Эрнесто Че Гевара
ЭПИЗОДЫ РЕВОЛЮЦИОННОЙ ВОЙНЫ
 
 
ЭПИЗОДЫ РЕВОЛЮЦИОННОЙ ВОЙНЫ
Атака на Буэйсито
Бой в Эль-Омбрито
Пино-дель-Агуа
   
 
 


Атака на Буэйсито

Вместе с первыми днями нашей самостоятельной партизанской жизни пришли новые заботы. Прежде всего требовалось добиться от бойцов строгой дисциплины, подготовить командные кадры, создать хотя бы подобие штаба для обеспечения успеха в будущих операциях. Все это не так легко было сделать, особенно если учесть невысокий уровень дисциплины среди наших бойцов в тот период. А потом к нам пришла беда: мы потеряли одного из наших любимых товарищей — лейтенанта Масео. Он ушел на задание в Сантьяго-де-Куба и не вернулся. Больше его никто из нас не видел, а позже мы узнали, что он погиб там.

Нескольким товарищам были присвоены за это время новые воинские звания. В частности, звание лейтенанта получили Уильям Родригес и Рауль Кастро Меркадер. Таким образом, мы постепенно старались укомплектовывать командными кадрами нашу немногочисленную партизанскую армию.

Однажды утром стало известно о дезертирстве из отряда одного партизана, которого все звали китайцем Вонгом. Он прихватил с собой ручной пулемет, стоивший нам тогда дороже золота. Китаец Вонг, по всей видимости, направился к своему дому, расположенному где-то на отрогах Сьерра-Маэстры. На поиски его были посланы два бойца, но уверенности в успехе поисков у нас не было. Она стала еще меньшей, когда в отряд после безуспешных попыток найти предыдущих дезертиров вернулись Исраэл Пардо и Бандерас. Исраэл, как хорошо знавший местность и обладавший большой физической выносливостью, остался при мне для выполнения особых поручений.

Мы приступили к разработке весьма заманчивого плана новой операции. Он состоял в том, чтобы с наступлением темноты атаковать населенный пункт Эстрада-Пальма, а затем, используя фактор внезапности, сразу же напасть на два ближайших поселка — Яра и Вегитас, разгромить расположенные там батистовские гарнизоны и вернуться тем же путем в горы. Готовясь к боевым действиям, мы привели в порядок все имевшееся у нас оружие, провели несколько тренировок в стрельбе, стараясь, однако, экономить боеприпасы, и послали Фиделю донесение, в котором излагали наш план и просили дать в письменном виде согласие на проведение этой операции. Ответа от Фиделя не пришло, но 27 июля мы узнали из переданного по радио официального сообщения, что населенный пункт Эстрада-Пальма был атакован группой партизан в количестве 200 человек под командованием Рауля Кастро.

Журнал «Боэмия» напечатал в своем единственном избежавшем цензуры номере репортаж об этом нападении. В нем сообщалось о нанесенном партизанами ущербе, о том; что они сожгли военную казарму, говорилось также о Фиделе Кастро, Селии Санчес и других революционерах, якобы спустившихся с гор. И как всегда в подобных случаях, правда переплеталась с вымыслом.

В действительности же в этой операции участвовали не 200 человек, а гораздо меньше, и действовали они под командованием не Рауля Кастро, а майора Гильермо Гарсия, имевшего в то время звание капитана. Кроме того, в Эстрада-Пальме боя, как такового, не было, так как Баррерас — начальник местного гарнизона — вывел как раз к тому моменту своих солдат из поселка, полагая, и не без основания, что в День 26 июля партизаны обязательно проведут крупную операцию в каком-нибудь месте. Уже на следующий день батистовцы стали преследовать партизан и им удалось захватить в плен уснувшего где-то около деревушки Сан-Лоренсо, если мне не изменяет память, нашего, человека.

Узнав о событиях в Эстрада-Пальме, мы приняли решение немедленно выступить и организовать нападение в каком-нибудь другом месте, чтобы поддержать таким путем начавшиеся активные боевые действия с нашей стороны. По дороге, недалеко от местечка под названием Ла-Херинга, мы встретили одного из наших двух бойцов, посланных на поиски китайца-дезертира. Этот боец сообщил нам, что в пути его напарник признался ему, что китаец Вонг его близкий друг и поэтому он не может выполнить приказ захватить его. Затем он предложил вместе дезертировать, но, получив отрицательный ответ, попытался бежать и был убит нашим товарищем.

Собрав всех бойцов на одном из холмов недалеко от того места, где произошел этот случай, я объяснил им, что все это значило для нас и почему каждого, кто изменит делу революции, ждет такая участь.

Один за другим в гробовом молчании мы прошли мимо трупа человека. Многие бойцы были подавлены, впервые столкнувшись со смертью, возможно, их больше волновало сочувствие к дезертиру, чем совершенное им предательство. Это объяснялось естественной для того периода слабостью политического сознания наших людей. Времена были трудные, и такая мера наказания являлась оправданной. Не стоит приводить здесь имена участников этой истории. Скажу только, что дезертиром оказался молодой крестьянин-бедняк из этих мест.

Мы шли теперь по хорошо знакомой местности. По пути, это было 30 июля, Лало Сардиньяс повидался со своим старым другом по имени Армандо Оливер. Мы встретились с ним, и еще с неким Хорхе Абичем в одном доме недалеко от поселка Калифорния и рассказали им о нашем плане атаковать поселки Лас-Минас и Буэйсито. Конечно, было рискованно говорить об этом незнакомым людям, но Лало Сардиньяс заверил нас, что они не подведут.

От Армандо Оливера, который был торговцем, мы узнали, что по воскресеньям в этих местах появлялся Касильяс, чтобы повидаться, как это было заведено у всех батистовских офицеров, со своей любовницей. Однако нас больше привлекала перспектива провести неожиданное и стремительное нападение на эти поселки, чем ждать счастливого случая, чтобы захватить известного своим вероломством батистовца. Поэтому было решено атаковать ночью следующего дня. Для этого Армандо Оливер должен был достать несколько грузовых машин для переезда к указанным поселкам и найти проводников, которые хорошо знали бы местность. Кроме того, ему было поручено найти надежного рабочего-горняка, который взорвал бы мост, связывавший дорогу на Буэйсито с дорогой Мансанильо — Баямо.

Выступили мы в два часа дня 31 июля, затратив около двух часов на то, чтобы подняться на гребень Сьерра-Маэстры. Там мы спрятали наиболее тяжелые вещи из нашего снаряжения и продолжили наш путь налегке. Идти пришлось долго, по дороге миновали ряд крестьянских домов, в одном из которых веселились люди. Они нас заметили. Поэтому на всякий случай нам пришлось строго предупредить их об ответственности, на случай если батистовцам станет известно о нашем продвижении. Замечу, что в те времена в Сьерра-Маэстре не было ни телефона, ни какой-либо другой связи. Большой опасности в том, что они нас выдадут, не было, ибо доносчику в этом случае пришлось бы просто бежать во всю прыть, чтобы прибыть к месту назначения раньше нас, а это было практически неосуществимо. Тем не менее мы ускорили шаг.

Дойдя до дома крестьянина по имени Сант-Эстебан, мы нашли там три грузовые автомашины, одну из которых нам предоставил этот крестьянин, а две прислал Армандо Оливер. Погрузившись на машины, мы тронулись дальше. В первой машине ехала группа Лало Сардиньяса, во второй — Рамиро Вальдес и я, а в третьей — взвод Сиро Редондо. Переезд до поселка Лас-Минас занял около трех часов. Там противника не оказалось. Однако батистовцы могли воспользоваться дорогой, по которой мы ехали в Лас-Минас, чтобы подбросить подкрепления гарнизону в Буэйсито. С целью воспрепятствовать этому в Лас-Минасе было оставлено отделение под командованием лейтенанта Вило Акуньи, который впоследствии станет майором Повстанческой армии. Сами же мы продолжили путь к Буэйсито.

Перед самым въездом в поселок Буэйсито нами был задержан шедший туда грузовик с углем. Посадив в кабину своего человека, мы послали его вперед, чтобы проверить, имелся ли там КПП, так как батистовские солдаты имели обыкновение проверять все машины, прибывавшие в поселок со стороны Сьерра-Маэстры. Но в ту ночь на дороге никого не оказалось: все часовые спали безмятежным сном.

План операции был простым, хотя и несколько претенциозным. Лало Сардиньяс должен был атаковать со своими людьми западную сторону солдатской казармы, а взвод Рамиро Вальдеса — окружить ее; взводу Сиро Редондо, имевшему пулемет, ставилась задача атаковать казарму с фронта. Армандо Оливеру поручалось незаметно подъехать к КПП у казармы и неожиданно ослепить светом фар часовых. В этот момент взвод Рамиро Вальдеса должен был ворваться в казарму и захватить в плен всех, кто там находился. Мы предусмотрели также меры, чтобы в ходе операции взять в плен солдат, которые спали у себя дома. Отделение лейтенанта Нода, который позже погибнет в бою под Пино-дель-Arya, получило задачу охранять до начала боя дорогу. Несколько человек во главе с Уильямом были посланы, чтобы взорвать мост, связывающий Буэйсито с развилкой центральной автострады с целью задержать подход возможных подкреплений противника.

Однако из-за незнания местности и отсутствия опыта намеченный нами план не был выполнен. Ночью при подходе к объекту атаки Рамиро Вальдес потерял часть своих людей; не выехала почему-то автомашина с Армандо Оливером. К тому же, когда наши люди выдвигались на исходные позиции, дворовые собаки подняли в поселке сильный лай.

Затем произошло непредвиденное. В один из моментов, когда я пробирался в сопровождении Исраэла Пардо по темным улицам поселка, расставляя людей по своим местам, из дома навстречу нам вышел какой-то человек, которого я окликнул на манер батистовцев: «Стой! Кто идет?» Тот, очевидно думая, что я был свой, ответил: «Сельская гвардия». Я направил на него винтовку, но он успел вбежать обратно в дом, с шумом захлопнув за собой дверь. Затем послышался грохот от передвигаемой мебели, звон разбитого стекла, и кто-то выбежал на улицу через задний двор. Между нами, как я полагаю, установилось негласное соглашение: я не мог стрелять, так как для меня важнее было взять казармы, а он не пытался подавать своим предупредительный сигнал.

Мы продолжали осторожно идти по центральной улице поселка и, находясь уже вблизи казармы, столкнулись почти лицом к лицу с часовым. Встревоженный лаем собак и, вероятно, поднятым шумом от моей неожиданной встречи с сельским гвардейцем, он продвинулся вперед и хотел посмотреть, что происходит. Мы остановились друг против друга буквально в нескольких метрах, готовые ко всему. Рядом со мной находился в тот момент Исраэл Пардо. Я окликнул часового, но тот, заподозрив что-то, сделал в темноте какое-то движение. Этого было достаточно, чтобы я нажал на спусковой крючок, намереваясь всадить в него все содержимое магазина моего оружия. Однако выстрела не последовало: я оказался совершенно беззащитным. Тогда попытался выстрелить из своей маленькой старой винтовки Исраэл Пардо, но и в ней что-то заело. До сих пор не могу представить себе, как остался жив Исраэл Пардо; помню только, что под градом пуль, которыми осыпал нас батистовский солдат из своего автоматического оружия, я бросился прочь от того места и свернул за угол, распластавшись на мостовой, чтобы прийти в себя и привести в порядок свою вышедшую из строя винтовку. Далее события развивались стремительно.

Открыв по нас огонь, батистовский солдат, сам того не подозревая, подал сигнал к началу нашей атаки. Сразу же со всех сторон послышалась стрельба. Испуганный этим батистовец спрятался за колонну дома, где мы и нашли его уже после боя, длившегося всего считанные минуты.

Только я собрался послать на связь Исраэла Пардо, как стрельба неожиданно прекратилась и поступило сообщение о том, что после атаки взвода Рамиро Вальдеса все солдаты противника сдались в плен. Бойцы Вальдеса, услышав первые выстрелы, перелезли через ограду, и атаковали казарму с тыла. В ней находились 12 солдат из «сельской гвардии» вместе с сержантом — начальником караульного поста. Шесть человек из них были ранены. Наши потери составили: один убитый, которому пуля угодила в грудь, и трое легкораненых. Погибшего товарища авали Педро Риверо. Мы подожгли казарму, предварительно вынеся из нее все, что нам могло пригодиться, и быстро уехали на грузовиках, увозя с собой пленного сержанта и доносчика по имени Оран.

На обратном пути, когда уже рассвело, жители селений, мимо которых мы проезжали, угощали нас холодным пивом и лимонадом. Чтобы помешать противнику вести преследование, мы взрывали по дороге деревянные мосты. Это делал рабочий-горняк Кристино Наранхо, которого привел к нам в отряд Армандо Оливер Кристино Наранхо остался в отряде и впоследствии стал майором Повстанческой армии. Уже после победы революции он будет злодейски убит контрреволюционерами.

По прибытии в поселок Лас-Минас мы сделали остановку и провели короткий митинг, разъяснив местным жителям цели нашей борьбы.

Местный торговец Абич в довольно театральной манере стал просить от имени народа освободить сержанта и доносчика. Мы объяснили, что пленные будут находиться у нас в качестве заложников, чтобы батистовцы не могли проводить репрессий в деревне. Абич был настолько настойчив в своей просьбе, что мы согласились освободить пленных. Итак, эти два батистовца были освобождены, и безопасность местных жителей в какой-то степени была гарантирована.

Перед самыми отрогами Сьерра-Маэстры мы похоронили на одном из местных кладбищ нашего убитого товарища. Когда мы проезжали мимо расположенной у дороги лавки, над нами пролетели на большой высоте несколько разведывательных самолетов. Поэтому нам вновь пришлось делать остановку, чтобы убедиться, что нас не засекли, а заодно и оказать помощь трем раненым: один из них имел поверхностную рану на плече, но мышечная ткань была порвана; второй был ранен в руку из оружия небольшого калибра, а у третьего был ушиб на голове. Во время атаки находившиеся на территории казармы мулы сильно напугались от поднятой стрельбы и стали яростно брыкаться. Отлетевший из-под копыта кусок штукатурки угодил этому бойцу прямо в голову.

В Альто-де-Калифорния мы бросили автомашины и распределили среди бойцов трофейное оружие.

Хотя мое личное участие в бою было незначительным и отнюдь не героическим — те немногие выстрелы, которые враг сделал по мне, я встретил не грудью, а совсем наоборот, — мне достался новенький ручной пулемет системы Браунинга. Свою старую винтовку «томпсон», которая никогда не выстреливала в нужный момент, я выбросил. Самое лучшее оружие было распределено среди отличившихся в бою бойцов. Особенно хорошо показали себя капитан Рамиро Вальдес, который возглавил нашу атаку на противника, и лейтенант Рауль Кастро Меркадер. Одновременно получили порицания те, кто действовал в ходе операции не лучшим образом, включая «мокрых куриц» — группу наших людей, которые, услышав первые выстрелы, бросились наутек и в темноте угодили в реку.

Оказавшись снова в торах, мы узнали по радио о том, что правительство ввело осадное положение и строгую цензуру. Тогда же нам стало известно о постигшей нас большой утрате: в Сантьяго-де-Куба был злодейски убит Франк Паис. С его гибелью ушел из жизни один из самых славных и кристально чистых бойцов революции. В ответ на злодейское убийство Франка Паиса в августе 1957 года по Кубе прокатилась мощная забастовка, начатая рабочими Сантьяго-де-Куба и поддержанная жителями Гаваны и других городов и провинций страны.

В стране правительство ввело строжайшую цензуру.

Мы вступали в новый период. Псевдооппозиция бездействовала, не смея открыть рта по поводу творимых кликой Батисты злодеяний и бесчинств в стране, но кубинский народ поднимался на борьбу.

В лице Франка Паиса мы потеряли одного из самых отважных наших бойцов. Но реакция на его злодейское убийство показывала, что новые силы присоединялись к борьбе, креп боевой дух кубинского народа.

Бой в Эль-Омбрито

Прошел месяц с тех пор, как был сформирован наш отряд, и мы начинали беспокоиться, что привыкнем к оседлому образу жизни. Базой нашего отряда являлась горная долина Эль-Омбрито, называемая так потому, что, если смотреть снизу на два огромных камня, поставленных друг на друга на самой вершине горы, они напоминали своими очертаниями фигуру маленького человека.

Бойцы нашего отряда все еще оставались очень неопытными, и нам приходилось все время готовить их, чтобы они смогли справиться с действительно трудной обстановкой. Условия нашей революционной войны требовали от нас поддержания постоянной боевой готовности. Мы обязаны были атаковать любую колонну противника, попытавшуюся вторгнуться в районы Сьерра-Маэстры, которые считались тогда свободной территорией Кубы.

29 августа, точнее, в ночь на 29 августа мы узнали от одного крестьянина, что большая колонна правительственных войск готовится двинуться в глубь Сьерра-Маэстры по дороге, ведущей к долине Эль-Омбрито. К тому времени мы уже освободились от болезни страха и осторожно относились к получаемой информации, зная, что она может оказаться и ложной. Поэтому это сообщение было воспринято без особого опасения, но на всякий случай я приказал задержать крестьянина в качестве заложника и потребовал от него еще раз подтвердить, что он говорит правду. При этом я пригрозил ему, что он будет жестоко наказан, если обманет нас. Крестьянин клялся и божился, что говорил чистую правду и что батистовцы находятся уже в усадьбе некоего Хулио Сапатеры всего в двух километрах от нашего отряда.

Ночью мы перегруппировались и заняли исходные позиции. Взвод Лало Сардиньяса расположился на левом фланге, укрывшись в зарослях высохшего папоротника, и должен был обрушить всю мощь огня своего оружия на противника, когда тот будет остановлен. Рамиро Вальдес с небольшой группой занял позицию на правом фланге. Его группа должна была поднять шум, чтобы напугать противника. Имея слабое вооружение, эта группа занимала менее опасную позицию, и, чтобы атаковать ее, противнику пришлось бы преодолеть глубокий овраг.

Дорога, по которой должны были пройти батистовцы, опоясывала гору как раз с той стороны, где находился в засаде взвод Лало Сардиньяса. Взводу Сиро Редондо было поручено вести по противнику косоприцельный огонь, а мне с небольшой группой, составленной из лучших стрелков отряда, дать сигнал к началу боя.

Замысел операции был очень прост: когда голова вражеской колонны достигнет изгиба дороги в том месте, где она почти под углом 90 градусов огибала валун, я должен был, пропустив вперед 10–12 солдат, выстрелить в последнего из них, когда тот подойдет к повороту дороги. В результате все они оказались бы отрезанными от главных сил. За мной открывали огонь остальные стрелки моей группы, а затем вступал в бой ударный взвод под командованием Рауля Меркадера, который завершал операцию и подбирал трофейное оружие. После этого весь отряд быстро отходил под прикрытием взвода лейтенанта Вило Акуньи.

На рассвете я был в кофейной рощице, расположенной на отведенной Рамиро Вальдесу позиции. Перед нами на склоне горы стоял дом Хулио Сапатеры. Когда солнце поднялось выше, мы увидели поспешно входивших и выходивших из дома людей, которые были заняты своим утренним туалетом. Спустя некоторое время на них заблестели каски. Крестьянин оказался прав: это был тот самый вражеский отряд, о котором он говорил. Все наши люди находились на своих позициях, готовые к бою.

Пока вражеский отряд медленно вытягивался в колонну, поднимаясь вверх по горной дороге, я поспешил на свой наблюдательный пост. Бремя тянулось нестерпимо долго. Все мы застыли в томительном ожидании. Наконец послышались голоса приближавшихся солдат. Они шли спокойно, ничего не подозревая. Мимо условленного места прошел первый, за ним второй, третий... Однако дистанция между ними была слишком большой, и я стал прикидывать в уме, что у нас просто не хватит времени дождаться, пока пройдут, как это было запланировано, все 12 человек. К тому же произошло неожиданное. Когда я насчитал шесть человек, то услышал доносившийся откуда—то спереди крик, на который шедший шестым солдат поднял голову, как бы разглядывая что-то наверху. Не теряя больше ни минуты, я открыл по нему огонь, и он упал. Сразу завязалась перестрелка. Я дал вторую очередь по метавшимся на дороге солдатам.

В то время как наши бойцы вели с обоих флангов огонь по противнику, я отдал приказ атаковать взводу Рауля Меркадера. К нему присоединилось несколько добровольцев. Отделение лейтенанта Орестеса и сам Меркадер со своими людьми двинулись вперед и, дойдя до большого валуна, открыли огонь по вражеской колонне, в которой было до роты солдат и командовал которой майор Мероб Соса. Родольфо Васкес отобрал у раненного мною солдата оружие. К нашему сожалению, этот батистовец оказался санитаром и у него был только один пистолет с 10–12 патронами. Остальные пять человек сумели скрыться, сбежав с дороги вниз, где протекал небольшой ручей.

Спустя некоторое время пришедший в себя после внезапного нападения противник произвел по нас несколько выстрелов из «базук». Как мы и предполагали, батистовцы не ожидали встретить нас в этом месте.

Кроме моего ручного пулемета у нас имелся еще станковый пулемет системы Максима, но мы не могли его использовать по той причине, что наш пулеметчик Хулио Перес не умел с ним обращаться.

На фланге, где находился взвод Рамиро Вальдеса, самоотверженно действовали Исраэл Пардо и Жоэль Иглесиас, вооруженные оба почти примитивным оружием. Их оглушительные выстрелы вносили еще большее смятение в ряды наших врагов. Но силы были неравны. Поэтому я отдал приказ отходить нашим двум взводам, действовавшим на флангах. Вместе с ними начала отходить и моя группа. Сзади мы оставили группу прикрытия, приказав ей вести огонь по противнику до тех пор, пока не отойдет взвод Лало Сардиньяса, так как нами предусматривался второй оборонительный рубеж.

Пока мы отходили, нас нагнала выполнившая свою задачу группа Вило Акуньи. От него мы узнали о смерти Эрмеса Лейвы — двоюродного брата Жоэля Иглесиаса.

А спустя какое-то время к нам присоединился взвод, посланный нам на подкрепление Фиделем, которого я заранее известил о неизбежном столкновении с превосходящими силами противника. Командовал этим взводом капитан Игнасио Перес. Мы отошли назад примерно на один километр и устроили новую засаду. Но противник дальше не пошел. Батистовцы, достигнув того места, где только что находились мы, сожгли на наших глазах тело убитого Эрмеса Лейвы. Мы были бессильны предпринять что-либо в ответ, но все же открыли по ним огонь, на который они ответили огнем из своих «базук».

Именно в тот момент я понял смысл восклицания солдата, ставшего причиной моего поспешного выстрела. Его слова означали примерно следующее: «Это не позиция, а конфетка» — и относились к господствующему холму, на вершину которого он уже почти поднялся.

Бой в Эль-Омбрито показал слабую боевую подготовку наших бойцов, их неумение вести прицельный огонь по противнику, находившемуся всего в 10–12 метрах, Но в целом это был большой триумф: нам удалось остановить вражескую колонну Мероба Сосы, которая с наступлением темноты отступила. Мы одержали победу, хотя она стоила нам жизни нашего боевого товарища. Значимость этого успеха еще больше возрастала, если учесть, что мы достигли его, будучи плохо вооруженными по сравнению с противником, численность которого достигала примерно 140 хорошо вооруженных солдат, обрушивших на наши позиции шквал огня из «базук» и, возможно, минометов, на что мы могли ответить, хотя с не меньшим ожесточением, огнем из имевшегося у нас стрелкового оружия.

После боя состоялось присвоение воинских званий нескольким товарищам. Альфонсо Саяс за смелость и решительность, проявленные в бою, был произведен в лейтенанты. Еще несколько человек также получили повышения, но я не помню сейчас их имена. В ту же ночь или, возможно, на следующий день у нас состоялась беседа с Фиделем, который рассказал о подробностях нападения на батистовский гарнизон в поселке Лас-Куэвас. От него же мы узнали о гибели нескольких наших товарищей: Хувентино Аларкона из Мансанильо, одним из первых пришедшего в отряд, а также Пастора, Яйо Кастильи и сына лейтенанта батистовской армии Оливы — храброго воина и отличного парня, какими, впрочем, были все погибшие.

Проведенная под руководством Фиделя операция в Лас-Куэвас имела гораздо большее значение, чем наша засада. Операция представляла собой нападение на укрепленный вражеский гарнизон. Хотя полностью уничтожить противника нападавшим не удалось, он все же понес солидные потери и на следующий день, бросив позиции, отступил. Одним из героев дня стал негр Феликс Пилон. Про него рассказывали, что в одном из крестьянских домов он обнаружил «кучу странных труб и рядом с ними несколько ящиков». Речь, очевидно, шла о «базуках», которые бросил противник, но в то время никто из нас не имел о них никакого представления. Поэтому и Феликс Пилон не обратил на них внимания, а позже, раненный в ногу, он вернулся в лагерь. Так мы упустили благоприятную возможность добыть оружие, которое потом окажется таким эффективным против легких укреплений противника.

Спустя один или два дня после боя в Эль-Омбрито нам стало известно об одном перехваченном военном донесении правительственных войск, в котором упоминалось о пяти или шести убитых нами солдатах, а позже мы узнали, что батистовцы расстреляли в отместку четверых крестьян, которых кровожадный Мероб Соса считал виновными за партизанскую засаду, так как они не предупредили его о местонахождении повстанцев в этом районе.

Как сейчас помню их имена: Абигаиль, Каликсто, Паблито Лебон (по происхождению гаитянин) и Гонсало Гонсалес. Как и все крестьяне, они знали о нашем присутствии в здешних местах, но никому из них не было известно о планах партизан. Хорошо знакомые с повадками батистовцев, мы обычно тщательно скрывали от крестьян наши намерения, и, если кто-нибудь из них появлялся в районе, где нами готовилась операция, мы задерживали их и отпускали лишь после ее завершения. Несчастных крестьян расстреляли в их собственных жилищах, которые потом были сожжены.

Бой в Эль-Омбрито показал, как при определенных условиях можно было успешно атаковать противника, находящегося на марше. К тому же мы опять убедились в тактической выгодности нанесения удара по голове колонны с целью вывести из строя впереди идущих солдат. В результате те, кто шли сзади них, останавливались, не желая попадать под пули, сковывалось движение всей колонны и противник должен был отступить. Такая тактика постепенно обретала определенные формы и в конце концов стала всеобщей. Об эффективности ее говорило и то, что имелись случаи отказа солдат идти в голове колонны.

Соединившись с Фиделем, мы могли поговорить с ним о наших делах и успехах, которые хотя и были скромными, но тогда нам они представлялись значительными, если иметь в виду то огромное превосходство хорошо вооруженных правительственных войск над силами повстанцев. Примерно с того момента батистовские войска окончательно покидают Сьерра-Маэстру, и там лишь изредка отваживается появляться Санчес Москера — один из самых жестоких и вероломных офицеров батистовской армии.

Пино-дель-Агуа

После встречи с Фиделем, состоявшейся 29 августа, наши отряды в течение нескольких дней совершали марш. Вначале мы шли вместе, затем раздельно, с тем, чтобы вновь соединиться в районе лесопилки около Пино-дель-Агуа где, как стало известно, не было правительственных войск или, во всяком случае, имелся небольшой гарнизон.

План Фиделя был следующим: в случае если вражеский гарнизон окажется небольшим, атаковать и захватить его; если же силы противника будут значительными, провести мелкую вылазку с целью обнаружить себя. После этого отряд Фиделя должен был выступить в направлении Чивирико, а наш отряд — строить засаду для противника, который попытался бы преследовать наши основные силы. В таких случаях в места, по которым мы проходили, батистовцы всегда сразу же направляли войска, чтобы показать свою силу и нейтрализовать наше революционное воздействие на крестьян.

В течение тех долгих дней нашего перехода от Дос-Брасос-дель-Гуайябо до места боя под Пино-дель-Агуа произошли разные события, основные участники которых имели отношение к последующей истории кубинской революции.

Одним из них было дезертирство братьев Маноло и Попо Беатонов — местных крестьян, присоединившихся к отряду незадолго до проведения атаки на Уверо и участвовавших в ней. Впоследствии Фидель простит им их измену, и они вновь появятся в отряде. Однако они так и не избавятся от своей склонности к бродяжничеству и бандитизму. Уже после победы революции один из них, Маноло, убьет из-за некоторых личных мотивов майора Кристино Наранхо; ему удастся бежать из тюрьмы Ла-Кабанья и сколотить небольшую банду в том самом районе в Сьерра-Маэстре, где он когда-то воевал вместе с нами. Маноло Беатон совершит еще несколько преступлений, одним из которых станет убийство Панчо Тамайо. В конце концов Маноло и его брат Попо будут схвачены группой крестьян и расстреляны в Сантьяго-де -Куба.

Произошел и другой печальный случай. Один из бойцов, по имени Роберто Родригес, отличавшийся своей недисциплинированностью, за неподчинение своему командиру был обезоружен. Тогда он отнял револьвер у одного из своих товарищей и застрелился. Когда встал вопрос о его похоронах, то между мной и некоторыми бойцами возник спор, так как я возражал против того, чтобы ему были отданы последние воинские почести. Бойцы же считали, что Родригеса можно включить в список погибших и, похоронить его по всем правилам. Я в свою очередь пытался доказать им, что самоубийство в наших условиях было делом нетерпимым независимо от личных качеств человека. Преодолев сопротивление некоторых бойцов, мы захоронили тело самоубийцы без всяких воинских почестей.

За день или два до самоубийства он рассказал мне о своей прошлой жизни. Роберто Родригес относился и числу очень чувствительных по натуре людей. Видно было, что ему, физически слабому человеку, стоило огромного труда приспособиться к нелегким условиям партизанской жизни, а также к воинской дисциплине, которая никак не вязалась с его строптивым нравом. Спустя два дня мы послали небольшую группу в район Минас-де-Буэйсито для демонстрации своей силы, поскольку было уже 4 сентября. Группой командовал капитан Сиро Редондо. Вернувшись, они привели с собой пленного солдата по имени Леонардо Баро. Этот Баро в последующем играл важную роль в лагере контрреволюции. В течение довольно длительного времени Баро находился у нас. Однажды он поведал мне о том, что якобы у него заболела мать, и слезно умолял меня отпустить его домой повидаться с ней. Я поверил ему. Одновременно я пытался убедить его придать своему освобождению политическую окраску: после свидания с матерью он должен был попросить политическое убежище в одном из иностранных посольств, заявить о нежелании сражаться против нас и выступить с разоблачениями против режима Батисты. С последним он не согласился, сказав, что не может клеймить батистовский режим, так как за него сражаются его братья. Мы сошлись на том, что Баро после предоставления ему политического убежища просто заявит о своем нежелании больше воевать. Мы отпустили Баро в сопровождении четырех человек, которым был дан строжайший наказ не встречаться ни с кем по дороге, так как к тому времени он был знаком со многими местными крестьянами, приходившими к нам в лагерь по разным делам. Кроме того, нашим товарищам было сказано, что весь путь до окраин Баямо они должны были проделать пешком. Там они могли оставить Баро и вернуться в лагерь другим маршрутом. Однако сопровождающие пренебрегли данными им инструкциями. По дороге их видели многие из местных жителей. Эти товарищи даже провели в одном месте своего рода собрание, на котором представили Баро как освобожденного из плена человека, симпатизирующего партизанам. Затем они достали где-то джип и на нем отправились к Баямо. На пути к городу их перехватили батистовцы, и все четверо были расстреляны. Мы так и не узнали, был ли Баро лично причастен к этому преступлению или нет, но только спустя некоторое время он оказался в районе Минас-де-Буэйсито и явился к убийце Санчесу Москере. Вскоре этот негодяй стал доносить на всех знакомых ему крестьян, помогавших партизанам. Многих жизней стоила народу Кубы моя ошибка.

Через несколько дней после победы революции Баро был арестован и расстрелян.

Вскоре после этого случая мы спустились с гор и без единого выстрела вошли в деревню Сан-Пабло-де-Яйо. Поблизости не было никаких батистовских войск. Местные жители встретили нас с распростертыми объятиями. Мы завязали знакомство с некоторыми из крестьян и закупили у местных торговцев все, что могло поместиться на четырех грузовых автомашинах, которые они сами же и раздобыли для нас, Все было куплено в кредит, и торговцы получили наши расписки. Тогда же мы познакомились с Лидией Досе, ставшей впоследствии нашим близким товарищем. До самой своей смерти она отвечала за связь повстанцев с внешним миром.

Переправить купленные товары из Сан-Пабло-де-Яйо в лагерь оказалось чрезвычайно трудным делом, так как дорога из этой деревни к району нашего расположения Пико-Верде шла круто вверх через рудник Ла-Кристина, и только машины с двумя ведущими осями и не очень груженные могли добраться туда. Наши же грузовики сломались в пути, и нам пришлось перекладывать весь груз на мулов и спины людей.

В те дни из отряда ушли по разным причинам еще несколько человек. Одного из них мы сами изгнали за то, что он, находясь на посту во время нашего пребывания в деревне Сан-Пабло-де-Яйо, напился и поставил под угрозу жизнь всех наших товарищей. Другого, по имени Хорхе Сотус — бывшего командира взвода — Фидель послал с поручением в Майами.

В действительности Сотус никогда не мог привыкнуть к условиям партизанской жизни, и бойцы не любили его, так как по характеру он был деспотом. В его карьере были взлеты и падения. В Майами Сотус проявлял колебания, если не сказать хуже. Позже он вернется в наш отряд и ему простят его прошлые ошибки. Во времена Уберта Матоса (Будучи после победы революции командующим войсками Повстанческой армии в Камагуэе, организовал контрреволюционный заговор. Был арестован и осужден на длительное тюремное заключение. — Прим. ред.) он предаст нас и его приговорят к двадцати годам тюремного заключения. При содействии одного надзирателя ему удастся бежать из тюрьмы и добраться до Майами. Там, готовя катер для пиратского вторжения в кубинские территориальные воды, он погибнет в результате несчастного случая: кажется, его убьет током.

Среди товарищей, покинувших нас в то время, был и Марсело Фернандес, который после довольно продолжительного пребывания в Сьерра-Маэстре возвращался на свою прежнюю подпольную работу координатора городских ячеек «Движения 26 июля».

Мы достигли Пино-дель-Агуа 1 сентября. Пино-дель-Агуа — это небольшая деревушка, расположенная около лесопилки посреди леса у самого подножия Сьерра-Маэстры. В то время ее хозяином был испанец, и у него работало несколько рабочих. Батистовцев в деревне не было, и мы остановились в ней на ночлег.

В разговоре с жителями Фидель, как бы невзначай, рассказал им о маршруте нашего дальнейшего движения. Это была своего рода военная хитрость. Мы рассчитывали на то, что кто-нибудь из местных жителей обязательно передаст эту информацию батистовцам. Так оно и вышло.

Утром мы покинули деревню, планируя провести отвлекающий маневр. В то время как отряд Фиделя на виду у всех местных жителей продолжал движение в направлении Сантьяго-де-Куба, мы в течение ночи обходным путем вернулись назад и организовали засаду.

В случае если бы нам пришлось долго ждать противника, старик Тамайо, живший в местечке под названием Куэвас-де-Пеладеро, брался обеспечить нас продовольствием. Мы расположили своих людей с таким расчетом, чтобы все прилегающие к деревне дороги находились под наблюдением и простреливались нами. Наблюдение было организовано и перед Пино-дель-Агуа, на участке дороги, ведущей от Яйо к Пико-Верде. Не осталась без внимания и прямая тропа, поднимающаяся в горы Сьерра-Маэстры. Маленькой группе из Пико-Верде, вооруженной охотничьими ружьями, ставилась задача своевременно, предупредить нас, если противник вздумает двигаться по этой тропе, которую мы планировали использовать для отхода после проведения засады. Эфихенио Амейхейрас должен был вести наблюдение за одной из дорог, идущих со стороны Пико-Верде. Лало Сардиньяс со своим взводом оставался в районе Запато, охраняя лесные, просеки, выходящие к берегу реки Пеладеро. Но это было излишней предосторожностью, так как противнику пришлось бы подниматься высоко в горы, прежде чем выйти к этим просекам. Кроме того, батистовцы старались избегать передвижений в лесу походной колонной. Сиро Редондо и его взвод обороняли подходы со стороны Сиберии.

Мы поджидали батистовцев в лесу около отвесной скалы, расположенной у дороги, которая поднималась со стороны Гуизы. Выбранное нами место позволяло заметить автомашины противника с большого расстояния. План был простым: открыть по ним огонь с двух сторон и заставить остановиться, у поворота дороги, прежде всего первую автомашину, а затем и всю колонну. В случае успеха мы рассчитывали захватить три-четыре автомашины и вынудить противника повернуть обратно. Для этого был выделен наш лучший взвод, усиленный людьми капитана Рауля Кастро Меркадера.

Мы провели в засаде уже шесть дней, терпеливо выжидая, когда кто-то появится. На седьмой день в небольшой времянке, служившей нам одновременно штабом и столовой, мне доложили о появлении противника. Из-за большой крутизны склонов вражеских машин не было видно, но уже раздавался в горах приглушенный шум их моторов.

Мы изготовились к бою; на основной позиции расположилась группа Игнасио Переса, которая должна была обстрелять первую автомашину и остановить ее. Минут за двадцать до боя разразился тропический ливень — обычное явление в горах, — и мы промокли до нитки.

Между тем противник продвигался вперед, думая больше, как спастись от дождя, чем о возможности нашего нападения.

Автоматная очередь нашего бойца, который первым открыл огонь, прошла мимо, не причинив батистовцам никакого вреда.

Завязалась общая перестрелка. Ехавшие в первой машине солдаты были ошеломлены внезапностью нападения. Они, не понеся потерь, попрыгали с машины и укрылись за скалой на повороте дороги, убив в суматохе одного из лучших наших бойцов — партизанского поэта Хосе де ла Крус, которого мы любовно называли Крусито.

В тот самый момент один из солдат, укрывшись под остановившимся грузовиком, открыл огонь, не давая никому из нас поднять голову.

Через минуту или две я прибыл к месту боя и увидел, что многие из бойцов начали отходить, повинуясь отданному кем-то ложному приказу. Так часто бывает во время боя. Аркимедес Фонсека, раненный в руку, пытался спасти брошенный кем-то из наших людей ручной пулемет. Момент был критическим. Прежде всего требовалось остановить отступавших и организовать взаимодействие между группами Лало Сардиньяса и Эфихенио Амейхейраса для нанесения согласованного удара.

На дороге стоял боец по имени Татин. Увидев, как я спускался вниз, он вызывающим тоном крикнул: «Он здесь, под машиной! Вперед, вперед! Разве мы не мужчины?». Собрав все свое мужество, я готов был тут же ринуться, вперед, оскорбленный до глубины души этими трусливыми криками. Но когда мы попытались приблизиться к спрятавшемуся под машиной вражескому солдату, который буквально поливал нас свинцом из своего автоматического оружия, пыл наш сразу охладел, и мы оба поняли, что наша безрассудная отвага могла бы обойтись слишком дорого.

Всего машин было пять, и на них находилось примерно до роты солдат. Отделение, которым командовал лейтенант Антонио Лопес, точно выполнило отданный ему приказ и перекрыло дорогу, как только начался бой. В результате третий грузовик также остановился. Однако группа солдат оказала нам вначале упорное сопротивление, не давая возможности продвинуться вперед. Только с прибытием подкрепления от Лало Сардиньяса и Эфихенио Амейхейраса нам удалось сломить сопротивление противника и обратить его в бегство. Часть солдат разбежалась, остальные удрали на уцелевших двух машинах бросив все свое снаряжение.

О силах противника и его намерениях нам рассказал подробней после боя Хильберто Кардеро. Раньше он служил в армии и был рядовым. При проведении одной операции мы взяли его в плен, и какое-то время он находился в отряде, а потом был отпущен. Но батистовцы решили использовать его и заслали к нам в отряд, чтобы он отравил Фиделя. Для этого Хильберто снабдили специальным ядом, который он должен был положить в пищу нашего командира. Услышав выстрелы, Кардеро выпрыгнул, как и все, из машины и, вместо того чтобы спасаться бегством, сразу перешел на нашу сторону и после боя поведал нам о своих приключениях.

Из числа солдат, ехавших в первой машине, двое были убиты и один тяжело ранен. Раненый солдат находился уже в полубессознательном состоянии, но ему казалось, что он все еще ведет бой. Его прикончил один из наших бойцов, семью которого перед этим уничтожили батистовцы. Я тут же высказал ему в резких выражениях свое мнение по поводу совершенного им бесчеловечного поступка, не подозревая, что мои слова услышит другой раненый солдат, находившийся в кузове. У него была раздроблена нога, и он, укрывшись одеялами, неподвижно лежал у борта кузова. Когда мы отошли немного в сторону, он стал кричать, чтобы его не убивали. И, пока шел бой, он всякий раз обращался к тому, кто пробегал мимо машины, со словами: «Не убивайте меня, не убивайте меня! Че сказал, что пленных не убивают». После боя мы оказали ему первую помощь и переправили затем на лесопилку.

Среди солдат, ехавших на последних двух машинах, потерь почти не было, но зато мы захватили солидное количество трофеев: одну автоматическую винтовку, шесть обычных винтовок, пулемет с полным боекомплектом к нему. Захваченное оружие было распределено среди бойцов моего отряда, за исключением одной винтовки, которая осталась во взводе Эфихенио Амейхейраса. Эфихенио считал, что оказанная его взводом помощь была решающей и поэтому он имел полное право на определенную часть трофейного оружия. Но он подчинялся мне, так как Фидель придал его людей нашему отряду, и я, несмотря на все протесты, распорядился оставить это оружие для своих бойцов. Автоматическая винтовка досталась лейтенанту Антонио Лопесу — командиру отделения, которое особенно отличилось в бою, а владельцами остальных винтовок стали лейтенант Жоэль Иглесиас, Вирельес — бывший участник высадки со шхуны «Коринтия», рядовой Оньяте и еще двое бойцов, имен которых я не помню. Чтобы не оставлять врагу захваченные грузовики, мы сожгли их, так как сами воспользоваться ими тогда еще не могли.

Пока мы собирали своих людей, над нами пролетело несколько вражеских авиеток, но нам достаточно было сделать всего несколько выстрелов, чтобы отогнать их. Еще раньше мы послали Минголо, одного из братьев Пардо, оповестить Фиделя о приближавшемся противнике. Теперь же, после боя, было решено послать второго связного в сопровождении Кардеро, который заодно рассказал бы Фиделю о всех своих приключениях. Кроме того, мы направили связного, по имени Монго Мартинес, в группу Сиро Редондо, чтобы сообщить ей об окончании боя и о начале отхода отряда.

Через некоторое время раздались выстрелы: это стреляла группа наших бойцов. По их словам, они обнаружили тайком пробиравшегося вражеского солдата и стали кричать ему, чтобы он остановился. Но солдат не подчинился, и наши бойцы вынуждены были открыть огонь. Батистовец убежал, бросив свою винтовку. В подтверждение наши товарищи показали захваченное оружие. Нам показалось странным, что в этом районе еще попадались солдаты противника, ибо бой уже давно кончился. Захваченную винтовку мы включили в наши общие трофеи.

Обстоятельства этого случая прояснились только через два-три дня, когда Монго Мартинес нагнал наш возвращавшийся в лагерь отряд. Мартинес рассказал нам о том, как он в пути наткнулся на вооруженных охотничьими ружьями «вражеских солдат», о том, как они открыли по нему огонь и ранили его. И действительно, лицо Монго было буквально все испещрено дробинками. Всем стало ясно, откуда взялась последняя трофейная винтовка. Спасаясь от преследования, раненый Монго Мартинес свернул на незнакомую тропу и заблудился и горах, так и не сумев передать Сиро Редондо приказ об отходе. Но на следующий день тот сам прислал своего связного, и таким образом мой приказ был передан ему.

В то время как бомбардировщики В-26 на бреющем полете летали над лесопилкой в поисках своей жертвы, мы, разместившись в доме, спокойно завтракали. Хозяйка преподнесла нам горячий шоколад. Она явно была не в восторге от появления самолетов, пролетавших над самой крышей ее дома. Наконец самолеты улетели, и мы почувствовали облегчение. Но когда отряд был готов уже выступить в поход, на дороге со стороны Сиберии (на той самой дороге, которую несколько часов назад прикрывали бойцы Сиро Редондо) показались четыре грузовика, полные солдат. Было слишком поздно, чтобы попытаться организовать такую же засаду, какую мы устроили раньше, многие из наших бойцов уже успели к тому времени рассредоточиться и укрыться в более безопасных местах. Поэтому мы не стали вступать в бой, а, сделав два выстрела, означавших сигнал к выступлению, спокойно покинули этот район,

В прошедшем бою, о котором стало известно по всей Кубе и который имел большое значение для нас по своим результатам, противник потерял трех человек убитыми и одного раненым. На следующий день бойцы из взвода Эфихенио Амейхейраса захватили еще одного пленного. Им оказался капрал Алехандро, которого мы увели с собой в лагерь. Он находился с нами до конца войны, выполняя обязанности повара. Около места боя мы похоронили Крусито.

В бою под Пино-дель-Агуа отличились лейтенант Эфихенио Амейхейрас, капитаны Лало Сардиньяс и Виктор Мора, лейтенант Антонио Лопес и его отделение, а также Дермидо Эскалона и Аркимедес Фонсека, бывшие в то время рядовыми. Последнему мы вручили трофейный пулемет с треногой, чтобы он научился с ним обращаться, после того как вылечит свою раненую руку. Наши потери составили: один убитый, один легкораненый и несколько человек контуженых, не говоря уже о ранении бедного Монго.

Из Пино-дель-Агуа мы возвращались по нескольким партизанским тропам. Нужно было выйти в район Пико-Верде, чтобы там провести реорганизацию наших сил и ждать подхода отряда Фиделя, который уже знал о состоявшемся бое.

Анализ боевых действий под Пино-дель-Агуа показал, что, несмотря на достигнутый важный политический и военный успех, у нас имелись серьезные недостатки. Во-первых, мы не сумели воспользоваться до конца фактором внезапности для уничтожения первых трех грузовиков; во-вторых, из-за отданного кем-то ложного приказа на отход было потеряно управление действиями наших бойцов. Они стали действовать нерешительно, что особенно проявилось при захвате брошенных на дороге автомашин, прикрывавшихся всего несколькими солдатами. Кроме того, оставшись ночевать около лесопилки, мы подвергали себя излишней опасности. Наш отход после боя прошел довольно беспорядочно. Все это говорило о настоятельной необходимости тщательной подготовки к боевым действиям, о повышении дисциплины у наших бойцов, и решением этой задачи мы занялись в последующие дни.