членов хунты. Ищут обходный путь. И хотя в Чили об этом помалкивают, пресса США не считает нужным скрывать следующие факты.

Хунта уже заключила формальное соглашение с фирмами «Анаконда» и «Кеннекотт» о выплате им значительной «компенсации» за национализированные правительством Народного единства рудники «Чукикамата», «Сальвадор», «Эль-Теньенте».

С целью эксплуатации богатейшего месторождения меди «Эль-Абра», открытого в провинции Антофагаста чилийскими геологами при правительстве Альенде, будет основана «смешанная» акционерная компания, в которой примут участие чилийское государство и американские частные предприятия.

«Изучается вопрос» о передаче американским компаниям посредством специальных «технических» контрактов управления и эксплуатации национализированных рудников.

Если в отношении меди существуют некоторые формальные ограничения, то в других областях экономики возврат предприятий прежним собственникам идет вовсю. Французская газета «Монд» сообщала, с какой поспешностью (не прошло и 24 часов с момента переворота) министр иностранных дел хунты адмирал Исмаэль Уэрта Диас позвонил в США, в компанию «Доу кемикл», и сообщил, что ее завод в Консепсьоне, поставленный под государственный контроль правительством Народного единства, будет немедленно возвращен этой фирме. Все другие предприятия монополий США, перешедшие в руки народа при правительстве Альенде, уже возвращены прежним владельцам фашистской хунтой. Исключение составляет только «Интернэшнл телефон энд телеграф компани» («ИТТ»), с которой сейчас идут переговоры.

Усиление позиций империализма США в Чили может повлечь за собой передачу американским предприятиям права на разведку подводных месторождений нефти на континентальном шельфе, вдоль всего южного побережья страны. Об этом объявил Рауль Саэс в Вашингтоне. В свою очередь министр горнорудной промышленности генерал Артуро Иоване сообщил о предстоящем строительстве иностранными компаниями завода синтетической нефти. Это означает, что даже в такой области, традиционно находившейся в руках чилийского государства, как добыча и переработка горючего, открываются настежь двери иностранному капиталу.

Таким образом, всего лишь за четыре месяца под прикрытием обильной националистической болтовни хунта сделала немало для реставрации зависимости от империализма, в которой находилась Чили до народного правительства.

Не менее быстрым было восстановление господства национальных монополистов. В середине января: генерал Серхио Нуно, вице-председатель корпорации промышленного развития, объявил на совещании с военными делегатами, действующими в ряде отраслей промышленности, что 11 крупнейших текстильных предприятий возвращены прежним владельцам. Ранее около 200 крупных, средних и мелких промышленных предприятий также были возвращены прежним хозяевам.

Относительно сельскохозяйственной политики достаточно сказать, что главным советником хунты в этой области является президент Национального общества сельского хозяйства — органа крупных землевладельцев — Фернадо Маркес де ла Плата. Не удивительно, что хунта начала возвращать бывшим владельцам многочисленные владения, переданные крестьянам народным правительством, и стала проводить политику, направленную на раздел земель крестьянских кооперативов на мелкие индивидуальные участки. Крестьяне, которым передаются индивидуальные участки, не располагая кредитами, технической помощью и машинами, неизбежно будут вынуждены влезть в долги и в конечном счете продать свою землю, что приведет к восстановлению латифундий.

Ничто не отражает классовый характер военно-фашистского режима, установленного в Чили, с такой ясностью, как грабительское перераспределение национального дохода путем повышения цен, снижения заработной платы и удлинения рабочего дня. Благодаря экономической политике Народного единства покупательная способность трудящихся города и деревни значительно выросла. Заработная плата рабочих и служащих, которая в 1970 году составляла 51,6 процента от внутреннего национального дохода, в 1973 году увеличилась примерно до 65 процентов. Несмотря на инфляцию, условия жизни семей низкооплачиваемых трудящихся ощутимо улучшились. Трудящиеся получали продовольствие в первую очередь и по официальным ценам. Было введено бесплатное распределение молока среди детей до 15 лет, в результате чего значительно снизилась детская смертность.

Теперь же под лозунгами «возврата к реальности», «оплаты по счетам» и «затягивания поясов» хунта проводит политику ничем не ограниченного роста цен, которые достигли чудовищного уровня. За четыре месяца военно-фашистского режима стоимость жизни возросла почти на 900 процентов. Цены на хлеб поднялись более чем на 1000 процентов, на растительное масло — на 1500, на говядину и птицу — па 1000 процентов.

Хунта вынуждена была принять решение о повышении заработной платы рабочих и служащих начиная с 1 января. Но это повышение в два — два с половиной раза меньше роста стоимости жизни. В то же время с момента переворота были уволены и стали безработными примерно 200 тысяч трудящихся; впоследствии некоторые из них были вновь приняты на работу за меньшую плату. Существование многочисленной армии безработных, которые голодают, позволяет хозяевам еще более усиливать эксплуатацию. Капиталисты увеличили свои прибыли благодаря общему продлению рабочей недели на четыре часа.

Дикие репрессии хунты против рабочего класса, запрет Единого профцентра трудящихся, запрещение профсоюзной деятельности, роспуск профсоюзов и конфедераций трудящихся деревни — все эти меры носят неоспоримо классовый характер.

Продолжение систематического грабежа народных масс ведет к растущей изоляции хунты, к подъему движения Сопротивления. Чилийцы все яснее видят, что содержание экономической политики хунты — это политика подчинения империализму и местному крупному ростовщическому, финансовому и промышленному капиталу в самой неприкрытой и грубой форме. Эту политику отвергают народные массы, ей неизбежно будут оказывать растущее сопротивление широкие социальные слои, в том числе и мелкая буржуазия. История вынесет свой приговор этой грабительской политике.

«Правда», 13 февраля 1974 года

Хунта возвращает иностранным монополиям их позиции в Чили

Нынешний режим широко раскрывает двери страны иностранному капиталу. По словам генерала Пиночета, иностранные инвеститоры будут иметь в Чили «полную безопасность, они смогут свободно действовать на предприятиях и финансировать их».
Адмирал Хосе Торибио Мерино, член хунты, заявил в интервью, что план хунты реорганизовать экономику будет основываться на иностранных капиталовложениях. Он добавил, что главные жертвы должны будут принести сами чилийцы.

По сообщению Юнайтед Пресс Интернэшнл

Глава военной хунты генерал Аугусто Пиночет объявил о намерении возвратить бывшим владельцам более 300 чилийских и иностранных компаний, которые были национализированы без выплаты компенсации правительством Альенде. В числе этих компаний около сорока компаний США, кроме трех крупных медных компаний: «Кеннекотт», «Анаконда» и «Серро». Их авуары в Чили составляют более 500 миллионов долларов. Пиночет сказал, что его правительство готово вести переговоры о выплате компенсации им.

«Тайм», 29 октября 1973 года

Нью-йоркский банк «Мэньюфекчурерс ганновер-траст» санкционировал предоставление чилийской военной хунте кредита в сумме 24 миллионов долларов. Об этом заявил вице-президент банка Джеймс Грин. Он подчеркнул, что финансовые круги Соединенных Штатов «с полным доверием относятся к действиям чилийского правительства».

Чилийская хунта решила возвратить нефтехимические предприятия, ранее принадлежавшие американской компании «Доу кемикл» и национализированные правительством Народного единства. Представитель хунты заявил, что с американской компанией «в принципе достигнута договоренность» по данному вопросу.

Как известно, «Доу кемикл» держала в своих руках все нефтехимическое производство Чили. Хунта уже приступила к денационализации промышленных предприятий и передаче их бывшим владельцам. Ее главный экономический советник заявил, что Чили начнет переговоры с США о выплате компенсации американским компаниям, предприятия которых были национализированы.
5 января 1974 года представители чилийской военной хунты и американской корпорации «Доу кемикл» подписали соглашение о возвращении американской монополии двух заводов по производству пластиковых материалов. Стоимость их оценивается в 32 миллиона долларов. Как выразился представитель американского концерна в Чили, «переговоры успешно завершены». ««Доу» счастлива возвратиться в Чили»,— заявил по этому поводу ответственный сотрудник компании.

По сообщениям Ассошиэйтед Пресс

Ни одно военное правительство в Латинской Америке не расположено более благосклонно к частному сектору, чем хунта в Чили. Поскольку представители крупного капитала занимают ключевые посты министров и советников, то двух месяцев оказалось достаточно, чтобы ликвидировать большинство побед, завоеванных рабочими за три года правительства Альенде.

Не удивительно, что капиталисты и промышленники преисполнены оптимизма. Причина их радости заключается в том, что правительство упорно реорганизует сектора экономики, которые были обобществлены. В центре внимания — денационализация.

Свыше 250 компаний, «взятых под контроль» или «реквизированных», должны быть возвращены их прежним владельцам, вопреки более ранним сведениям, большинство из 160 компаний, экспроприированных правительством Альенде на законных основаниях... тоже будут проданы обратно частному сектору. Коммерческие банки, взятые под контроль правительства после 1971 года, должны быть переданы частным владельцам.

Ко многим иностранным компаниям, которые покинули Чили после экспроприации или трудностей во времена президента Альенде, таким, как «Форд», «Доу кемикл», теперь обращаются с настоятельными просьбами вернуться, и многие американские, западноевропейские и японские компании сейчас пересматривают свою политику в отношении Чили.

Хотя два месяца — слишком короткий промежуток времени для принятия важных решений в области капиталовложений, иностранные банки буквально сбивают друг друга с ног, предлагая Чили новые кредиты. Министр иностранных дел контр-адмирал Исмаэль Уэрта Диас и его главный экономический советник Орландо Саэнс вернулись из США с новым кредитом в размере 300 млн. долларов. Представителей Международного валютного фонда, Международного банка реконструкции и развития, Межамериканского банка развития и Межамериканского комитета содействия «Союзу ради прогресса» можно встретить в Сантьяго в коридорах гостиниц, в различных министерствах,

В отличие от прошлого года, когда США отказались дать Чили отсрочку для выплаты долга, поддержка Вашингтоном новой хунты на заседании Парижского клуба (финансистов 14 капиталистических стран.— Ред.) не вызывает сомнений.

Девальвация и внезапная отмена контроля над больщинством товаров на рынке привели к огромному росту цен. Резко подскочили цены на все товары, включая хлеб, масло, молоко и сахар, которые являются основными продуктами питания. Плата за проезд в общественном транспорте увеличена в три раза, цена на нефть поднялась в 10 раз. Цены недоступны даже представителям средних классов. Поэтому магазины пустуют, а торговля переживает упадок...

«Файнэншл таймс», Лондон, 15 ноября 1973 года.

Чилийская хунта наградила военным орденом одного из высших офицеров ВВС США генерал-майора Артура Солсбери, который прибыл в страну с официальным визитом. Церемония вручения ордена состоялась после переговоров между генералом Солсбери и главой хунты генералом Пиночетом. В этих переговорах принимал участие командующий ВВС генерал Густаво Ли. Генерал-майор Солсбери возглавляет командование Южного военного округа США со штаб-квартирой в зоне Панамского канала.

Франс Пресс, 30 марта 1974 года.

Межамериканский банк развития одобрил заем на сумму 22 миллиона долларов новому правительству Чили. Соединенные Штаты «протолкнули» этот заем, предназначенный для «возрождения сельского хозяйства», без обычного технического анализа его использования, против чего они в прошлом обычно возражали. Это — первый заем, предоставленный Межамериканским банком развития военной хунте, свергнувшей президента Сальвадора Альенде в сентябре прошлого года. Чили не получала никаких займов от этого банка после прихода к власти Альенде.

«Вашингтон пост», 2 апреля 1974 года.

Как стало известно в местных дипломатических кругах, министр иностранных дел КНР Цзи Пэн-фэй вызвал вчера посла Республики Чили в Китае Армандо Урибе и уведомил Урибе, что правительство КНР не считает его больше послом Республики Чили в Китае.

Указывают, что второй секретарь чилийского посольства в КНР Фернандо Перес, заявивший о своей готовности служить военной хунте, будет отныне временным поверенным в делах Чили в Пекине. Сегодня представитель чилийской военной хунты будет присутствовать па государственном приеме, устраиваемом Чжоу Энь-лаем в честь премьер-министра Канады Трюдо.

Поводом для такого решения Китая, как здесь отмечают, явилось выступление на прошлой неделе посла Армандо Урибе с заявлением, в котором он осудил варварские действия военной хунты в Чили.

Таким образом, как заявляют в местных дипломатических кругах, ровно через месяц после реакционного государственного переворота в Чили Пекин признал фашистскую военную хунту де-факто.

ТАСС, 11 октября 1973 года

Признание Пекином военно-фашистского режима в Чили с одобрением встречено хунтой. «В кругах министерства иностранных дел Чили заявили, — сообщает агентство Ассошиэйтед Пресс, — что военной хунте понравились действия Китая, который уведомил посла А. Урибе Арсе, назначенного правительством С. Альенде, о том, что его больше не признают представителем Чили».

В Сантьяго заявили, что скоро хунта направит в Пекин своего высокопоставленного дипломата, который возглавит посольство

ТАСС, 10 октября 1073 года

В порту Вальпараисо, в 140 км и северу от Сантьяго были погружены первые 15 тысяч тонн селитры и 300 тонн йода, проданные чилийской военной хунтой Китайской Народной Республике. Недавно между обеими странами был подписан еще один контракт, в соответствии с которым Чили поставит КНР 50 тысяч тонн селитры.

ТАСС, 20 апреля 1974 года.

.

В Пекин прибыл «чрезвычайный и полномочный посол» чилийской хунты отставной генерал X. X. Лаваль, взятый на дипломатическую службу после военного переворота в Чили.

Таким образом сделан новый шаг, подтверждающий предательство китайским руководством народа Чили, дела чилийской революции и национально-освободительного движения. Теперь, когда страны социалистического содружества, все прогрессивное человечество продолжают гневно осуждать злодеяния, чинимые чилийской военной хунтой, решительно требуют освобождения томящихся в заключении Луиса Корвалана и других чилийских патриотов, маоистское руководство идет по пути сговора с хунтой. Такова цена его «революционности», о которой без устали трубит пекинская пропаганда, такова на деле пекинская политика «поддержки» народов, борющихся против империалистического гнета, за свою свободу и независимость.

ТАСС, 8 мая 1974 года.

Организаторы переворота взяли на себя ужасную ответственность. Они показали народу, что те, кто защищает крупные экономические интересы, свое влияние и привилегии, не потерпят мирной социальной революции».
Премьер-министр Голландии И. М. ден Ойл выразил резкое возмущение арестами и расстрелами чилийских граждан, назвав действия чилийской военщины «грубым фашизмом».

Сенатор США Эдвард Кеннеди: «С чувством глубокого сожаления мы все наблюдаем за разгулом насилия в Чили. Там попираются традиционные политические и демократические свободы, а гражданской власти, являющейся неотъемлемой частью истории Чили, положен конец. Можно одобрять или не одобрять меры, предпринятые президентом Альенде, однако, независимо от этого, нельзя не признать, что он был избран народом Чили и го, что там творится сегодня, не имеет оправдания». Сенатор Э. Кеннеди подверг резкой критике решение США оказать экономическую помощь чилийской хунте. Предоставление военному режиму Чили кредита на сумму 24 миллиона долларов он назвал «вызовом сенату».

Член английского парламента от лейбористской партии Д. Скиннер, выступая в палате общин, заявил, что Англия не должна поставлять военной хунте в Чили фрегат и две подводные лодки, построенные на английских верфях по заказу правительства С. Альенде. Как известно, лейбористское правительство объявило, что оно не будет принимать военные заказы от чилийской хунты.

Генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм и председатель Генеральной Ассамблеи Леопольде Бенитес (Эквадор) направили чилийской хунте телеграмму с призывом сохранить жизнь Луису Корвалану и другим чилийским политическим заключенным.

Комиссия ООН по правам человека выразила серьезную озабоченность готовящейся расправой над Генеральным секретарем Коммунистической партии Чили сенатором Луисом Корваланом и другими деятелями правительства Народного единства. В телеграмме чилийской военной хунте, принятой комиссией, подчеркивается, что жизнь этих деятелей находится в опасности. Комиссия призвала чилийские военные власти немедленно прекратить нарушения прав человека, принявшие систематический и вопиющий характер. Эти нарушения, указывается в телеграмме, противоречат Всеобщей декларации прав человека, принципам Устава ООН и положениям международных пактов и конвенций.

Бюро Социалистического интернационала заявило, что «Социалистический интернационал осуждает продолжающееся вмешательство многонациональных компаний и империалистических сил во внутренние дела Чили». В заявлении содержится призыв к социал-демократическим правительствам прекратить всякую экономическую и финансовую помощь чилийской хунте и добиться прекращения преследований и террора в стране, а также восстановления прав тех политических партий п профсоюзов, которые были запрещены военным режимом.

Участники прошедшей в Париже встречи молодежи 23 стран Европы единодушно заклеймили позором военную хунту, развязавшую террор и массовые убийства в Чили. Все выступавшие горячо поддержали идею проведения широкой кампании солидарности с народом и молодежью Чили как в отдельных странах, так и в европейском и международном масштабе.

Всемирная федерация профсоюзов выразила решительный протест против заключения Генерального секретаря Компартии Чили Луиса Корвалана в концлагерь на острове Досон. ВФП призывает трудящихся и профсоюзы всех стран мобилизовать все силы, чтобы добиться освобождения Л. Корвалана, всех чилийских демократов, а также ликвидации концлагеря на острове Досон, который стал символом смерти.

Свидетельство корреспондента агентства Рейтер: Кардинал Рауль Сильва Энрикес, архиепископ Сантьяго и глава католической церкви в Чили, заявил во время пасхальной службы, что ему угрожали и что теперь его сопровождают телохранители. В своем обращении 67-летний кардинал, взгляды которого вызывают споры, резко критиковал хунту за игнорирование мнения церкви относительно репрессий против сторонников правительства Альенде. «Мы говорили народу и властям, что нельзя пренебрегать уважением к человеку, что права человека священны и никто не может нарушать их. Мы высказывали это разным тоном, но нас не услышали»,— сказал кардинал.

.

Свидетельство журнала «Тайм»:

«Людей, которые слишком много говорят или задают слишком много вопросов, просто не стало» — так охарактеризовал жизнь в Чили под властью военной хунты корреспондент журнала «Тайм» Рудольф Раух.

Корреспондент сообщает, что в Сантьяго, где некогда было оживленно, сейчас царит молчание. Люди не осмеливаются обсуждать по телефону даже такие вопросы, как безудержный рост цен, не говоря уже о действительно политических проблемах. Корреспондент «Тайм» пишет, что как-то один военный патруль остановился, чтобы задать вопрос какому-то крестьянину. Крестьянин вежливо коснулся шляпы, словно отдавая честь, и ответил: «Да, сеньор». Он не проявил достаточного уважения к одетым в военную форму бандитам Пиночета. В соответствии с введенным Пиночетом кодексом правил поведения в этой неофашистской стране он должен был ответить: «Да, сеньор майор». Его арестовали за неуважение к армии Пиночета, и он 70 дней отсидел в тюрьме.

Совершенно очевидно, что это лишь обычный инцидент в Чили при Пиночете. Военная хунта пытается любыми средствами искоренить всякую оппозицию своему правлению. Пытки электрическим током и избиения стали обычным делом. Много случаев изнасилования заключенных женщин.

.

Свидетельство газеты «Фигаро»:

«В Чили по-прежнему царит страх» — под таким заголовком французская газета «Фигаро» 22 и 23 февраля 1974 года напечатала сообщения своего специального корреспондента в Сантьяго Жоржа Дюпуа, выдержки из которых приводятся ниже.

Совершенно очевидно, что политика уже не является видом деятельности, которым рекомендуется заниматься. Декретом, обнародованным более месяца назад, хунта запретила партиям всякую деятельность, за исключением административной; это запрещение распространяется и на немарксистские партии. В одной из передач по телевидению сенатор Бульнес (правый либерал) заявил, что он не понимает, почему нельзя создать более нормальную обстановку. Генерал Пиночет ответил на это в речи, которую он произнес несколько дней спустя: «Те, кто воображает, что военные меры будут отменены, питают иллюзии... Не будет никаких выборов раньше чем через четыре или через пять лет».

Христианские демократы тоже получили пощечину после того, как некоторые из них обратились с почтительным письмом к главе хунты, в котором они просили его рассмотреть ряд предложений, впрочем, совершенно безобидных. «Я ограничусь тем, что в качестве ответа на это письмо уведомлю о его получении»,— заявил генерал Пиночет.

Все вышесказанное соответствует политике правительства. Христианско-демократическая партия ведет себя как человек, который делает вид, что он действует, хотя на самом деле это совсем не так.

В конце декабря примерно в 120 тюрьмах и военных лагерях находилось 15 000—17 000 человек.

В первые дни после государственного переворота в стране получили широкое распространение доносы, поощряемые новым режимом, который изображал донос как акт патриотизма. Рассказывают, например, о сыне, который донес на своего отца. Один человек, который был арестован дважды, сказал, что он но мог бы вынести третьего ареста. «Лучше уж покончить с собой»,— говорит он.

Можно бить себя в грудь, заявляя, что ты невиновен. Но это бесполезно: это надо доказать. Но как? Адвокаты бесполезны. Содержание в заключении не имеет пределов. Большинство заключенных уже более пяти месяцев ожидают суда.

Газеты нашли прекрасное отвлекающее средство в виде дела Солженицына... Нашелся даже чилиец, один из жителей Пунта-Аренас (неподалеку от острова-тюрьмы Досон), который призвал хунту предоставить чилийское гражданство русскому писателю.

Печать была гораздо менее многословной, вернее будет сказать, что она сразу онемела, когда 27 ноября в одном из баров в Сантьяго был обнаружен труп Чан Хюинь Фыонга, 33-летнего врача. Мне показали его фотографию: на лбу и на висках были видны следы ожогов; нос и пальцы на руках были расплющены, вся кожа на предплечьях содрана. Кроме того, все его тело было покрыто ожогами от сигарет, а ягодицы представляли собой сплошную рану.

Д-р Чан Хюинь Фыонг был специалистом по биологии. Его пригласило в страну правительство коалиции Народное единство, чтобы наладить работу завода по переработке креветок. Он работал также и в больнице. Еще одна деталь: д-р Чан Хюинь Фыонг был коммунистом.

...Из-под обломков коалиции Народное единство снова показалась трава после того, как здесь промчались «четыре всадника Апокалипсиса», как один из журналистов оппозиции (молчаливой) называет четырех лидеров чилийской хунты.

Целые армии садовников восстановили газоны в парках Сантьяго, вытоптанные демонстрантами. Они посадили цветы и обильно поливают насаждения. Стены зданий, заборы очищены от надписей и лозунгов, которые их покрывали. Все было тщательно смыто, а то и покрашено заново. Ни одной афиши, ни одного лозунга, даже такого, как «Да здравствует Пиночет». Лишь иногда можно видеть безукоризненно выполненный белый плакат с надписью синей и красной краской: «Каждый солдат — чилиец. Каждый чилиец — солдат».

Фасад дворца «Ла Монеда» восстановлен, а окна заделаны коричневым толем. Однако за этим фасадом находятся развалины, н внутренние дворы: все еще несут на себе следы сражения 11 сентября.

Город никогда не был таким чистым. Можно сравнить его с казармой.

Рабочие, мелкие служащие, жители бидонвилей — вот те, кто в первую очередь пострадал от падения правительства Альенде. Конечно, при Альенде жизнь не всегда была легкой, непрерывные демонстрации не всегда были праздниками и будущее было неясным:, а затем стало тревожным, но по крайней мере самые обездоленные пользовались преимуществами.

.

Свидетельство журнала «Штерн»:

«Чили спустя шесть месяцев после Альенде». Под таким заголовком западногерманский журнал «Штерн» в номере от 21 марта 1974 года напечатал статью Генриха Енеке, которая приводится с сокращениями.

.

Не замечать автоматов невозможно. В Чили они встречаются везде. При выходе из самолетов в Сантьяго люди с автоматами встречают пассажира, с ними останавливают его но пути в город. Автоматы сопровождают приезжего, как и всех чилийцев, с утра и до позднего вечера на всем пространстве от Кордильер до берега моря. Вы наталкиваетесь на людей с автоматами на всех улицах, во всех парках, на всех футбольных стадионах и спортивных площадках, перед кинотеатрами и церквами, перед школами, университетами и больницами и конечно же перед тюрьмами и казармами, где солдаты сидят за баррикадами из мешков с песком.

Автоматы всегда в боевой готовности, всегда с полной обоймой. Тот, кто пытается сфотографировать человека с автоматом, рискует жизнью — как 19-летняя итальянская туристка Франческа Д'Аллессандри. На морском курорте Винья-дель-Мар ее подруга из машины направила фотокамеру на морского пехотинца, стоявшего па посту. Тот незамедлительно выстрелил, причем не по колесам машины, а по водительнице. Пуля попала ей в спину. Франческа Д'Аллессандри через несколько часов умерла.

Солдат действовал согласно инструкции. Дело в том, что 10-миллионный чилийский народ со времени свержения конституционного правительства находится не только на осадном положении, а живет по «законам военного времени», провозглашенным на основании декрета № 5 военной хунты. Каждый солдат имеет право пускать в ход оружие, когда он считает, что «возникла угроза для безопасности вооруженных сил». С того времени Чили похожа на оккупированную страну.

Того, что произошло, не хотело даже подавляющее большинство противников Альенде. Последующие события были чем-то до сих пор невиданным в этой «самой цивилизованной стране американского континента», как чилийцы называли свою родину. Это было беспримерное в истории страны кровопролитие, это был конец законности и порядка, разгул жестокого насилия.

Генералы покончили не только с Народным единством, но и со всей «политикериа» —политической деятельностью. Они объявили все партии Народного единства незаконными, временно запретили и остальные партии, распустили парламент, конституционный суд и профсоюзное объединение, запретили все чилийские газеты, которые не пожелали беспрекословно подчиняться, приостановили ввоз иностранных газет. Они уволили всех ректоров университетов и всех должностных лиц, вплоть до мэров, заменив их офицерами (большей частью отставными) или преданным им гражданским персоналом. Суды фактически перестали функционировать, так как все преступления оказались под юрисдикцией военных трибуналов.

Членство в одной из бывших правительственных партий и даже сочувствие такой партии служили достаточной причиной для ареста. Около 50 тысяч мужчин и женщин — фактически весь руководящий состав левых партий, профсоюзов, студенческих организаций и сочувствующих среди интеллигенции — были брошены в переполненные тюрьмы и вновь созданные концентрационные лагеря.

Рассказы очевидцев о пытках содержат перечень всех зверств XX столетия. Прогрессивный певец Виктор Хара был замучен на глазах у 5 тысяч товарищей по заключению на стадионе в Сантьяго... Общее число жертв первой волны террора, длившейся с сентября до ноября, включая тех, кто был расстрелян по решению трибунала, по осторожным оценкам церковных кругов, составляет около 8 тысяч человек. Хунта по сей день отказывается сообщить сведения о числе убитых и заключенных.

Жена профсоюзного деятеля Мануэля Франсиско Доносо в Арнке (север Чили), которая сама была арестована и подвергалась пыткам и изнасилованию, после освобождения узнала, что мужа ее нет в живых. Унтер-офицер комендатуры сообщил ей, что тот погиб при транспортировке заключенных в результате несчастного случая. Жене удалось увидеть своего мужа в морге. «На лбу и на шее у него были входные отверстия от пуль. Ногти на руках и ногах были загнуты вверх, волосы на груди выдраны, уши почти оторваны, подошвы на ногах сожжены, на спине была большая рана, а на запястьях следы от наручников».

Врач д-р Альберто Нойман из Вальпараисо, немец по происхождению, который сам был заключенным концентрационного лагеря Писагуа (север Чили), вынужден был по приказу коменданта лагеря Района Ларраина присутствовать при расстрелах.

Чилийцы, независимо от политических взглядов, не ожидали террора такого масштаба, такой изощренности и такой продолжительности, они вообще не представляли себе, что это возможно. По всей стране воцарился молчаливый ужас, наблюдаемый по сей день.

По всей Чили все еще действует ночной комендантский час — в Сантьяго он продолжается от часа ночи до пяти утра.

Кто в это время выходит из дому, тот играет со смертью. Военные патрули стреляют без предупреждения. Но уже задолго до часа ночи Сантьяго становится похож на город призраков.

После часа Сантьяго, где когда-то до глубокой ночи кипела жизнь, похож на мрачную тюрьму. В это время чилийцы обычно спят. Теперь, когда они слышат машину на улице, они знают, что это могут быть только «миликосы», патрулирующие улицы; когда они слышат, что неподалеку останавливается машина, они уже знают, что опять за кем-то приехали.

«Диспетчерский центр» террора по иронии судьбы находится в здании ЮНКТАД, построенном при правительстве Альенде, где в 1972 году происходила Всемирная конференция ООН по торговле и развитию. Здесь находится резиденция военного правительства. Каждый посетитель после тройного предварительного контроля должен сдать паспорт или удостоверение личности, и его тщательно обыскивают. Даже лифтеры — вооруженные агенты полиции. На 22-м этаже находятся кабинеты четырех членов хунты: генерала Аугусто Пиночета, главнокомандующего сухопутными силами и главы хунты, генерала Густаво Ли (ВВС), адмирала Хосе Мерино (ВМС) и генерала Сесара Меидосы, командующего корпусом карабинеров.

Вот уже полгода они управляют Чили по законам воюющей армии, и их инспекционные поездки по стране неизменно обставляются как выезд на фронт. Представители «Штерна» захотели сопровождать генерала Пиночета. Накануне поездки мы получили приказ выехать в провинциальную столицу Ранкагуа — центр медных коней к югу от Сантьяго. Нас предупредили, что мы никому ничего не должны говорить о намечавшейся на следующий день поездке главы хунты — «по соображениям безопасности».

Нам было приказано но прибытии в Ранкагуа незамедлительно явиться к местному коменданту. Это был полковник Кристиан Аккеркнехт, командир горнострелкового полка имени Лаутаро.

Полковник приветствовал нас на чисто немецком языке. Он внук немецкого переселенца из Вюртемберга и образец тех чилийских немцев, которые на краю света заботливо хранят воспоминания о кайзеровской Германии, погибшей в 1918 году. Полковник, который четыре года назад закончил курс в Академии высшего командного состава бундесвера, сказал: «У нас (имея в виду Чили.— Ред.) царит дух старого немецкого вермахта, и мы этим гордимся».

Полковник Аккеркнехт не только образец чилийских немцев, почитающих кайзеровскую Германию, он олицетворение всей чилийской армии. С тех пор как прусская военная миссия под началом генерала Эмиля Кернера в 1896 году взяла па себя подготовку чилийского офицерского корпуса, чилийская армия стала зеркальным отображением прусской армии. А поскольку чилийцы, в отличие от немцев, не проиграли ни одной войны, а напротив, отвоевали свою нынешнюю территорию у соседей в трех кровопролитных войнах, дух сохранился в чилийской армии в том виде, в каком он существовал в Германии в 1896 году. Эта армия всегда недооценивалась ее внутриполитическими: противниками. Ее внутренняя структура несет па себе печать слепого повиновения, железной дисциплины и безграничного презрения к «цивильным», к «политикерос», ведущим нескончаемые споры о проблемах, с которыми легко покончить с помощью простейшего приказа.

Преданность конституции в этой армии всегда была легендарной и ни разу не была опровергнута, пока в Чили правили консервативные элементы.

В тот самый день 11 сентября 1973 года полковник Аккеркнехт взял на себя функции военного губернатора провинции О'Хиггинс и ее главного города Ранкагуа. Он приказал окружить резиденцию губернатора и увезти чиновников во главе с самим губернатором. С этого времени полковник сам вершит дела в своей провинции. У входа стоит двойная охрана с заряженными автоматами.

Выборный губернатор Луис Баэса, которого полковник приказал арестовать, был членом Коммунистической партии Чили.

— Где же теперь губернатор? — спросил я.

— Он все еще в тюрьме.

— В чем его обвиняют?

— Это дело военного трибунала, меня это не касается.

— Сколько заключенных у вас в Ранкагуа?

— Примерно 150.

Тюрьма, как во всех чилийских городах, находится в самом центре города. У ворот на черной доске мелом написано: «Дни посещений военнопленных — вторник н пятница, дни посещений обычных заключенных — среда и суббота». Разумеется, доступ к ним имеют только члены семей.

Полковник Аккеркнехт, командующий «зоной осадного положения» и тем самым человек, решающий вопросы жизни и смерти всех жителей провинции О'Хиггинс, занимает особое положение. В сфере его компетенции находятся медные рудники Эль-Теньенте — самые крупные в мире. Когда шахтеры бастуют, иссякает главный источник иностранной валюты для страны. В 1973 году они бастовали против правительства Альенде, которое хотело сократить их непомерно высокую заработную плату. Профсоюзные деятели, в том числе многие из тех, кто организовал забастовку против Альенде, были арестованы, а 700 активистов без лишних слов уволены и, кроме того, была произведена смена всего административного аппарата. «Со времени переворота, — говорит с гордостью полковник,— у меня не было ни единого случая забастовки пли саботажа».

И вот теперь руководитель хунты генерал Пиночет впервые приезжает на рудники. Он прилетает вертолетом из Сантьяго. Никаких лозунгов, никаких знамен, никакого восторженного скандирования. Вертодром на широко раскинувшейся территории рудников в глубине Кордильер похож на дивизионную боевую позицию.

Горные стрелки Аккеркнехта заняли все окрестные фуникулеры и дороги. В качестве подкреплений прибыли парашютисты, солдаты морского десанта, карабинеры и агенты тайной полиции с автоматами наготове.

На краю площадки, оттесненные солдатами, стоят с полдюжины представителей рабочих, пришедших приветствовать генерала. С недоверием смотрят они на парашютистов, когда я задаю им вопрос, существует ли по-прежнему профсоюзная организация. «Многих нет,— сказал в конце концов один из них и добавил: — По причинам, которые всем хорошо известны». Подходит офицер. «В основном здесь все в порядке»,— громко говорит рабочий.

Вертолет генерала совершает посадку. Генерал с каменным лицом над прусским форменным воротничком осматривает рудник, словно он инспектирует войска. Ему объясняют рабочий процесс, называют цифры, обращают внимание на рекорды. Генерал принимает все это к сведению, чуть заметно кивая головой. Рабочие молча смотрят на свиту с автоматами. Нигде ни разу за этот часовой обход не прозвучало «вива», не раздалось аплодисментов.

Хунта, очевидно, мыслит себе будущую структуру государства как своего рода неофашистскую диктатуру. Адмирал Исмаэль Уэрта, министр иностранных дел хунты, заявил на последнем панамериканском совещании в Мексике: «Я не знаю, что сегодня понимают под словом «фашизм». В молодости я бывал в Европе, и там это выражение применялось к авторитарным, сильным, умеющим руководить правительствам. Если это выражение применяют к нам, потому что мы сильное правительство, тогда мы фашисты».

Военные, очевидно, загнали в оппозицию и своих потенциальных союзников — христианских демократов. Они были самой сильной фракцией в парламенте и надеялись, что после свержения Альенде смогут взять в свои руки бразды правления.

Эта партия лишена возможности заниматься политической деятельностью, и ее последняя газета «Пренса» четыре недели назад закрылась «по решению дирекции издательства». Видный член христианско-демократической партии заявил корреспонденту журнала «Штерн»: «Я не знаю, сколько чилийцев на сегодняшний день еще поддерживает хунту, но их безусловно не больше половины из тех, кто был на ее стороне 11 сентября 1973 года».

Значительную часть сочувствующих хунта потеряла из-за того, что обещанное чилийцам при захвате власти «экономическое чудо» так и не произошло. Шесть месяцев спустя после свержения Альенде большинство чилийцев живет хуже, чем прежде.

Инфляция продолжается прежними темпами. Только за первые два месяца этого года она составила почти 40 процентов. Цены на важнейшие продукты питания за шесть месяцев существования военного правительства возросли во много раз: хлеб — на 1200 процентов, сахар — на 1150 процентов, растительное масло — на, 1500 процентов. В отличие от Альенде, который все время приспосабливал заработную плату к инфляции, генералы заморозили заработную плату, которую повышают теперь только с большими интервалами, в результате чего ножницы цен и заработной платы раздвигаются все шире и покупательная способность все больше падает.

Понижение жизненного уровня больнее всего бьет по рабочим.

Военные реагируют на растущее недовольство усилением репрессий. В ответ на вопрос, почему все еще действует комендантский час, хотя в стране царит могильная тишина, пресс-секретарь хунты Федерико Уиллоуби заявил «Штерну»: «Нашим органам безопасности нужно несколько спокойных часов в сутки для проводимой чистки».

Основным характерным признаком нынешнего положения является полное бесправие граждан. День за днем, ночь за ночью производятся аресты — без судебных ордеров и без указания причин, без уведомления родных о судьбе и местопребывании арестованного.

ПРИМЕЧАНИЕ:
тексты из сборника
"Трагедия Чили. Материалы и документы"
М.1974

.