.......
ДО ТРЕТЬИХ ПЕТУХОВ
то ли сказка, то ли быль, рассказанная Василием Шукшиным
 


(продолжение сказки)

А были-ворота и высокий забор. На воротах написано: "Чертям вход воспрещен".



В воротах стоял большой стражник с пикой в руках и зорко поглядывал кругом. Кругом же творился некий вялый бедлам - пауза такая после бурного шабаша. Кто из чертей, засунув руки в карманы узеньких брюк, легонько бил копытцами ленивую чечетку, кто листал журналы с картинками, кто тасовал карты... Один жонглировал черепами. Двое в углу учились стоять на голове. Группа чертей, расстелив на земле газеты, сидела вокруг коньяка и закуски - выпивали. А четверо - три музыканта с гитарами и девица - стояли прямо перед стражником; девица красиво пела "Очи черные". Гитаристы не менее красиво аккомпанировали ей. И сама-то девица очень даже красивая, на красивых копытцах, в красивых штанах... Однако стражник спокойно смотрел на нее - почему-то не волновался. Он даже снисходительно улыбался в усы.

- Хлеб да соль! - сказал Иван, подходя к тем, которые выпивали.

Его оглядели с ног до головы... И отвернулись.

- Что же с собой не приглашаете? - жестко спросил Иван.

Его опять оглядели.

- А что ты за князь такой? - спросил один, тучный, с большими рогами.

- Я князь такой, что если счас понесу вас по кочкам, то от вас клочья полетят. Стать!

Черти изумились... Смотрели на Ивана.

- Я кому сказал?! - Иван дал ногой по бутылкам. - Стать!!

Тучный вскочил и полез было на Ивана, но его подхватили свои и оттащили в сторону. Перед Иваном появился некто изящный, среднего возраста, в очках.



- В чем дело, дружок? - заговорил он, беря Ивана под руку. - Чего мы шумим? Мм? У нас где-нибудь бо-бо? Или что? Или настроение испорчено? Что надо?

- Надо справку, - зло сказал Иван.

К ним еще подошли черти... Образовался такой кружок, в центре которого стоял злой Иван.

- Продолжайте, - крикнул Изящный музыкантам и девице. - Ваня, какую справку надо? О чем?

- Что я - умный.

Черти переглянулись... Быстро и непонятно переговорили между собой.

- Шизо, - сказал один. - Или авантюрист.

- Не похоже, - возразил другой. - Куда-нибудь оформляется.

- Всего одну справку надо?

- Одну.

- А какую справку, Ваня? Они разные бывают... Бывает характеристика, аттестат... Есть о наличии, есть об отсутствии, есть "в том, что", есть "так как", есть "ввиду того, что", а есть "вместе с тем, что" - разные, понимаешь? Какую именно тебе сказали принести?

- Что я умный.

- Не понимаю... Диплом, что ли?

- Справку.

- Но их сотни справок! Есть "в связи с тем, что", есть "несмотря на то, что", есть...

- Понесу ведь по кочкам, - сказал Иван с угрозой. – Тошно будет. Или спою "Отче наш".

- Спокойно, Ваня, спокойно, - занервничал Изящный черт. - Зачем подымать волну? Мы можем сделать любую справку, надо только понять - какую? Мы тебе сделаем...

- Мне липовая справка не нужна, - твердо сказал Иван, - мне нужна такая, какие выдает Мудрец.

Тут черти загалдели все разом.

- Ему нужна только такая, какие выдает Мудрец.

- О-о!..

- Липовая его не устраивает... Ах, какая неподкупная душа! Какой Анжелико!

- Какой митрополит! Он нам споет "Отче наш". А "Сухой бы я корочкой питалась" ты нам споешь?

- Ша, черти! Ша... Я хочу знать: как это он понесет нас по кочкам? Он же берет нас на арапа! То ж элементарный арапинизм! Что значит, что этот пошехонец понесет нас?

Подошли еще черти. Ивана окружили со всех сторон. И все глядели и размахивали руками.

- Он опрокинул коньяк!

- Это хамство! Что значит, что он понесет нас по кочкам? Что это значитЭто шантаж?

- Кубок "Большого орла" ему!

- Тумаков ему! Тумаков!

Дело могло обернуться плохо: Ивана теснили.

- Ша, черти! Ша! - крикнул Иван. И поднял руку. - Ша, черти! Есть предложение!..

- Ша, братцы, - сказал Изящный черт. - Есть предложение. Выслушаем предложение.

Иван, Изящный черт и еще несколько чертей отошли в сторонку и стали совещаться. Иван что-то вполголоса говорил нм, посматривал в сторону стражника. И другие тоже посматривали туда же. Перед стражником по-прежнему"несли вахту" девица и музыканты; девица пела теперь ироническую песенку "Разве ты мужчина! ". Она пела и пританцовывала.

- Я не очень уверен, - сказал Изящный черт. - Но... А?

- Это надо проверить, - заговорили и другие. - Это не лишено смысла.

- Да, это надо проверить. Это не лишено смысла.

- Мы это проверим, - сказал Изящный черт своему помощнику.

- Это не лишено смысла. Если этот номер у нас проходит, мы посылаем с Иваном нашего черта, и он делает так, что Мудрец принимает Ивана. К нему очень трудно попасть.

- Но без обмана! - сказал Иван. - Если Мудрец меня не принимает, я вот этими вот руками... беру вашего черта...

- Ша, Иван, - сказал Изящный черт. - Не надо лишних слов.
Все будет о'кей. Маэстро, что нужно? - спросил он своего помощника.

- Анкетные данные стражника, - сказал тот. - Где родился, кто родители... И еще одна консультация Ивана.

- Картотека, - кратко сказал Изящный. Два черта побежали куда-то, а Изящный обнял Ивана и стал ходить с ним туда-сюда, что-то негромко рассказывал.

Прибежали с данными. Один доложил:

- Из Сибири. Родители - крестьяне.

Изящный черт, Иван и маэстро посовещались накоротке.

- Да? - спросил Изящный.

- Как штык, - ответил Иван. - Чтоб мне сдохнуть!

- Маэстро?

- Через... две с половиной минуты, - ответил маэстро, поглядев на часы.

- Приступайте, - сказал Изящный.

Маэстро и с ним шестеро чертей - три мужского пола и три женского - сели неподалеку с инструментами и стали сыгрываться.
Вот они сыгрались... Маэстро кивнул головой, и шестеро грянули:

 

По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.

Здесь надо остановить повествование и, сколь возможно, погрузиться в мир песни. Это был прекрасный мир, сердечный и грустный. Звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу. Весь шабаш отодвинулся далеко-далеко; черти, особенно те, которые пели, сделались вдруг прекрасными существами, умными, добрыми, показалось вдруг, что смысл истинного их существования не в шабаше и безобразиях, а в ином - в любви, в сострадании.

 

Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет,
Унылую песню заводит,
О родине что-то поет.

Ах, как они пели! Как они, собаки, пели! Стражник прислонил копье к воротам и, замерев, слушал песню. Глаза его наполнились слезами, он как-то даже ошалел. Может быть, даже
перестал понимать, где он и зачем.

 

Бродяга Байкал переехал, -
Навстречу родимая мать.
Ой, здравствуй, ой, здравствуй, родная,
Здоров ли отец мой и брат?

Стражник подошел к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперед,

- М-мх... - сказал он.

А в пустые ворота пошли черти.

А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни - звала на простор, на вольную волю. А черти шли и шли в пустые ворота. Стражнику поднесли огромную чару... Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал;

- М-мх...

Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт.
А брат твой давно уж в Сибири -
Давно кандалами гремит.

Стражник дал кулаком по колену, поднял голову - лицо в слезах.

А брат твой давно уж в Сибири -
Давно кандалами гремит, -

пропел он страдальческим голосом. - Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай "Камаринскую"! Пропади все пропадом, гори все синим огнем! Дай вина!

- Нельзя, мужичок, нельзя, - сказал лукавый маэстро. – Ты напьешься и все забудешь,

- Кто?! - заорал стражник. И лапнул маэстро за грудки: - Кто тут меня учить будет?! Ты, козел? Да я тебя... в три узла завяжу, вонючка! Я вас всех понесу по кочкам!..

- Что они так обожают кочки? - удивился Изящный черт. - Один собирался нести по кочкам, другой... Какие кочки вы имеете в виду, уважаемый? - спросил он стражника.

- Цыть! - сказал стражник, - "Камаринскую"!

- "Камаринскую", - велел Изящный музыкантам.

- Вина! - рявкнул стражник.

- Вина, - покорно вторил Изящный.

- Может, не надо? - заспорил притворяшка маэстро. - Ему же плохо будет.

- Нет, надо! - повысил голос Изящный черт. - Ему будет хорошо!

- Друг! - заревел стражник. - Дай я тебя поцелую!

- Иду! - откликнулся Изящный черт. - Счас мы с тобой нарежемся! Мы их всех понесем по кочкам! Мы их всех тут!..

Иван удивленно смотрел на чертей, что крутились вокруг стражника, особенно изумил его Изящный черт.

- Ты-то чего раздухарился, эй? - спросил он его.

- Цыть! - рявкнул Изящный черт, - А то я тебя так понесу по кочкам, что ты...

- Что, что? - угрожающе переспросил Иван. И поднялся. - Кого ты понесешь по кочкам? Ну-ка, повтори.

- Ты на кого это тут хвост поднимаешь? - тоже угрожающе спросил верзила-стражник Ивана. - На моего друга?! Я из тебя лангет сделаю!

- Опять лангет, - сказал Иван, останавливаясь. – Вот дела-то!

- "Камаринскую"! - раскапризничался Изящный черт. – Иван нам спляшет. "Камаринскую"! Ваня давай!

- Пошел к дьяволу! - обозлился Иван. - Сам давай... с другом вон.

- Тогда я не посылаю с тобой черта, - сказал Изящный черт.

И внимательно, злобно посмотрел на Ивана. - Понял? Попадешь ты к Мудрецу!.. Ты к нему ни-ког-да не попадешь.

- Ах ты, харя ты некрещеная! - задохнулся от возмущения Иван. - Да как же это? Да нечто так можно? Где же стыд-то у тебя? Мы же договорились. Я же такой грех на душу взял – научил вас, как за ворота пройти.

- Последний раз спрашиваю: будешь плясать?

- О, проклятие!.. - застонал Иван. - Да что же это такое-то? Да за что же мне муки такие?

- "Камаринскую"! - велел Изящный черт. - "Пошехонские страдания".

Черти-музыканты заиграли "Камаринскую". И Иван пошел, опустив руки, пошел себе кругом, пошел пристукивать лапоточками. Он плясал и плакал. Плакал и плясал.



- Эх, справочка!.. - воскликнул он зло и горько. – Дорого же ты мне достаешься! Уж так дорого, что и не скажешь, как дорого!..

x x x

И вот - канцелярия. О канцелярия! Вот уж канцелярия так канцелярия. Иван бы тут вконец заблудился, если бы не черт. Черт пригодился как нельзя кстати. Долго ходили они по лестницам и коридорам, пока нашли приемную Мудреца.

- Минуточку, - оказал черт, когда вошли в приемную.

-Посиди тут... Я скоро. - И куда-то убежал.

Иван огляделся. В приемной сидела молоденькая секретарша, похожая на библиотекаршу, только эта другого цвета, и зовут Милка. А ту - Галка. Секретарша Милка печатала на машинке и говорила сразу по двум телефонам.



- Ой, ну это же пшено! - говорила она в одну трубку и улыбалась. - Помнишь, у Моргуновых: она напялила на себя желтое блестящее платье, копну сена, что ли, символизировала? Да о чем тут ломать голову? О чем? И тут же - в другую, строго:

- Его нету. Не зна... А вы не интонируйте, не интонируйте, я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю.

- Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному? Интересно... Она одна была? Она кадрилась к тебе?.

- Слушайте, я же ска... А вы не интонируйте, не интонируйте. Не знаю.

Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по телефону у своей подруги, у себя ли ее начальник, спрашивает: "Твой бугор в яме? " И он тоже спросил Милку:

- А бугор когда будет в яме? - Он вдруг что-то разозлился на эту Милку.

Милка мельком глянула на него.

- Что вы хотите? - спросила она.

- Я спрашиваю: когда бу...

- По какому вопросу?

- Нужна справка, что...

- Понедельник, среда, девять тире одиннадцать.

- Мне... - Иван хотел сказать, что ему нужна справка до третьих петухов. Милка опять отстукала:

- Понедельник, среда, с девяти до одиннадцати. Тупой?

- Это пшено, - сказал Иван. И встал и вольно прошелся по приемной. - Я бы даже сказал, компот. Как говорит наша Галка: "собачья радость на двух", "смесь козла с "грюндиком". Я спрашиваю глобально: ты невеста? И сам отвечаю: невеста. Один к одному. - Иван все больше накалялся. - Но у тебя же – посмотри на себя - у тебя же нет румянца во всю щеку. Какая же ты невеста? Ты вот спроси меня - я вечный жених, - спроси: появилась у меня охота жениться на тебе? Ну-ка, спроси.

- Появилась охота?

- Нет, - твердо сказал Иван.

Милка засмеялась и захлопала в ладоши.

- Ой, а еще? - попросила она. - Еще что-нибудь. Ну, пожалуйста.

Иван не понял, что "еще"?

- Еще покажите что-нибудь.

- А-а, - догадался Иван, - ты решила, что я шут гороховый. Что я - так себе, Ванек в лапоточках... Тупой, как ты говоришь. Так вот знай: я мудрее всех вас... глубже, народнее. Я выражаю чаяния, а вы что выражаете? Ни хрена не выражаете! Сороки. Вы пустые, как... Во мне суть есть, а в вас и этого нету. Одни танцы - шманцы на уме. А ты даже говорить толком со мной не желаешь. Я вот как осержусь, как возьму дубину!..

Милка опять громко засмеялась.

- Ой, как интересно! А еще, а?

- Худо будет! - закричал Иван. - Ой, худо будет!.. Лучше вы меня не гневите, не гневите лучше!..

Тут в приемную влетел черт и увидел, что Иван орет на девицу.

- Тю, тю, тю, - испуганно затараторил черт и стал теснить Ивана в угол. - Чего это тут такое? Кто это нам разрешил выступать?.. Ая-я-я-яй! Отойти никуда нельзя. Предисловий начитался, - пояснил он девице "выступление" Ивана. – Сиди тихо, счас нас примут. Счас он придет... Я там договорился: нас примут в первую очередь.

Только черт сказал так, в приемную вихрем ворвался некто маленький, беленький - сам Мудрец, как понял Иван.



- Чушь, чушь, чушь, - быстро сказал он на ходу. – Василиса никогда на Дону не была.

Черт почтительно склонил голову.

- Проходите, - сказал Мудрец, ни к кому отдельно не обращаясь. И исчез в кабинете.

- Пошли, - подтолкнул черт Ивана. - Не вздумай только вылететь со своими предисловиями... Поддакивай, и все.


x x x


Мудрец бегал по кабинету. Он, что называется, рвал и метал.

- Откуда?! Откуда они это взяли?! - вопрошал он кого-то и поднимал руки кверху. - Откуда?!

- Чего ты расстроился, батя? - спросил Иван участливо.

Мудрец остановился перед посетителями, Иваном и чертом.

- Ну? - спросил он сурово и непонятно. - Облапошили Ивана?

- Почему вы так сразу ставите вопрос? – увертливо заговорил черт. - Мы, собственно, давно хотели...

- Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель?

- Разрушение примитива, - твердо сказал черт. Мудрец погрозил ему пальцем.

- Озоруете! А теоретически не готовы.

- Нет, ну серьезно... - заулыбался черт на стариковскую нестрашную угрозу. - Ну тошно же смотреть. Одни рясы чего стоят!

- Что им, в полупендриках ваших ходить?

- Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но, положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадежно отстали? Вы скажете - мода. А я скажу: да, мода! Ведь если мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго говоря, не совсем его совершают...

- Тут, очевидно, следует говорить не о моде, - заговорил старик важно и взволнованно, - а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали...

- Конечно! - воскликнул черт, глядя на Мудреца влюбленными глазами. - Конечно, о возможном положительном влиянии.

- Всякое явление, - продолжал старик, - заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Все дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается; моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию - все явление подпрыгивает и продвигается вперед, если раздражитель попал на тормозную - все явление, что называется, съеживается и отползает в глубь себя. -

Мудрец посмотрел на черта и на Ивана.

- Обычно этого не понимают...

- Почему, это же так понятно, - сказал черт.

- Я все время твержу, - продолжал Мудрец, - что необходимо учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции, учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться, о двух головах: одна говорит "да", другая говорит "нет".

- Я видел явление о трех головах... - вякнул было Иван, но на него не обратили внимания.

- Ударим одну голову, услышим "да"; ударим другую, услышим "нет". - Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился пальцем в черта. - Какую ударили вы?

- Мы ударили, которая сказала "да", - не колеблясь, ответил черт.

Старик опустил руку.

- Исходя из потенциальных возможностей данных голов, данного явления, голова, которая говорит "да", - крепче. Следует ожидать, что все явление подпрыгнет и продвинется вперед. Идите. И - с теорией, с теорией мне!.. -

Старик опять погрозил пальцем черту.

- Манкируете! Смотрите! Распушу!.. Ох, распушу!

Черт, мелко кивая головой, улыбаясь, пятился и пятился к выходу... Задом открыл дверь и так с подкупающей улыбкой на мордочке исчез. Иван же как стоял, так упал на колени перед Мудрецом.

- Батя, - взмолился он, - ведь на мне грех-то: я научил чертей, как пройти в монастырь...

- Ну?.. Встань-ка, встань - я не люблю этого. Встань, - велел Мудрец.
Иван встал.

- Ну? И как же ты их научил? - с улыбкой спросил старик.

- Я подсказал, чтоб они спели родную песню стражника... Они там мельтешили перед ним - он держался пока, а я говорю: вы родную его запойте, родную его... Они и запели...

- Какую же они запели?

- "По диким степям Забайкалья".

Старик засмеялся

- Ах, шельмы! - воскликнул он. - И хорошо запели?

- Так запели, так сладко запели, что у меня у самого горло перехватило.

- А ты петь умеешь? - быстро спросил Мудрец.

- Ну, как умею?.. Так...

- А плясать?

- А зачем? - насторожился Иван.

- Ну-ка... - заволновался старичок, - вот чего! Поедем-ка мы в одно место. Ах, Ваня!.. Устаю, дружок, так устаю - боюсь, упаду когда-нибудь и не встану. Не от напряжения упаду, заметь, от мыслей.

Тут вошла секретарша Милка. С бумагой.

- Сообщают: вулкан "Дзидра" готов к извержению, - доложила она.

- Ага! - воскликнул старичок и пробежался по кабинету. - Что? Толчки?

- Толчки. Температура в кратере... Гул.

- Пойдем от аналогии с беременной женщиной, - подстегнул свои мысли старичок. - Толчки... Есть толчки? Есть. Температура в кратере... Общая возбудимость беременной женщины, болтливость ее - это не что иное, как температура в кратере. Есть? Гул, гул... -

Старичок осадил мысли, нацелился пальцем в Милку:

- А что такое гул?

Милка не знала.

- Что такое гул? - Старичок нацелился в Ивана.

- Гул?.. - Иван засмеялся. - Это смотря какой гул... Допустим, гул сделает Илья Муромец-это одно, а сделает гул Бедная Лиза - это...

- Вульгартеория, - прервал старичок Ивана. - Гул – это сотрясение воздуха.

- А знаешь, как от Ильи сотрясается! - воскликнул Иван. - Стекла дребезжат!

- Распушу! - рявкнул старичок. Иван смолк. - Гул - это не только механическое сотрясение, это также... утробное. Есть гул, который человеческое ухо не может воспринять...

- Ухо-то не может воспринять, а... - не утерпел опять Иван, но старичок вперил в пего строгий взор.

- Ну что тебя, распушить?

- Не надо, - попросил Иван. - Больше не буду.

- Продолжим. Все три признака великой аналогии - налицо. Резюме? Резюме: пускай извергается.

- Старичок выстрелил пальчиком в секретаршу: - Так и запишите.

Секретарша Милка так и записала. И ушла.

- Устаю, Ваня, дружок, - продолжал старичок свою тему, как если бы он и не прерывался.

- Так устаю, что иногда кажется: все, больше не смогу наложить ни одной резолюции. Нет, наступает момент, и опять накладываю. По семьсот, по восемьсот резолюций в сутки. Вот и захочется иной раз... -

Старичок тонко, блудливо засмеялся.

- Захочется иной раз пощипать... травки пощипать, ягодки... черт те что!.. И, знаешь ли, принимаю решение... восемьсот первое: перекур! Есть тут одна такая... царевна Несмеяна, вот мы счас и нагрянем к ней.

Опять вошла секретарша Милка:

- Сиамский кот Тишка прыгнул с восьмого этажа.

- Разбился?

- Разбился.

Старичок подумал...

- Запишите, - велел он. - Кот Тимофей не утерпел.

- Все? - спросила секретарша.

- Все. Какая по счету резолюция на сегодня?

- Семьсот сорок восьмая.

- Перекур.

Секретарша Милка кивнула головой. И вышла.

- К царевне, дружок! - воскликнул освобожденный Мудрец. - Сейчас мы ее рассмешим! Мы ее распотешим, Ваня. Грех, грех, конечно, грех... А?

- Я ничего. До третьих петухов-то успеем? Мне еще идти сколько.

- Успеем! Грех, говоришь? Конечно, конечно, грех. Не положено, да? Грех, да?

- Я не про тот грех... Чертей, мол, в монастырь пустили - вот грех-то.

Старичок значительно подумал.

- Чертей-то? Да, - сказал он непонятно. - Все не так просто, дружок, все, милый мой, очень и очень не просто. А кот-то... А? Сиамский-то. С восьмого этажа! Поехали!

x x x