.......
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 

Детство. Учеба. Война.




Вообще-то Джона Хартфилда сначала назвали Хельмут - Helmut Herzfeld.

Его отец - Франц Херцфельд из Дюссельдорфа (творческий псевдоним - Франц Хельд - Franz Held). Он был социалистом и писал во времена, когда еще действовал закон о социалистах (запрещавший деятельность партии вне парламента) стихи, прозу и театральные пьесы. У него было издано несколько книг. Родом Франц был из зажиточной семью предпринимателя Йонаса Херцфельда, владельца хлопчатобумажной фабрики. В 14 лет он победил в конкурсе драматических произведений, затем изучал юриспруденцию, побывал во Франции и Италии, в 1887 году опубликовал первую книгу под псевдонимом Франц Хельд (Held – по-немецки - герой). Одно из самых известных его произведений - "Тартарен в Париже".

В 1880 году на собрании бастовавших рабочих в Берлине он познакомился с текстильщицей Алисой Штольценберг (Alice Stolzenberg), она была оратором на этом собрании и анархисткой по взглядам (по некоторым сведениям). Они познакомились и полюбили друг друга.

19 июня 1891 года в Берлине родился их первенец – Хельмут.


Слева - отец, справа - мать с трехлетним Хельмутом


В 1895 году Франс Хельд был осужден «за богохульство» и приговорен к году тюремного заключения. Однако приговор был вынесен заочно, потому что Франц в этот момент уже был «в подполье». После получения повестки в суд он сбежал с женой и уже тремя детьми (у Хельмута родились две сестры - Шарлотта и Герта) в Швейцарию (там родился четвертый ребенок – Виланд). Из Швейцарии беглецы были высланы и перебрались в Австрию, где жили в лесной хижине в Айгенt вблизи Зальцбурга. Жили бедно. Последнее литературное произведение Франца - Der Wurfel Petri (кубик Петри - ?) появилось в 1898 году.

Летом 1898 года (по некоторым источникам в 1899 году) дети осиротели. Случилось это немного странно.

Родители просто исчезли, оставив всех четверых детей в приюте, откуда их через несколько дней забрал бургомистр Айгена и начальник железнодорожной станции Игнац Варншайн. У Игнаца и его жены Клары не было своих детей и они взяли всех четверых сирот к себе в дом.

Опекунами детей были писатель Макс Гальбе и старший брат Франца, адвокат и депутат Рейхстага в Берлине от социал-демократической партии Йозеф Херцфельд.

Причины исчезновения родителей, их дальнейшая судьба покрыты тайной.

И Хельмут, и Виланд долгие годы ничего не знали о судьбе родителей. Только в 1977 году, уже после смерти Хельмута (в 1968 г.) Виланд узнал, что Франц Хельд был арестован в 1900 (или в 1905-м году), находился в психиатрической клинике, умер в 1908 году. О судьбе матери ничего неизвестно.

Хельмут в Айгене в 1899 году.

В семье Варншайна Хельмуту приходилось не слишком легко.

Во-первых, он единственный из всех детей был крещен протестантом, которых в Зальцбурге презирали (остальные дети были католиками), во-вторых, он начинал заикаться, когда сильно волновался, а в-третьих, он был рыжим.

Семейство Варншайнов переехало в Зальцбург и Хельмут оказался в приемной семье разносчика почтовых переводов Бошофа, который умел великолепно играть на цитре.

Но счастье Хельмута было недолгим. За участие в школьных выступлениях против ненавистного учителя его собрались направить "на исправление" в образовательное учреждение в Зальцбурге, которым заведовали монахини.

Варншайны снова взяли Хельмута к себе.

Игнац Варншайн хотел, чтобы Хельмут вырос таким же образованным человеком, как и его отец и обсуждал дальнейшую судьбу мальчика с опекуном детей - Йозефом Херцфельдом, адвокатом и депутатом Рейхстага, но тот сообщил, что готовиться к обучению в университете Берлина преждевременно и надо пройти обычный школьный курс. Хельмут был огорчен, но пришлось отправиться в народную школу, а не к родственниками в Берлин.

В 1905 году учеба в школе была закончена.

В апреле 1905 году братья Хельмут и Виланд отправились в Висбаден, там они жили у книготорговца Генриха Хойсса – жена которого была старшей сестрой Алисы Штольценберг, матери Хельмута. Хельмут осваивал работу ученика в книжной лавке - разносил книги клиентам.

Оба брата были не просто друзьями - еще в Зальцбурге они заключили "братский союз" против взрослых, от которых можно было ожидать чего угодно, даже если они демонстрируют доброжелательность.

Висбаден вызвал у них отвращение буквально с первого дня.

Генрих Хойс считал себя замечательным человеком, "отцом семейства". Он проводил время в основном не в своем книжном магазине, а в пивной, откуда вечерами жена "вынимала" его и доставляла домой. Он был большой, толстый, курил сигары с яркими ярлыками, третировал жену и по утрам после чистки зубов его тошнило.

Ребята предпочитали как можно меньше бывать дома, чем огорчали свою тетку, но радовали себя.

Разница в возрасте между Хельмутом и Виландом составляла пять лет, но не было ничего, что они не доверяли бы друг другу. Хельмут был влюбчив, доброжелателен и застенчив. Он мог часами торчать на улице, сжимая в руке букетик цветов, чтобы неловко вручить его понравившейся девушке.

Однажды Хельмут признался брату, что хочет быть художником, а не торговцем книгами. Виланда это удивило - ведь Хельмут любил книги, причем обо всем.

Он дружил с молодым поэтом-экспрессионистом Йомаром Форстом, хотя они были очень разными - высокий, меланхоличный темноволосый Йомар и маленький ростом, вспыльчивый и полный энтузиазма Хельмут.

Он мог часами увлеченно обсуждать с братом или знакомыми девушками прозу Новалиса или Жан Поля, стихи из сборников "Восемь веков немецкой поэзии" или "Немецкие песни". Иногда читал собственные стихи, которые младшему брату нравились больше, чем напечатанные в книгах. Они пробовали писать вместе и однажды даже приняли участие в конкурсе, который был объявлен производителем приправ супов «Магги», и выиграли приз в 50 марок. Это было большие деньги.

Виланд отговаривал брата от занятий живописью - на каждом углу фотоателье – все, что можно запечатлеть, лучше сделает фотоаппарат. Но Хельмут отвечал, что дело не в сходстве, а в искусстве. И у него был талант. Это подтверждал и господин Буффо, художник, и руководитель городской художественной школы. Буффо сумел убедить тетю Хелену, что Хельмут уже выучился разносить книги и может поучиться живописи. В школе Буффо Хельмут занимался до 1908 года.

Хельмут рисовал не только «классические» сюжеты вроде пейзажей и натюрмортов, но стал осваивать новое направление – художественную рекламу и дизайн – может быть потому, что ему нужны были деньги.

Еще в Висбадене он познакомился с Алоисом Эрбахом, сыном каменщика, который тоже хотел стать художником. Вместе они отправились в Мюнхен, который был центром художественной жизни Германии. Сдали экзамены и поступили в королевскую Баварскую школу прикладных искусств в Мюнхене.

С этого времени начинается творческий путь Хельмута в живописи и графике.


30 мая 1912 года исполнилось бы 50 лет отцу Хельмута – Францу Хельду. К этой дате Эрнст Креосовский в Берлине издает книгу стихов Франца Хельда.

На последней странце книги есть примечание – обложку книги сделал Хельмут Херцфельд, старший сын поэта, получивший художественное образование в Мюнхене.

Это издание много значило для братьев – они не знали о судьбе отца и матери, но выяснили, что их отец – не бедняк-бродяга, бросивший в приюте детей, а талантливый поэт, пользующийся уважением и признанием и к тому же революционер и социалист.

Отец Хельмута писал в одном из стихотворений:

Fur die Reichen ist die beute,
Fur das Folk die Not der Kriege.

Fur den Herrn – Ruhmesstern,
Fur den Knecht – gebrochne knochen

(Для богатых – трофеи,
Для народа – лишения войны.

Для господ – награды,
Для солдат – сломанные кости).

 

В то время братьям (об этом писал Виланд) казалось, что социал-демократическое движение недостаточно радикально как в политике, так и в культуре. Слишком умеренно, недостаточно прогрессивно (хотя много ли они понимали тогда в политике?). Вот футуризм, кубизм, экспрессионизм – все, что против затхлых норм жизни и форм искусства – это другое дело. И тут они, видимо, были правы – парадный реализм, приторность салонной графики – это все и тогда, да и теперь можно охарактеризовать одним современным словом – отстой.

Нынешние понятия, характеризующие состояние нынешнего искусства – китч, гламур и т.д. в те времена, конечно, не использовались. Но для процесса деградации искусства всегда можно найти подходящие термины.

И если молодой художник ориентирован не только на славу и гонорары, он пытается искать что-то свое, в красках, в композиции, в сюжетах, что позволит ему выразить свой взгляд на мир. И выразить свое отношение к этому миру.

Именно в те годы начинают добиваться еще не признания и успеха (в том числе коммерческого), но уже некоторой известности такие художники как Винцент Ван Гог, Фердинанд Ходлер, Джеймс Энсор, Пабло Пикассо, Брак, Амедео Модильяни, Франц Марк, Марк Шагал, Василий Кандинский…

О новых веяниях в искусстве (но также и в политике) рассказывают журналы "Der Kampf" (борьба), "Die Aktion" (Действие), в которых публикуются леворадикальные политики, анархисты, основанный в 1910 году в Берлине журнал экспрессионизма "Der Sturm" (название переводится и как "шторм", и как "штурм"), в последнем публикуются Курт Гамсун, Генрих Манн, Оскар Кокошка, Василий Кандинский и многие другие. "Die Aktion" выходит с подзаголовком – "журнал либеральной политики и литературы" (позже – "журнал политики, литературы и искусства").

Но Хельмут интересуется не только новым искусством, его интересуют также персидские, китайские и японские мастера гравюры, орнаменты.

В 1912 году он начинает работать в издательстве братьев Бауэр в Маннхайме, специализируясь в плакатной графике.

В том же году знакомится с девушкой по имени Лена, которая позже станет его женой.

Осенью 1913 года Хельмут приезжает в Берлин – свой родной, но до этого времени незнакомый город. К нему из Магдебурга приезжает Лена, через несколько лет они сыграют свадьбу, а потом у них родятся двое детей – Том и Ева.
В Берлин приезжает и младший брат Виланд, который с детства мечтает стать писателем и занимается изучением поэзии. Благодаря поэтессе Эльзе Ласкер-Шюлер Виланд и Джон знакомятся с молодыми писателями и художниками, объединявшимися вокруг журналов "Die Aktion" и "Der Sturm".

Хельмут получает стипендию и продолжает обучение в школе искусств в Шарлоттенбурге у Эрнста Ноймана .

В июле 1914 года Хельмут участвует в выставке прикладных искусств (в т.ч. рекламной продукции) в Кельне и получает первую премию за настенный фриз.

Первую мировую войну, начавшуюся в августе 1914 года, братья встретили без воодушевления. Уже в первые дни войны Хельмут написал небольшое стихотворение – колыбельную, каждая строфа которой заканчивалась словами

Спи, спи мое дитя.
Все люди братья.

А годом позже уже оба брата – Виланд и Хельмут выразили свои чувства в стихотворении «Эли, эли лама асабтани» (Eli, eli, lamah asabtani) - «Боже, зачем ты оставил меня?»:

 

Играют бицепсы.

На голой заднице прыщи

Под ярким солнцем преют.

Все замерло.

Отряды залегли, и жирные затылки давят

на мозги,

Резвятся вши в косматых бородах,

Которые растят усердно, словно бивни.

Планета катится, очерчивая круг.

Тоска прет пышными грудями на штык.

Медуза черная как смоль

Вцепилась в руку белыми зубами,

Но слизь ее, затягивая рану,

Снимает боль.

По лбу струятся капельки воды,

А на сухих губах

Кристаллами сверкает соль,

Как горький иней нерожденной ночи.

Эли! Эли!

Крик, как стекло, взрезает кожу,

И светлое высокое чело

Вдруг покрывается зловонными прыщами.

Знамена вьются,

Благоухают парки,

В лазурном небе полная луна,

Газетных джунглей плотная стена

Смыкается вокруг темницы,

В ней, обреченный на закланье, поэт

(Ракеты рвутся к звездам!),

Кончает жизнь под злобный вой толпы.

Смерть скалит зубы из кишок зари

И золотит угрюмых великанов.

Жующих человечину под звон колоколов.

Разверзлось море, нехотя зевнув,

Под страшный крик «Ура!»

Опали листья с дерева познанья.

Дохнуло смертью. Раздувая щеки,

Она играет на трубе неистовый фокстрот,

Несутся в пляске дикой

Холера, тиф, одаривая всех

Своею милостью.

О, Боже!

До каких кощунств ты опустился!

(Предатель!) Ты в черепе с венком из

позвонков

Буравишь дырки острыми когтями

стервятников.

Тоскливо бьют колокола на башне

в Брюгге,

Потеет Зёллер «Вахтою на Рейне»,

Грохочут будни,

Мрак и пустота, покинув стены храмов,

Витают над руинами казарм,

И Лейпциг, Дрезден, Шмаргендорф

Пьют с наслажденьем кровь несбыточных мечтаний.

 

Война означала приход в жизнь братьев политики.

Виланд писал позже:

"Мы знали Карла Маркса по имени, о марксизме мы не знали ничего. Кроме того, мы считали, что искусство и наука носят противоречивый характер. Мы презирали социал-демократов как предателей, потому что они одобрили первые военные кредиты для их врагов, которые были и наши собственными. Наш дядя действительно воздержался при голосовании, но не выступил с речью протеста. Это, а также то, что он был богат и старомоден, давало нам право не доверять ему. В большой гостиной его дома висели огромные картины с изображениями членов социалистической парламентской группы, что делало его в наших глазах политическим и художественным невеждой. Мы видели его часто, между прочим. Денег мы получали от него очень мало, а после того, как посвятили себя как и наш отец искусству - вообще ничего.

И все же мы пошли, несмотря на наш полусознательно богемной горизонт путем, который привел нас к революционному пролетариату, на существование которого мы долгое время не обращали внимания".

Хельмут получил отсрочку от призыва, а Виланд в ноябре 1914 года добровольцем пошел в армию и был отправлен на западный фронт.

Виланд:

"В начале войны мне было 18 лет, и я добровольцем записался на фронт. Но не потому, что я горел военным энтузиазмом. Войну развязали господа старшие преподаватели и прочие чиновники (для меня тогда не было страшнее ругательства, чем «чиновник»). Это ясно. Но так же ясно было и то, что мои молодые друзья могут стать жертвами этой войны. Чувство сопричастности подсказало мне — в этом нельзя не участвовать. Я записался в санитары. Санитары, думал я, не могут быть убийцами. Так я стал участником массовых убийств во Фландрии в 1914 и 1915 годах.

Я помогал выносить их из-под огня и стаскивать в переполненные полевые лазареты. Я видел, как в крови и нечистотах они умирали на прогнивших соломенных тюфяках. И я стал прозревать. Я становился все упрямее, грубил своим начальникам; я чувствовал себя «пособником убийц» и открыто говорил об этом, чтобы побороть презрение к самому себе. Результат был странным: весной 1915 года я был отправлен на родину, физически здоровый «репатриант», «недостойный носить форму солдата кайзеровской армии»".


Хельмут готовился к призыву, занимался военной подготовкой, но в армию не рвался.

Настроения его друзей - молодых поэтов, писателей, художников были сходными. Они все без исключения были убеждены, что война является преступлением, революция неизбежна, и каждый художник достойный этого имени, должен быть ее предвестником. С презрением, они говорили о монархистах и особенно презирали писателей, восхваляющих «ура-патриотов».

В то время стал популярен гимн, написанный Эрнстом Лиссо: «Мы едины в любви, мы едины в ненависти, у всех нас есть только один враг – это Англия». В Германии был популярен призыв - "Боже, покарай Англию!", в Англии на плакатах изображали германцев со зверскими мордами. Российской пропаганде было труднее (в связи с родственными связями Николая Второго с германским кайзером).

Хельмут перевел свое имя на английский язык и стал называть себя - во время войны (но только между друзьями и знакомыми) Джон Хартфилд - John Heartfield. Его ходатайство о легализации псевдонима было отклонено имперской властью. Несколько лет спустя, немецкий народ отверг империю. Имя Хартфилд оказалось более прочным.

Осенью 1915 года Джон познакомился с молодым художником-графиком Георгом Гроссом. Их знакомство вскоре переросло в дружбу на всю оставшуюся жизнь. И не просто в дружбу, а в творческое и даже политическое сотрудничество. Георг Гросс также изменил свое имя и стал называться Джордж Грос - George Grosz. А Виланд изменил фамилию и из Hezrfeld стал Herzfelde.

Друзья Хельмута, которые называли его теперь Джон, обсуждали не только вопросы литературы и искусства. В кружке Эльзы Ласкер-Шюлер все были потрясены смертью на австрийском фронте их молодого друга, поэта Георга Тракля. Ежедневно встречаясь в кафе, писатели, художники советовались с «самообразованными» медиками о том, как помочь тому или другому артисту, которого призывали на военную службу. Помогли они и Хельмуту.

Его должны были призвать в октябре 1915 года и это было неизбежно. Ведь у него не было никаких болезней!

В последнюю прощальную перед призывом встречу с Джоном-Хельмутом друзья придумали: они заговорят с Джоном вечером перед отправкой какими-нибудь бессвязными и бессмысленными фразами, он обидится и вспылит, они позовут врача, а тот обнаружит у него нервное заболевание и признает его негодным к службе.

Врач, которому изложили этот сюжет, посоветовал всей компании обратить внимание на свое душевное здоровье и порекомендовал Джону заявить о своих болезнях на перекличке.

Тот так и поступил.

На утренней перекличке призывник Хельмут заявил, что у него больные нервы. А офицер, услышав о нездоровье свеженького призывника, засмеялся. И, вероятно, добавил какой-нибудь комментарий. Джон вспылил, да так, что понадобилось вызвать двух капралов, чтобы его усмирить. После этого врачи действительно решили, что у него нервы больны и на фронт он не попал. Он провел несколько месяцев в клинике, где в полосатой робе косил траву на лужайке, а потом был признан годным к нестроевой службе и стал почтальоном в Берлине – разносил повестки и служебные письма. При этом, выражая свое отношение к войне и военной службе, некоторые почтовые извещения не доставлял до адресатов, а выбрасывал.

В 1916 год Виланд предложил своему брату организовать журнал, первый номер которого вышел в июле - «Neue Jugend» («Нойе Югенд» - «Новая молодежь»). В первом номере были рисунки Георга Гросса, стихотворение «Призыв к миру». Оформлением номеров занимался Джон Хартфилд.

В том же 1916 году Виланд и Джон познакомились с приехавшим в Берлин с фронта солдатом по имени Эрвин, который стал их другом на всю оставшуюся жизнь. Много лет спустя Эрвин написал книгу, в которой рассказал о войне и упомянул о своем знакомстве с братьями.


Продолжение - Пискатор: От искусства к политике