О Козьме Минине, князе Пожарскомъ и избранiи на царство Михаила Феодоровича Романова.
(Народная песня.)
Какъ въ старомъ-то было городе,
Во славномъ и богатомъ Нижнемъ,
Какъ ужъ жилъ тутъ поживалъ богатый мещанинъ,
Богатый мещанинъ, Кузьма Сухорукiй сынъ.
Онъ собралъ-то себе войско изъ удалыхъ молодцовъ,
Изъ удалыхъ молодцовъ, нижегородскихъ купцовъ;
Собравши ихъ, онъ речь имъ взговорилъ:
«Охъ, вы гой еси, товарищи, нижегородскiе купцы!
Оставляйте вы свои домы,
Покидайте вашихъ женъ, детей,
Вы продайте все ваше злато - серебро,
Накупите себе вострыхъ копiевъ,
Вострыхъ копiевъ, булатныхъ ножей.
Выбирайте себе изъ князей и бояръ удалова молодца,
Удалова молодца, воеводушку;
Пойдемъ-ка мы сражатися
За матушку, за родну землю,
За родну землю, за славный городъ Москву:
Ужъ заполонили-то Москву проклятые народы поляки злы!
Разобьемъ ихъ, много перевешаемъ,
Самого-то Сузмунда, короля ихъ, въ полонъ возьмемъ;
Освободимъ мы матушку Москву отъ нечестивыхъ жидовъ*)
Нечестивыхъ жидовъ, поляковъ злыхъ.
*) Подразумеваются здесь иноверцы. Прим. составителей Хрестоматии
Ужъ как выбрали себе солдатушки, молодые ратнички,
Молодые ратнички, нижегородскiе купцы,
Выбрали себе удалова молодца,
Удалова молодца, воеводушку,
Изъ славнаго княжескаго роду —
Князя Дмитрiя, по прозванiю Пожарскаго.
Ужъ повелъ ихъ славный князь Пожарскiй
За славный Москву-городъ сражатися,
Съ нечестивыми жидами, поляками войной бранитися.
Ужъ привелъ-то славный князь Пожарскiй своихъ храбрыхъ воиновъ,
Привелъ ко московскимъ стенамъ;
Становилъ-то славный князь Пожарскiй своихъ добрыхъ воиновъ
У московскихъ крепкихъ стенъ;
Выходилъ-то славный князь Пожарсюй передъ войско свое;
Какь ужъ взговорилъ онъ своимъ храбрымъ воинамъ:
«Охъ, вы гой еси, храбрые солдатушки,
Храбрые солдатушки, нижегородсюе купцы!
Помолимся мы на святыя на врата Спасскiя,
На пречистый образъ Спасителя!»
Помолившись, дело начали.
Какъ разбили, проломили святыя врата,
Ужъ вошли-то храбрые солдатушки въ белокаменный Кремль,
Какь и начали солдатушки поляковъ колоть, рубить,
Колоть, рубить, въ большiя кучи валить;
Самого-то Сузмунда *) въ полонъ взяли,
Въ полонъ взяли, руки-ноги ему вязали,
Руки-ноги вязали, буйну голову рубили.
*) Тутъ подъ именемъ «Сузмундъ» нужно понимать не Сигизмунда III, который, конечно, никогда не былъ въ плену, а техъ поляковъ, которыхъ pyccкie изгнали за пределы своего государства. Прим. составителей Хрестоматии
Собрались все князья, бояре московскiе,
Собрались думу думати.
Какъ и взговорятъ старине бояре, воеводы московскiе:
«Вы скажите, вы, бояре, кому царемъ у насъ быть?»
Какъ и взговорятъ старине бояре, воеводы московскiе:
«Выбираемъ мы cебе въ цари
Изъ бояръ боярина славнаго —
Князя Дмитрiя Пожарскаго сына».
Какъ и взговоритъ къ боярамъ Пожарсюй князь:
«Охъ, вы гой ecи бояре, воеводы московскiе!
Не достоинъ я такой почести отъ васъ,
Не могу принять я отъ васъ царства Московскаго.
Ужъ скажу же вамъ, бояре, воеводы московскiе:
Ужъ мы выберемъ себе въ православные цари
Изъ славнаго, изъ богатаго дому Романова —
Михаила сына Феодоровича».
И выбрали себе бояре въ цари Михаила сына Феодоровича.
Иван Сусанинъ
«Куда ты ведешь насъ?.. не видно ни зги!—
Сусанину съ сердцемъ вскричали враги: —
Мы вязнемъ и тонемъ въ сугробинахъ снега;
Намъ, знать, не добраться съ тобой до ночлега.
Ты сбился, браът, верно, нарочно с пути;
Но темъ Михаила тебе не спасти!
Пусть мы заблудились, пусть вьюга бушует,
Но смерти отъ ляховъ вашъ царь не минуетъ!..
Веди жъ насъ,— такъ будет тебе за труды;
Иль бойся: не долго у насъ до беды!
Заставилъ всю ночь насъ пробиться с метелью...
Но что тамъ чернеетъ въ долине за елью?»
«Деревня!— сарматамъ въ ответъ мужичокъ: —
Вотъ гумна, заборы, а вотъ и мостокъ.
За мною! в ворота! — избушечка эта
Во всякое время для гостя нагрета.
Войдите — не бойтесь!» — «Ну, то-то, москаль!
Какая же, братцы, чертовская даль!
Такой я проклятой не видывал ночи,
Слепились от снегу соколiи очи...
Жупанъ мой — хоть выжми, нет нитки сухой!—
Вошедъ, проворчалъ такъ сарматъ молодой.—
Вина намъ, хозяинъ! мы смокли, иззябли!
Скорей!.. не заставь насъ приняться за сабли!»
Вотъ скатерть простая на столъ постлана;
Поставлено пиво и кружка вина,
И русская каша и щи предъ гостями,
И хлебъ перед каждым большими ломтями.
В окончины ветер, бушуя, стучит;
Уныло и съ треском лучина горитъ.
Давно ужъ за полночь!.. Сномъ крепкимъ объяты,
Лежатъ беззаботно по лавкамъ сарматы.
Все в дымной избушке вкушаютъ покой;
Один, на-стороже, Сусанинъ седой
Вполголоса молитъ въ углу у иконы
Царю молодому святой обороны!..
Вдругъ кто-то къ воротамъ подъехалъ верхомъ.
Сусанинъ поднялся и въ двери тайком...
«Ты ль это, родимый?.. А я за тобою!
«Куда ты уходишь ненастной порою?
За полночь... а ветеръ еще не затихъ;
Наводишь тоску лишь на сердце родных!»
«Приводитъ самъ богъ тебя къ этому дому,
Мой сынъ, поспешай же к царю молодому,
Скажи Михаилу, чтобъ скрылся скорей,
Что гордые ляхи, по злобе своей,
Его потаенно убить замышляютъ
И новой бедою Москве угрожаютъ!
Скажи, что Сусанинъ спасаетъ царя,
Любовью к отчизне и вере горя.
Скажи, что спасенье в одномъ лишь побеге
И что ужъ убийцы со мной на ночлеге».
— «Но что ты затеял? подумай, родной!
Убьют тебя ляхи... Что будет со мной?
И съ юной сестрою и съ матерью хилой?»
— «Творецъ защититъ васъ святой своей силой.
Не дастъ онъ погибнуть, родимые, вамъ:
Покровъ и помощникъ онъ всемъ сиротамъ.
Прощай же, о сынъ мой, намъ дорого время;
И помни: я гибну за русское племя!»
Рыдая, на лошадь Сусанинъ младой
Вскочилъ и помчался свистящей стрелой.
Луна между темъ совершила полкруга;
Свистъ ветра умолкнулъ, утихнула вьюга.
На небе восточномъ зарделась заря,
Проснулись сарматы — злодеи царя.
«Сусанинъ! — вскричали, — что молишься богу?
Теперь ужъ не время — пора намъ в дорогу!»
Оставивъ деревню шумящей толпой,
Въ лесъ темный вступают окольной тропой.
Сусанинъ ведетъ их... Вот утро настало,
И солнце сквозь ветви в лесу засияло:
То скроется быстро, то ярко блеснетъ,
То тускло засветитъ, то вновь пропадетъ.
Стоятъ не шелохнясь и дубъ и береза,
Лишь снегъ подъ ногами скрипитъ от мороза,
Лишь временно воронъ, вспорхнувъ, прошумитъ,
И дятелъ дуплистую иву долбитъ.
Другъ за другомъ идутъ в молчаньи сарматы;
Все дале и дале седой ихъ вожатый.
Ужъ солнце высоко сияетъ съ небесъ —
Все глуше и диче становится лесъ!
И вдругъ пропадаетъ тропинка предъ ними:
И сосны и ели, ветвями густыми
Склонившись угрюмо до самой земли,
Дебристую стену изъ сучьев сплели.
Вотще настороже тревожное ухо:
Все въ томъ захолустье и мертво и глухо...
«Куда ты завелъ насъ?» — ляхъ старый вскричал.
«Туда, куда нужно! — Сусанинъ сказалъ —
Убейте! замучьте! — моя здесь могила!
Но знайте и рвитесь: я спасъ Михаила!
Предателя, мнили, во мне вы нашли:
Их нетъ и не будетъ на Русской земли!
В ней каждый отчизну с младенчества любитъ
И душу изменой свою не погубитъ».
«Злодей! — закричали враги, закипевъ,—
Умрешь под мечами!» — «Не страшенъ вашъ гневъ!
Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело,
И радостно гибнетъ за правое дело!
Ни казни, ни смерти и я не боюсь:
Не дрогнувъ, умру за царя и за Русь!»
«Умри же! — сарматы герою вскричали,
И сабли надъ старцемъ, свистя, засверкали!—
Погибни, предатель! Конецъ твой насталъ!»
И твердый Сусанин весь въ язвахъ упал!
Снег чистый чистейшая кровь обагрила:
Она для Россiи спасла Михаила!
К.Рылеевъ
,
Спасителъ
Какъ любилъ государь, православный царь,
Алексей, государь светъ Михайловичу
Какъ любилъ государь, больно жаловалъ
Ту потеху свою государскую,
Ту охоту свою соколиную:
Да любилъ государь позабавиться —
Заоблавить въ дубраве сохатаго
Аль расправить плечо неподатное
И медведя поднять на рогатину...
Вотъ и было къ весне, о Грачевнике.
Прiезжалъ государь со боярами
Въ свою отчину, городъ Звенигородъ —
Помолиться святому угоднику;
Въ келье сталъ къ самому настоятелю...
Будетъ такъ, о полудне на третiй день,
Мужичокъ и приходитъ къ келейнику:
«Обошелъ я медведя для батюшки,
Для царя Алексея Михайловича,
Тамъ и тамъ матерой да породливый,
Только царской руке и угодливый».
Доложили царю — усмехается,
Только самъ съ собой думушку думаетъ:
«Аль пойти — въ одиночку помериться,
Въ молодецкой удаче провериться?»
И пошелъ... За плечами рогатина.
А у пояса ножъ златокованный...
И пошелъ монастырскою пущею...
Видитъ — тропка проложена по снегу,
И промерзлые сучья надломлены.
«Быть сюда!» И пошелъ, не задумавшись,
По тропе снеговой, межъ березами.
Что ни шагъ, то нога оступается,
Въ снегъ уходитъ по берцу, и охабень
Заметаетъ сугробы, а инеемъ
Вся бобровая шапка осыпана...
Засветилась полянка... Подъ соснами
Куча хвороста снегомъ надавлена,
Белый паръ такъ и валить въ отдушины;
Тутъ берлога... И царь сноровляется:
У рогатины жало осматривалъ,
Поясокъ свой шелковый подтягивалъ,
Съ плечъ спускалъ соболиный свой охабень
И задумалъ загадку мудреную:
«Быть — не быть, а свалить косолапато...
Не управлюсь — и Русь не управится,
А управлюсь — навеки прославится».
И поднялъ онъ корягу изъ-подъ снега
И ударилъ корягой по хворосту:
И медведь заревелъ, — инда дерево
Надъ берлогой его закачалося, —
Показалъ онъ башку желтоглазую,
Вылезь вонъ изъ берлоги съ оглядкою,
Дыбомъ сталъ и полезъ на охотника,
А полезъ — угодилъ на рогатину:
Подъ косматой лопаткою хрустнуло:
Чернобурая шерсть побагровела...
Обозлился медведь и рогатину
Перешибъ пополамъ словно жердочку,
И подмялъ подъ себя онъ охотника
И налегъ на него всею тушею.
Не сробелъ государь — руку къ поясу —
Хвать!.. анъ ножъ-то его златокованный
И сорвался съ цепочки серебряной.
Воздохнулъ государь — и въ последнее
Осенилъ онъ себя крестнымъ знаменьемъ...
Вдругь скользнула съ плеча его царскаго
Стопудовая лапа медвежая,
Разогнулися когти и замерли,
И медведь захрипелъ, какъ удавленный,
И свалился онъ на бокъ колодою...
Глянулъ царь — видитъ старца маститаго...
Ряса инока, взглядъ благовестника;
Въ шуйце, крестъ золотой, а десницею
Опустiлъ онъ топоръ окровавленный...
Поднялся государь — нету инока…
Какъ во сне приходилъ и никемъ-кого
На полянки и между деревьями,
Только зверь околелый валяется,
И башка у него вся раскроена.
Постоялъ государь, — погляделъ кругомъ
II пошелъ въ монастырь, призадумавшись...
А пришелъ, все сказалъ настоятелю
И велелъ привести честныхъ иноковъ
Передъ очи свои государевы:
Все пришли, а его избавителя
Между честными старцами не было.
Царь и крепче того призадумался.
«Помощь свыше, десница Господняя!..»
Молвилъ онъ и пошелъ въ церковь Божiю.
Тамъ на царское место, у клироса.
Становился и началъ молитися
Передъ образомъ светлымъ угодника;
Да какъ глянулъ на ликъ преподобнаго —
Такъ и палъ на чело свое царское:
Понялъ, кто былъ его избавителемъ.
На другой день, за ранней обеднею,
Отслужилъ онъ молебенъ угоднику
И вернулся къ Москве белокаменной.
А вернувшись къ Москве белокаменной,
Ко двору своему златоверхому,
Приходилъ государь — не откладывалъ
Въ терема къ государыне ласковой,
Что своей ли Наталье, Кирилловне,
Слезно съ ней обнимался-здоровался,
И сажалъ государь, ухмыляючись,
На колени меньшого царевича,
Государя Петра Алексеевича —
Целовалъ-миловалъ, приговаривалъ:
«Охъ ты, дитятко, сердце строптивое,
Спозаранокъ въ тебе, мое дитятко,
Расходилася кровь богатырская —
На румяныхъ щекахъ заалелася,
Въ соколиныхъ очахъ загорелася...
Подрастешь ты, случится безвременье —
Разобидятъ завистники-недруги,
Аль наступятъ на Русь, на кормилицу,
И пойдешь ты войною на вороговъ —
Не надейся на силу могучую,
А надейся на милость Господнюю,
Да попомни ты слово отцовское:
Охраняютъ святые угодники
И Господь благодатью пожаловалъ
Домъ честной Пресвятой Богородицы,
Вседержавную Русь православную».
Мей.
Присоединение Малороссiи
Предо мною — светлый градь
Со кремлемъ престольнымъ.
Чудно улицы гудятъ
Гуломъ колокольнымъ.
И на площади народъ,
Въ шумномъ ожиданьи,
Видитъ: съ Запада идетъ
Свътлое посланье.
Въ кунтушахъ и въ чекменяхъ
Съ чубами, съ усами,
Гости едутъ на коняхъ,
Машутъ булавами,
Подбочась, за строемъ строй
Чинно выступаетъ,
Рукава ихъ за спиной
Ветеръ раздуваетъ.
И хозяинъ на крыльцо
Вышелъ величавый:
Его светлое лицо
Блещетъ новой славой;
Всехъ его исполнилъ видъ
И любви и страха,
На челе его горитъ
Шапка Мономаха.
«Хлебъ да соль! И въ добрый часъ! —
Говорить державный.
Долго. дети, ждалъ я васъ
Въ городъ православный!»
И они ему въ ответъ:
«Наша кровь едина,
И въ тебъ мы съ давнихъ летъ
Чаемъ господина!»
Громче звонъ колоколовъ,
Гусли раздаются,
Гости сели вкругъ столовъ,
Медъ и брага льются,
Шумъ летитъ на дальнiй югь
Къ турке и къ венгерцу—
И ковшей славянскихъ звукъ
Немцамъ не по-сердцу!..
Гр. Ал.Толстой
ИЗ "ХРЕСТОМАТИИ ПО ИСТОРИИ РОССИИ
РОМАНОВЫ (1613-1913)",
изданной в 1913 году книгоиздательством Сытина
ОБ АВТОРАХ
(
От редакции сайта).
О "народной" песне "О Козьме Минине..."
Хотим обратить внимание на последнюю строку этой народной песни, в которой говорится о составе "выборщиков" - "бояре", а также о смысле избрания: "выбрали себе" (!) в цари.
Об авторе "Ивана Сусанина"
Это стихотворение было написано в 1822 году Кондратием Рылеевым, который известен гораздо больше не как поэт, а как один из руководителей "Северного общества декабристов". Автор был повешен 13 (25) июля 1825 года. Находясь под следствием в тюрьме он написал свои последние строки:
« Тюрьма мне в честь, не в укоризну,
За дело правое я в ней,
И мне ль стыдиться сих цепей,
Когда ношу их за Отчизну !»
А еще раньше в одном из своих стихотворений (которое, конечно, ни в какие хрестоматии не включалось) Рылеев писал:
Ах, тошно мне
И в родной стороне:
Всё в неволе,
В тяжкой доле,
Видно, век вековать.
Долго ль русский народ
Будет рухлядью господ,
И людями,
Как скотами,
Долго ль будут торговать?
Кто же нас кабалил,
Кто им барство присудил,
И над нами,
Бедняками,
Будто с плетью посадил?
Подробнее - ВОССТАНИЕ ДЕКАБРИСТОВ
Об авторе "Спасителя"
Это - Лев Александрович Мей, который написал, в частности, такое:
О Господи, пошли долготерпенье!
Ночь целую сижу я напролет,
Неволю мысль цензуре в угожденье,
Неволю дух - напрасно! Не сойдет
Ко мне твое святое вдохновенье.
Нет, на кого житейская нужда
Тяжелые вериги наложила,
Тот - вечный раб поденного труда,
И творчества живительная сила
Ему в удел не дастся никогда.
Но, Господи, ты первенцев природы
Людьми, а не рабами создавал.
Завет любви, и братства, и свободы
Ты в их душе бессмертной начертал,
А Твой завет нарушен в род и роды.
Суди же тех всеправедным судом,
Кто губит мысль людскую без возврата,
Кощунствует над сердцем и умом -
И ближнего, и кровного, и брата
Признал своим бессмысленным рабом.
Об авторе "Присоединения Малороссии"
Это, конечно граф Алексей Толстой, автор совсем другой истории - "Истории государства Российского от Гостомысла до наших дней", которая была вскоре после революции 1917 года напечатана в журнале "Пламя", да еще с иллюстрациями!
ОБЯЗАТЕЛЬНО ЧИТАТЬ - ЗДЕСЬ!
Стихотворения Рылеева, Мея, Толстого и многих других авторов вы найдете на сайте РУССКАЯ ПОЭЗИЯ.РУ
