Интервью Президента Французской республики
Франсуа Миттерана

( для журнала "Курьер ЮНЕСКО")


 

Интервъю нашему журналу дает Президент Французской Республики Франсуа Миттеран

 

Еще до событий 1789 года, потрясших государственные основы Франции (а также других стран Европы и Северной Америки), здесь возникли мощные идейные течения, произошла революция в интеллектуальной, этической, правовой, эстетической сферах, которая проложила путь политическим переменам. Возможно, именно в это время светская культура стала определяющим фактором, основной движущей силой истории. Как Вы считаете, играет ли культура не менее (если не более) важную роль, чем экономика, как фактор, стимулирующий (или замедляющий) эволюцию человечества?

Вы справедливо отметили, что французская революция отнюдь не была "громом среди ясного неба". Она явилась политическим следствием глубоких изменений в мироощущении, образе мыслей и действий.
На протяжении всего ХУIII в. Европа была охвачена широкими идейными и общественными движениями достаточно вспомнить о путешествиях и дискуссиях философов, ученых, людей искусства, - которые постепенно изменили представления общества о самом себе.
Социальный и политический строй рассматривался уже не как незыблемое воплощение божественной воли, а скорее как некое равновесие, с одной стороны, относительное (открытие Нового Света, географические экспедиции дали возможность познакомиться с обществами другого типа), а с другой - способное к совершенствованию (о чем свидетельствовала победа американских повстанцев).

В результате многие установили для себя новые границы между областью религии (вопрос личных убеждений, свободы совести) и светскими делами, управление которыми человек должен был взять в свои руки.
Появление светской культуры, о которой Вы говорите, само по себе не несло угрозы религии - один из видных деятелей революции аббат Грегуар, не отказавшись ни от веры, ни от своих священнических обязанностей, был в то же время республиканцем. Это было просто утверждение прав и ответственности человека на Земле. Тому способствовало и развитие наук. Наблюдения и опыт делали окружающий мир - будь то тайны природы или отношения между людьми - более доступным познанию и анализу. Как же тут не задуматься о созидании на более разумной, справедливой и свободной основе?

Немецкий философ Фихте, сочувствовавший революции, видел в ней доказательство превосходства человека над бобром, который строит всегда одинаково, или над пчелой, которая располагает ячейки в сотах всегда в одном и том же порядке.

Таким образом, распространившиеся в то время новые идеи, которые высказывались в салонах, кафе и на страницах газет, приобрели решающее влияние. Они стали не только оружием критики: в обществе, скованном путами наследственных привилегий и абсолютизма, они как бы заранее узаконили переход к действию.
Не то чтобы под рукой была готовая теория революции, которую оставалось лишь осуществить в нужный момент. Напротив, многое приходилось изобретать на ходу, под давлением обстоятельств.
Но существовал своего рода компас, якорем которого были права человека.

Вместе с тем предпринятые в тот же период другие попытки потерпели неудачу, хотя устремления женевских, батавских или брабантских революционеров, итальянских якобинцев, венгерских патриотов, майнцских республиканцев, ирландских повстанцев или польского сопротивления немногим отличались от устремлений французов.

Ведь идеи сами по себе историю не делают. Нужна совокупность экономических, социальных и политических условий, благоприятствующих переменам. И, конечно, индивидуальная и коллективная воля людей.
Только они - подлинная движущая сила истории.

Сейчас все чаще наблюдается тенденция «локализовать» или даже «национализировать» культуру: говорят о французской, немецкой, китайской, египетской культуре. Не кроется ли здесь двойная опасность: с одной стороны, происходит дробление культур, а с другой - каждая из них замыкается в себе, поворачивается скорее к прошлому, нежели к будущему? Конечно, у каждой культуры - свое отечество со своим языком и конкретной историей, обладающее особым сочетанием творческих ресурсов. Некоторые из них динамичнее, агрессивнее других, однако необходимо, чтобы все они могли свободно развиваться. Но как защитить культуpы, не рискуя их задушить?

Позволю себе не согласиться с Вашим утверждением, что стремление к ограничению культуры местными или национальными рамками является общей тенденцией.
Прежде всего потому, что вся история человечества, порой мирная, но зачастую бурная, представляет собой все расширяющееся взаимодействие культур.
В наши дни современные средства коммуникации перекидывают множество новых мостов, многократно усиливают взаимное влияние, сжимают время.
Вопрос в том, будет ли это способствовать обогащению наших различных культур, более плодотворному диалогу. Или же это приведет к новому обособлению, к новому неравенству между теми, кто овладеет средствами глобального распространения информации, кто обеспечит себе доступ к постоянно меняющейся сфере знаний, и всеми остальными людьми.
В этом и заключается парадокс нашего времени: мы понимаем, что богатство мира складывается из культурного многообразия, из различных взглядов и навыков; мы располагаем фантастическими возможностями для совершенствования, взаимопонимания и общения. Но стоит нам забыть об осторожности, как эти средства сотрудничества превратятся в орудие господства. И в результате экономического или политического воздействия наиболее агрессивных культур может воцариться губительное единообразие.

Что же делать? Не отказываться от себя, но и не замыкаться на себе.

Далее, необходимо осознать всю важность этой задачи: без расцвета самостоятельных культур, способных к взаимному обогащению, не может быть устойчивого экономического развития, социального прогресса, прочной демократии, мира на Земле.
Наконец, необходимо искать формы культурной солидарности при уважении самобытности каждого, без высокомерия или излишнего самоуничижения сотрудничать в таких важных областях, как образование, наука и культура, открывающих путь к свободно избранному будущему.

Именно в этом духе Франция, как и другие страны, стремится сделать Европу континентом процветающей культуры, укрепить связи между франкофонными государствами, обеспечить признание культурного аспекта при оказании помощи в целях развития.

В более широком масштабе эти задачи составляют основу деятельности ЮНЕСКО и главную цель Десятилетия развития культуры, провозглашенного в 1988 г. Ведь сегодня триединая задача - учить, искать и созидать сообща - стала еще актуальнее, чем в 1945 г. Наконец, хочу сказать, что не вижу противоречия между прошлым и настоящим; я верю в силу тех обществ, которые в состоянии использовать свое прошлое, чтобы двигаться вперед.
В качестве примера приведу проект строительства под эгидой ЮНЕСКО новой большой библиотеки в Александрии: восстановление связей с богатейшей культурой прошлого и в то же время подготовка к будущему путем создания в этой части Средиземноморья современных условий получения знаний.

Правомерно ли говорить о некоей области, где соприкасаются все культуры, где они образуют сферу универсальных ценностей? Можно ли утверждать, что до эпохи Просвещения в этой сфере не было ощутимых интеллектуальных вех, что, незримо присутствуя во всех великих произведениях литературы и искусства, она воздействовала скорее на чувства, нежели на разум, и только после 1789 года наконец нашла философское выражение в концепции «универсального человека», освобожденного от всех этических, конфессиональных и социальных пут?

Хочу рассказать вам одну историю. В 1827 г. Гёте, читая китайский роман, был приятно удивлен, обнаружив в нем мотивы, близкие к тем, которые он использовал в своей поэме «Герман и Доротея». Он с восторгом отметил, что есть, оказывается, область - в данном случае литература, где человечество способно преодолевать свою раздробленность. Из этого он вывел целую программу, придав ей форму концепции «Weltlitteratur» [всемирной литературы], помогающей подняться над историческими границами и культурной обособленностью. Это был его ответ на Ваш вопрос о возможном существовании сферы общечеловеческих ценностей.

Революционеры 1789 года не ведали сомнений на этот счет - они обращались со своим призывом ко всей планете, права человека и гражданина провозглашались для всех людей. Мы и сегодня слышим эхо этих слов, произнесенных с такой силой; в этом-то и было главное - впервые произнести их именно так.

Как известно, на практике все вышло несколько иначе.
Кончилось тем, что свобода, вооружившись для войны, повторила в Европе, по словам Жореса, формы и обычаи конкисты. Женщины, чернокожие и бедняки подлинного равноправия так и не получили.

Однако хотя французская революция не всегда была верна своим принципам, именно за ее идеалы боролись люди в XIX и ХХ вв., В условиях, когда национальные и социальные вопросы стали приобретать все большее значение. Многие народы Европы и Латинской Америки, Азии и Африки брали на вооружение эти идеалы в борьбе с захватническими устремлениями Запада.

И когда в 1948 г. после разрушительной мировой войны возникла необходимость решительно утвердить права человека, именно Декларация 1789 года вдохновила авторов всеобщей декларации, предложенной ООН. Позднее она была дополнена декларацией об экономических и социальных правах, за которые трудящиеся боролись более ста лет. Впрочем, здесь речь идет уже не об упомянутом Вами «универсальном человеке», освобожденном от своих социальных пут, а о том, кто находится в конкретной ситуации, касается ли это работы или общества.

Возвращаясь к Вашему вопросу, хочу сказать, что, по моему мнению, нужно различать основополагающие политические акции - в 1789 г. это было принятие Декларации прав человека и гражданина - и те непростые пути, которые к ним ведут, особенно когда речь идет об истории развития идей.

Дело в том, что резкий поворот в мировоззрении, который открыл путь революции, медленно вызревал в недрах истории задолго до XVIII в.: вспомним гуманизм Возрождения, утверждение духа сопоставления, поколебавшего авторитет религиозных откровений, физику Галилея, ставшую предвестницей энциклопедистов, религиозные войны, память о которых породила идею терпимости, Монтескье и Лабрюйера, говоривших об относительности веры и морали.

Кроме того, на всем протяжении ХУIII в. сосуществовали разные взгляды, одни более универсалистские, другие более релятивистские; их отголоски звучат в современных дискуссиях вокруг критики этноцентризма, стремящегося возвести в ранг господствующих универсальных ценностей конкретное содержание той или иной культуры, а также вокруг вопроса о границах права быть иным.
Все это свидетельствует, насколько непросто определить ту философскую сферу, о которой Вы говорите. Признание новых форм детерминизма - экономических, социальных, психологических - каждый раз неизменно ставило вопрос о сфере универсального в человеке.

А если говорить конкретнее, то можно ли действовать, если все ценности относительны (с точки зрения места, времени, данной культуры) и тем самым обесценивают друг друга? Если считать, что расизм - это просто лишь одна из многих идей, тогда проблема апартеида касается только южноафриканцев? На что еще мы можем ссылаться, кроме минимума универсальных ценностей, когда пытаемся понять вещи, выходящие за рамки нашей непосредственной компетенции, и создать основу для человеческой солидарности?

Свобода, равенство и братство относятся к числу ценностей, которые выдержали испытание временем и в достаточной степени акклиматизировались на всех широтах, продолжая вдохновлять на борьбу за них. Поскольку в этой области не бывает окончательных завоеваний, путь от реальности к идеал у весьма долог.

Закончу мудрым определением, которое дает в своей последней работе Цветан Тодоров: «Всеобщее - это горизонт согласия между двумя частностями». Вполне возможно, добавляет он, что такой диалог недостижим, но это - единственное достойное мерило.

Политика и культура: можно ли ожидать от политиков, особенно от государственных деятелей, эстетики взаимоотношений в обществе, эстетики отношений человека и природы, солидарности в главном в масштабе всего человечества? Может ли такая эстетика опираться на идеал, согласно которому каждый человек должен поступать так, как если бы цель его действий была возведена в универсальный принцип?

Если мне не изменяет память, Кант в своем "Основоположении к метафизике нравов" примерно теми же словами определяет свой категорический императив. Он выводит три закона: поступай всегда согласно принципу, который мог бы стать и всеобщим нравственным законом; поступай так, чтобы человечество всегда было для тебя целью, а не средством; поступай так, как если бы твоим принципам предстояло превратиться в универсальный закон для всех разумных существ.

На мой взгляд, было бы в высшей степени полезно, если бы политические деятели руководствовались этими правилами, разработанными философом, который внимательно следил за событиями 1789 года!

Эстетика взаимоотношений в обществе?

В компетенцию государственных деятелей не входит определение прекрасного. Но они обязаны поддерживать все, что способствует укреплению связей между людьми, осознанию общности судеб. Играет свою роль и искусство, соприкасаясь с областью мечты, этим «предметом первой необходимости».

Здесь - подчеркнута перспектива, сделавшая город удобнее для его обитателей; там - новый музей, открывший для всех свои сокровища; в другом месте - восстановленный памятник, вернувший народу частицу его истории; где-то еще - красивая и нужная людям современная публичная библиотека.

Обустраивать, украшать, выражать какие-то идеи - все это можно делать вместе.

Сколько городов мира обезображено уродливыми формами урбанизации, свидетельствующими о презрительном отношении к человеку. Но ведь есть пути, соответствующие стремлению людей к лучшей совместной жизни, их желанию покончить со стихией, беспорядочной игрой эгоистических интересов, ленивым конформизмом.
Что касается взаимоотношений человека с природой, то не буду утверждать, что они одинаковы для всех - от жителя Буэнос-Айреса до крестьянина Казаманса, от коренного парижанина до балтийского рыбака. Одни каждодневным тяжелым трудом на земле или в море добывают хлеб насущный, другие же здесь просто отдыхают.

Вместе с тем угроза истощения ряда природных ресурсов затрагивает нас всех, последствия непоправимого разрушения атмосферы не пощадят никого, всем нам придется поплатиться за беспечность, с которой мы загрязняем моря.

Развитие человечества шло за счет освоения природы.
Забвение своего долга перед ней, ее разграбление может привести к гибели. Те, кто трудится на земле, знают, что она недолго будет делиться своими богатствами, если ее плохо обрабатывать.

И горожанин, разбивая среди камней сад или пар к, прекрасно понимает, что он не только украшает город, но и утверждает преемственность цивилизации, доказывая, что в основе человеческого гения лежит соблюдение сложившегося равновесия.

Эти несколько примеров показывают, что политические деятели, как и все их сограждане, обязаны уделять больше внимания основным формам солидарности между людьми, между человеком и природой, поддерживать жизненно важное равновесие не только в интересах своих стран, но и ради будущего всей планеты.

Вспомним, что ЮНЕСКО выступила с призывом спасти Боробудур, Венецию и Мон-Сен-Мишель, потому что эти памятники составляют часть коллективной памяти человечества, его общего наследия. То, что дорого как частица прошлого, станет еще дороже в будущем.

В современном мире никому не дано спастись за счет других. Растущая взаимозависимость в сфере экономики и культуры требует солидарности.

Политические институты должны поощрять расцвет и как можно более свободное распространение культуры. Однако разве художнику не приходится всегда быть начеку, распознавать то, что кроется за самыми похвальными намерениями политического деятеля, исследовать пути решения проблем, отличные от устоявшихся в государстве?

Полностью согласен. Свобода творчества - это своего рода барометр всех свобод. То общество, которое ее ограничивает, как правило, мало заботится о своих гражданах. Там, где нет ни свободы передвижения, ни свободы слова, творчество чахнет, даже если и появляются отдельные смелые произведения, обреченные на ограниченное распространение.

По отношению к искусству политическая власть действительно несет ответственность, о которой Вы говорите: она должна создавать благоприятные условия для творчества и распространения культуры.

Я бы также добавил образовательный аспект, ответственность перед молодежью и теми, кто мало знаком с культурой. Ведь и любви нужно учиться.

Иногда необходимо также следить, чтобы не происходил безудержный рост рыночных сил, и, если нужно, принимать меры просто для защиты свободы творчества от чрезмерно агрессивных культур. Пример аудиовизуальной продукции в период стремительного увеличения числа каналов и спутников связи показывает, что эта проблема требует самого серьезного внимания.

Злоупотребления властью начинаются с непосредственного вмешательства в содержание. История знает слишком много прискорбных примеров поощрения официального искусства, воспевающего "достоинства" того или иного режима.

Публичное обсуждение вопросов эстетики стало одним из важнейших достижений эпохи Просвещения. В ходе дискуссии высказывались самые разные точки зрения. Сейчас некоторые из них могут вызвать лишь улыбку: Дидро, например, считал исторический портрет особо революционным жанром, поскольку на таких полотнах общество могло видеть великих защитников своих прав ... К счастью, ни одна из узкоутилитарных концепций искусства не прижилась.

Независимость и свободомыслие - суть творчества. Это вызывает раздражение лишь у тех, кого пугает свобода.

Есть ли у Вас какой-либо проект, который Вы мечтали бы осуществить в области культуры? Что бы Вы хотели успеть сделать вместе с руководителями других государств до конца тысячелетия? Возможен ли всемирный проект в области культуры, сопоставимый по масштабам с проектом «Эврика»?

А стоит ли делиться своими мечтами?

Впрочем, не могу не сказать об одном проекте, который мне очень дорог: речь идет о большой библиотеке Франции. О начале ее строительства я объявил прошлым летом в день нашего национального праздника.

Книги и письменное наследие составляют суть нашей цивилизации. За время первого срока моего пребывания на посту президента Франции многое было сделано для развития и модернизации сети библиотек. Однако наша Национальная библиотека, которой слишком тесно в старых стенах, не смогла, несмотря на все усилия, ни обеспечить полное использование своих уникальных фондов, ни обслужить всех, кто хотел получить доступ к ее сокровищам, в том числе и тех, кто приехал для этого из дальних стран.

Так возникла идея построить в другом месте огромную библиотеку на основе совершенно новой концепции. Она будет охватывать широчайшие сферы знаний, используя самые современные средства передачи информации; найдется место и для аудиовизуальных материалов современной культуры. В результате эта библиотека вместе с другими библиотеками во Франции и за ее пределами образует крупную библиотечную сеть.

Я намерен внимательно следить за осуществлением этого проекта. Надо, чтобы здание было красивым, а окружающая обстановка - почему бы и нет? - располагала к размышлению, чтобы все здесь служило радости открытия и поиска, способствовало обретению знаний.

Что бы я хотел сделать вместе с руководителями других стран до конца тысячелетия? Так много предстоит еще сделать для того, чтобы мир стал менее жестоким по отношению к неимущим, менее склонным к саморазрушению, чтобы обстановка в нем благоприятствовала соблюдению универсальных прав человека ...

Но одна проблема, как мне кажется, имеет решающее, я бы сказал, роковое значение для сохранения жизни на Земле: речь идет об определенном ухудшении состояния атмосферы.
Сейчас каждый должен понять, что это не просто новая форма загрязнения, это - угроза уничтожения всей жизни на планете. Каждый должен внести свою лепту в поиски решения этой проблемы.
Организация Объединенных Наций уже разработала очень интересную научно-исследовательскую программу. Однако настало время принимать решения и переходить к действиям.
Вот почему 11 марта этого года в Гааге 24 государства подписали обращение, в котором говорится о необходимости срочного создания международного органа по вопросам окружающей среды.
Как всегда в таких случаях, тормозом движения вперед стали догматизм и эгоизм, вызвавшие в ряде случаев отказ поступиться малой толикой своего суверенитета ради коллективного органа. Но упомянутые 24 государства преисполнены решимости начать работу. Другие страны присоединятся к ним, как только поймут, насколько серьезна угроза.

Поэтому мне бы хотелось, чтобы еще задолго до конца тысячелетия человеческий разум, который так высоко ценили в 1789 году, восторжествовал над неорганизованностью и стихией, этими разрушительными силами.

Вы упомянули европейскую техническую программу «Эврика», у которой теперь есть сестра в области аудиовизуальных средств.

Первоначально перед нами был выбор: ждать единодушного согласия наших партнеров или начать осуществление про граммы силами нескольких стран, преисполненных решимости действовать, оставив двери открытыми для тех, кто захочет к нам присоединиться позже. Мы выбрали второе. Постепенно в программу стали включаться другие государства, причем не только европейские.

Культурное сотрудничество в масштабе всей планеты, которое многим обязано ЮНЕСКО, тоже может пойти таким путем: проект, программа - и несколько стран, объединенных общим стремлением, приступают к ее выполнению, а со временем к ним присоединятся и другие.

 

Из журнала "Курьер ЮНЕСКО",
июль-август 1989 г.