БОРИС РАДО
Никаких сведений об авторе обнаружить не удалось.
ЧЕРНОЕ ОЗЕРО
У ног кремля, у самых стен,
Как ад, прикрытый плащаницей,
В безмолвной, черной пустоте
Смежило озеро ресницы.
Отталый лед, как мертвый крик,
Ушедший в каменные кручи,
И ночь густая до зари
Сжимает тяжкой темью тучи.
Не черт ли сброшенным плащом
Покрыл и озеро и небо; Не бред ли правит свой расчет —
Легенд таинственную небыль.
Вот-вот у кованых ворот
Склонив точено-острый профиль,
Скривив красноармейский рот,
Вслед захохочет Мефистофель.
И, приоткрыв тяжелый том,
В страницы желтые начертит,
Что ночь на озере Святом
Купили водяные черти.
Вот-вот из узкого окна
На плесень застонавшей башни
Следят два лысых колдуна
Для чернокнижных, вещих шашней.
И кремль, и озеро молчат,
Холодный ветер вьет и кружит,
А в озере и вой волчат,
И блеск ненайденных жемчужин.
Соловки. 1926
ОЛЬГА ВТОРОВА-ЯФА
1876-1959
Ольга Викторовна Второва-Яфа — дочь купца, окончила в Петербурге женские Бестужевские курсы, педагог, художник.
Входила в ленинградский религиозно-философский кружок «Воскресение», просуществовавший с конца 1917 по конец 1928 года, разгром которого был одним из нашумевших политических дел. Была арестована, срок — с 1929 по 1931 год — отбывала на Соловках.
* * *
В мире есть место, где люди стареют
Вдвое скорее, чем в жизни обычной.
Место, где юноши даже седеют
В лютой тоске по отчизне привычной.
Там не живут — «отбывают срока»,
Делают все как-нибудь, «на пока»;
Не умирают там, а «загибаются»,
Дети там лишь вне закона рождаются
И погибают один за другим.
Было то место когда-то святым,
Ныне УСЛОНом оно управляется,
Лагерем громко оно называется,
Каторгой тихо клянут его люди.
Чем это место со временем будет?
Кто разгадает? Одно несомненно:
Будут сюда приезжать непременно
Из одного поколенья в другое,
Будет то место для многих родное
Горькою памятью прошлых страданий;
Свиток чудесных и жутких сказаний
Бережно будут развертывать внуки...
Пусть же с другими не минет их руки
Также и этот правдивый рассказ:
Он хоть и плох, да зато без прикрас.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВ
1916-2002
Виктор Георгиевич Васильев родился в Москве. Отец — служащий Трехгорной мануфактуры. В семье был двенадцатым ребенком. Закончил пять классов школы и фабрично-заводское училище при Трехгорке.
Арестован в 1932 году, этапирован на Соловки. В 1 937 году срок был продлен; до 1943 года — Ухтижемлаг, с 1950 года — ссылка.
До возвращения в Москву в 1973 году работал в геологоразведке.
ЛУБЯНКА
Красивый особняк, подсвеченный огнями,
подкрашен белым с бледно-голубым.
Работают здесь, в основном, ночами.
Охрана у ворот и пропускной режим.
Я приведен сюда стрелками.
На окнах шторы, тишина...
Но я почувствовал, что за дверями
скрывается моя беда.
Прием здесь отработан четко:
«вперед»... «налево»... «стой»... «иди».
Меня свели в подвал, там обыскали ловко.
Фотограф зафиксировал черты.
А дальше?.. Камера, допросы:
кого, когда хотел убить?
Что контра я... Пошли угрозы
(в тот год не разрешали бить).
Расстались мы недружелюбно
(я отказался взять вину),
но это было и не нужно.
Меня отправили в тюрьму.
1933
* * *
Зима. Бутырская тюрьма.
Парят решетчатые окна.
Но их не видно со двора —
прикрыты козырьками плотно.
Над козырьками языки,
как флаги белые на стенах.
Как видно, камеры полны,
нас привели сюда не первых...
Зима. Бутырская тюрьма.
Противный лязг дверных засовов.
Мрак в коридоре... духота...
И страж у камеры, как боров.
А в камере сплошные нары.
На нарах, между ними спят
те, кто измучен ожиданьем кары
за то, в чем не был виноват.
Суда не будет.
Будет ТРОЙКА
в просторном кабинете заседать,
Она решит, кому и сколько
тюрьмы и лагерей проштамповать.
* * *
Пробился солнца луч,
в нем пляска пыли.
Срок небольшой пробудет он в тюрьме,
но заключенные ожили:
им луч напомнил о добре.
Я вижу у людей улыбки
(улыбки при аресте не нашли).
Считают многие,
что взяты по ошибке.
Они надежд пока не лишены.
1933
* * *
Меня из Москвы увезли под конвоем,
с этапом мальчишек таких же, как я.
Москва провожала завьюженным воем
в начале тридцатых, в конце января.
Я помню, как вяли надежды мальчишек
и чахли идеи у зрелых мужчин.
Не раз вспоминал я героев из книжек,
которые пали за новый режим.
1933
* * *
Ничто не вечно под луною.
Растаял снег, растаял лед.
Нас передали вновь конвою, к
онвой отвел на пароход.
Везли недолго.
Рано утром
в трюм с палубы скатился клич,
он был солидным, но не грубым:
— По одному!
Нам предстояло новое постичь.
Поднялся я... Не мог поверить,
куда нас, грешных, привезли:
налево море — глазом не обмерить,
направо красовались Соловки.
Июнь 1933
* * *
Стена кремля отвесная,
без лестницы не влезешь,
но чудом на нее березка забралась.
Жизнь — ты кудесница, ты все преодолеешь.
Молю, чтоб связь живых с живыми не рвалась.
Здесь гасят все: накал души, ума
и с жаром сказанное слово. З
десь дружба для зэка запрещена,
как чувств бунтующих основа.
1934
* * *
Подконвойный народ, в основном, молчаливый.
А молчать заставлял проштампованный срок.
Нас в бараке полно, и народ не трусливый,
но я чувствую: я одинок.
Жить с людьми, спать с соседом на нарах
и молчать, словно рыба в сетях.
Это роль не моя. Забываю о карах.
Страх не свил в моем сердце гнезда.
Подберу я слова для соседа по нарам.
Он, как я, в этот час одинок.
Я воспитан общительной мамой недаром,
есть в душе для людей огонек.
Не беда, что меня он не сразу услышит
(может, горем полна голова),
будет время — поймет, чем сосед его дышит.
Одиночество — это беда.
Нет средь нас от рожденья убогих,
а тюрьма — это наша вина:
слишком много на воле людей одиноких,
кто молчит, что в стране разгулялась чума.
1936
* * *
Нет, не судьба,
а власть играет,
как в пешки, нашими людьми:
одних в тюрьму она сажает,
других — в охрану у тюрьмы.
1939
* * *
Нас каждый день считают по три раза,
так не считают золотой запас.
Не потому, что мы дороже злата,
а потому, что очень много нас.
Сеть тюрем, лагерей, расстрелы —
вдруг не сойдется по стране баланс!
Власть примет соответствующие меры:
посадит тех, кто охраняет нас.
1940
* * *
Стихи, стихи — друзья младой поры,
о, сколько с вами пережито!
Не вовремя рождались вы,
поэтому немало вас забыто...
Мне не дано вас оживить:
у чувств нет прежнего накала,
и Время рвет нередко нить,
где жизнь на память узелки вязала.
1975
АЛЕКСАНДР ЯРОСЛАВСКИЙ
1897 - 1930 (?)
Окончил гимназию во Владивостоке. При белых год просидел в тюрьме (1919), в 1920—1921 годах воевал в партизанском отряде красных. Редактировал газету «Красное Прибайкалье», опубликовал около десятка сборников стихов. В 1922 году переехал в Москву.
Арестован в конце 20-х годов. Срок Александр Борисович Ярославский отбывал на Соловках. Там и погиб.
СЛУЧАЙНОЙ ЖЕНЩИНЕ
(Сонет)
Весна. Карелия... И струи рельс...
И десять лет, распахнутые в вечность...
И хрупкий смех, змеящийся беспечно
Вдоль узких губ, вдоль глаз, где бродит хмель.
Есть, вероятно, в этой жизни цель —
Она в любви и радости, конечно,
Но разве можно так бесчеловечно
Мне прямо в сердце выплеснуть апрель?
На будущее жалобней взгляни.
Как вспугнутые кони, эти дни...
Но в этих днях над дымкой сероватой,
Сквозь скучный мрак болот и острых скал, —
Лица очаровательный овал.
И лишь улыбка, как письмо без даты.
Москва. 1930
ПАВЕЛ ФЛОРЕНСКИЙ
1882-1937
Философ и богослов, математик и естествоиспытатель, поэт, автор выдающихся трудов по искусствоведению, языкознанию, точным наукам, ученый-энциклопедист, ставивший своей целью найти пути «к будущему цельному мировоззрению», Павел Александрович Флоренский родился в местечке Евлах (ныне Азербайджан). Его отец, Александр Иванович, из рода костромских дьячков, сын военного лекаря, героя Кавказской войны, инженер-путеец, строил Закавказскую железную дорогу. Мать, Ольга Павловна Сапарова, из меликского карабахского рода. Учился в гимназии в Тифлисе. Одним из преподавателей Флоренского на физико-математическом факультете Московского университета был профессор Н. В. Бугаев, через его сына, Андрея Белого, Флоренский вошел в круг символистов. В 1904 году отказался от светской карьеры и после окончания Московской духовной академии стал ее преподавателем, священником, богословом. Подготовленный в 1905 году в Тифлисе поэтический сборник «Ступени» не был издан (сохранился в архиве семьи Флоренских). Сборник «В вечной лазури» (Сергиев Посад, 1 907), отмеченный влияниями младших символистов, остался единственным прижизненным. Теперь все его ранние стихотворения собраны и опубликованы Е. В. Ивановой в книге: Павел Флоренский и символисты. Опыты литературные. Статьи. Переписка. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Деятельность Флоренского, ученого и просветителя, продолжалась в советское время. Он участник проекта ГОЭЛРО, профессор ВХУТЕМАСа, заведующий созданной им лабораторией технического материаловедения во Всесоюзном электротехническом институте (ВЭИ).
Впервые П. А. Флоренский был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в 1906 году за проповедь против смертной казни, произнесенную им в день расстрела лейтенанта П. Шмидта. Второй раз — в 1928 году по «Сергиево-посадскому делу» и на два месяца выслан в Нижний Новгород. Третий раз — в 1933 году. Сначала этапирован в город Свободный, центр строительства первого БАМа, а осенью 1934 года переведен в Соловецкий лагерь особого назначения. В своем предпоследнем письме от 4 июня 1937 года он писал близким:
«Тут можно было бы заниматься, — писал он жене, — но отчаянный холод в мертвом заводе, пустые стены и бушующий ветер, врывающийся в разбитые стекла окон, не располагают к занятиям, и, ты видишь по почерку, даже письмо писать окоченевшими пальцами не удается. Зато тем более думаю о вас, впрочем, беспокойно. Жизнь замерла, и в настоящее время мы более, чем когда-либо, чувствуем себя отрезанными от материка. Вот уж июнь, а лета никаких признаков, скорее похоже на ноябрь.
4 июня 1937г. Соловки».
25 ноября 1937 года тройка УНКВД ЛО приговорила о. Павла Флоренского к расстрелу. В расстрельных документах о нем говорится главное: «...священник, не снявший с себя сана». Приговор был приведен в исполнение 8 декабря 1 937 года в Ленинграде.
ИЗ ПОЭМЫ
«ОРО»*
Из предисловия
* Поэма не окончена, имеет несколько вариантов. Рукопись хранится в семье П. А. Флоренского.
Поэма написана для моего сына Мика и приспособлена к его пониманию, — хотя, быть может, сейчас он и не поймет всех многочисленных намеков этих стихов. Но по многим личным причинам мне необходимо посвятить поэму именно Мику, пусть она будет ему хотя бы впоследствии памятью об отце.
Ты свет увидел, бедный Мик,
Когда спасен был смутный миг.
Отец твой бегством лишь и жил,
Замуровавшись средь могил —
Могил души. Могу ль назвать
Иначе дом умалишенных? Тать
Обхитил разум их, и крик
Застыл пустой. Я к ним проник.
Там воздух по ночам густел
Обрывками сотлевших тел —
Страстей безликих, все живых;
Там стон страдальцев не затих,
Хотя сменил уже на тьму
Им рок врачебную тюрьму.
<...>
Во дни предельные скорбей.
Мы не дошли до крайних дней.
Но сон вещал, что Бог двойным
Мне разум просветит Святым
Дыханьем уст Своих, что ждет
Меня и мудрость и почет.
И вот двойную благодать
Тебе решил я передать
И так сказал себе. С тех пор
Спустился я с высоких гор,
Где темно-синь эфир небес,
Во мглу долин, в унылый лес.
Блужданьем темным утомлен,
Я помню прошлое, как сон...
Текли печальные года.
Но никогда, но никогда
Тебя не забывал отец,
Мой хрупкий маленький птенец.
Себе я сердце разорвать
Готов был, только б мир и гладь
Тебя окутали. Полет
Событий кружит и влечет.
В тревоге смутной, средь невзгод
Шел день за днем, за годом год.
Ты рос, но слабый, бледный, мал
И с детства горести познал.
За сроком новый срок скользит.
Но не фосфат же инозит
Удобрит нив душевных новь —
Восполнит ласку и любовь.
Какой аптечный препарат
Вспоит сердечный чахлый сад?
Заменит солнечный привет,
Когда тебя со мною нет?
Но знал: не должно мне роптать.
Прошли года —
не два, не пять,
А много безуханных лет,
Как звенья внутренних побед.
Себя смиряя вновь и вновь,
Я в жилах заморозил кровь,
Благоуханье теплых роз
Замуровал в льдяной торос.
Так мысли пламенной прибой
Остыв, закован сам собой.
С тобой в разлуке вот опять.
Тебе лишь повесть рассказать
Могу с своих унылых нар —
Любви бессильной жалкий дар.
Но не хотел бы уронить
Из рук ослабших Парки нить,
Стрясти земную пыль и прах,
Пока не выскажусь в стихах.
«Цветы осенние милей
Роскошных первенцев полей».
Так пусть над кровом мерзлоты
Взрастут последние цветы.
8—10 апреля 1936 года
