ВУДИ ГАТРИ
 
ПОЕЗД МЧИТСЯ К СЛАВЕ
 
 
::: agitclub ::: sing out::: woody guthrie
 
 
 
 
 
 
 
 


ОБЛЕГЧУ ЛЮБОЕ ГОРЕ


Отец женился по объявлению. Жена его, Бетти Джейн, приехала в Пампу из Лос-Анджелеса. По окончании свадебных торжеств ее родственники отбыли обратно на свои фермы, а они с папой поселились в домике, который стоял в туристском лагере.
Бетти Джейн дала объявление в газете и начала свою деятельность гадалки. Сначала дела ее подвигались медленно, но потом пошли на лад с такой скоростью, что вскоре домишко ломился от посетителей.

Работы на нефтяных промыслах подходили к концу, и охотники за бумом стали покидать город - длинные вереницы их нагруженных машин потянулись по дорогам. С севера поползла пыль, и банки согнали фермеров с их земель. Большие плоские озера высохли и превратились в ямы, полные твердой, сухой, растрескавшейся черной грязи. Нет более благодатного края, чем Западный Техас, если ему захочется, но, когда пыль стелется сплошной черной пеленой, все кругом хиреет - горе, злоба, беда становятся там хозяевами.

Люди ищут хоть какого-нибудь ответа. Банкир не дает им его. Шериф еще никогда ни на что не отвечал. Торговая палата старается делать деньги, как можно больше денег, поэтому ей не до людских тревог. Люди обращаются к священнику, но и здесь не слишком много узнают о том, куда податься и что делать. И тогда они приходят к дверям гадалки.

В те времена мне было двадцать четыре года, и я жил в еще более убогой хибаре, чем папа и Бетти Джейн. Но она уже обошлась мне в двадцать пять долларов по установленному тарифу. Нефтяники, как я уже говорил, не строили хороших домов, когда селились в новых городах во время бума. Работа ведь временная. И они уйдут прочь по той же дороге, по которой совершили набег на город бума. Хибары их оставались пустовать. Грязные, загаженные, разбитые, перекошенные и горбатые, они рассыпаны по равнинам Техаса, как стадо коров.

- Тебя зовут Гатри? - Человек вполне солидного вида так колотил в дверь, что домишко мой едва не рассыпался на куски. - Я ищу Гатри.
- Точно, сэр, это я, - я выглянул в дверь. - Зайдете?
- Нет! И не подумаю заходить. Хватит с меня, в последние месяцы только и делаю, что захожу к людям вроде тебя. Пытаюсь получить приличный совет! - он воздел руки и принялся причитать, будто вот-вот собирался пустить шапку по кругу. - Больше ни цента не заплачу! Доллар сюда. Доллар туда. Еще полдоллара. Так и разориться недолго.
- Неважнец.
- Я зайду! И сяду! И если ты сможешь сказать мне то, что я хочу знать, получишь пятьдесят центов. А если нет, я не дам тебе ни пенни. Хорошего понемножку.
- Зайди тогда.
- Договорились. Я сяду вот на этот стул и буду слушать. Но я и слова не скажу тебе о том, почему я здесь. Это ты мне скажешь. Ну давай, мистер утешитель, показывай свое искусство!

- Пыль всех донимает.
- Говори, говори.

- Пыль мешает тебе жить, так?
- Ни вот столечко.

- В таком случае ты работаешь не под открытым небом. Ты не фермер. И не нефтяник. И если бы у тебя была какая-нибудь лавка, ты бы боялся, что пыль разгонит всех твоих покупателей. Вот так. Знаете, мистер, вы пришли не к тому Гатри.
- Говори дальше.

- Мой отец женился на гадалке, а я никогда и не думал заявлять, что могу предсказывать судьбу. Мне просто интересно, Могу ли я сказать тебе то, ради чего ты . сюда пришел, то, что ты хочешь узнать.
- Доллар, если сможешь.

- Ты работаешь в помещении. На нефтеочистительном заводе. Платят там недурно.
- Верно. Откуда ты узнал?

- Как тебе сказать, здешние фермеры и рабочие не больно-то богаты, чтобы швырять доллар туда, доллар сюда, да еще гадалке. У тебя работа повыше рангом. Ты очень серьезно к ней относишься. Гордишься техникой, которая у тебя в руках. Любишь работать. Любишь успевать много за короткое время. Всегда стараешься изобрести что-нибудь такое, из-за чего твоя машина заработает еще быстрее и лучше. Ты возишься со своими изобретениями не только на работе, но и дома.
- Семьдесят пять центов. Говори дальше.

- В один прекрасный день твое новое изобретение даст тебе много денег. По твоему следу уже идет одна большая фирма. Хочет купить его. Они попробуют получить его у тебя по дешевке и это им удастся. Не доверяй своего секрета никому, кроме твоей жены. Она ждет тебя сейчас в твоей машине. Ты уверен в себе и в ней тоже. Это очень хорошо. Продолжай работать все время. Ты не получишь с компании столько, сколько тебе хочется, но получишь достаточно, чтобы можно было продолжать работать.
- Доллар уже есть. Дальше.

- У тебя в голове полно всяких ценных идей. А в мире полно тех, кто в них нуждается. Следи только, чтобы мозги у тебя были в большом порядке, как ферма, чтобы в них выросло побольше изобретений. Есть только один способ достичь исполнения твоих желаний: помогай бедным, делай для них все, что ты можешь.
- Держи доллар. Что еще?

- Все. Просто думай о том, что я тебе сказал. До свидания.
- Ты единственная гадалка, которая не кричит о том, что может сказать все, но говорит все ..

- Я не считаю, что могу читать мысли. Я просто говорю, что вижу.
- Ты еще к тому же и скромный. Думаю, что этот доллар я потратил с толком. Очень даже с толком. У меня полно приятелей на здешних промыслах. И всем им я скажу, чтобы они пришли сюда и поговорили с тобой. До свидания.


Так это получилось. Я стоял и рассматривал доллар с обеих сторон: картинку на стороне серого цвета и большое здание на зеленой стороне. Первый доллар, который я получил за эту неделю. Просто человек, у которого в голове все спуталось. Способный малый. И работящий.
Дробился гравий. Летела пыль, дул ветер. Через пару дней от доллара почти ничего не осталось.

Кто-то постучал в мою дверь. Я встал и сказал «хелло» трем леди.
- У нас нет ни денег, ни времени, чтобы тратить их попусту.
- С этой леди случилась ужасная неприятность. Она не может говорить. Потеряла голос. Не может проглотить даже капли воды. Не пила уже почти неделю. Мы показывали ее нескольким докторам. Но они не знают, что с ней делать. Она просто умирает от голода.
- Но, мадам, я же не врач.
- Некоторые гадалки могут исцелять как раз такие болезни. Исцелять - это дар. Есть семь даров: исцеление, пророчество, вера, мудрость, языки, толкование языков и распознавание духов. Вы просто должны помочь ей. Бедняжка! Ведь нельзя же допустить, чтобы она так и погибла ни за что ни про что.

- Садитесь сюда, на этот стул, - сказал я женщине. - Вы верите в то, что можете выздороветь?
Она улыбнулась, чуть не задохнулась, пытаясь говорить, и наконец кивком головы ответила мне «да».

- Вы верите в то, что ваш разум - полновластный хозяин всего вашего тела?
Она снова утвердительно кивнула.

- Вы верите, что ваш разум хозяин ваших нервов? Всех ваших мышц? Спины? Ног? Рук? Вашей шеи?
Она кивнула.

Я подошел к ведру с водой, зачерпнул ковшом и налил полный стакан. Я протянул ей этот стакан и сказал:
- Ведь ваш муж наверняка только и ждет, чтобы вы с ним заговорили? Разве нет? И ваши дети? Никто не станет сомневаться в этом. Вы сказали, что у вас нет денег на врача?
Да, у меня нет денег, качнула она головой.

- Тогда лучше прекратите свое кривлянье и немедленно выпейте эту воду! Пей! Пей! А потом скажешь мне, насколько это прекрасно - опять заговорить!

Она обхватила стакан руками, и я заметил, что кожа ее так высохла, что потрескалась и сморщилась. Она огляделась, улыбнулась мне и двум другим женщинам.
Потом подняла стакан и выпила воду.
Мы застыли, раскрыв рот, не в состоянии перевести дух.

- Хр-о-о-р-ш-о-о.
- Что-что?
- Хорошо. Вода. Вода. Хорошо.
- А вы, голубушки, отправляйтесь-ка по домам и следующие три-четыре дня занимайтесь тем, чтобы ежедневно доставлять вашей подруге ведро свежей чистой питьевой воды. Устройте состязание, кто больше выпьет воды. Болтайте о чем хотите. Вы мне ничего не должны.


Однако никто не может сказать, куда подует ветер и что произрастет из сорняков. Это был самый лучший, самый худший, самый веселый и самый печальный период во всей моей жизни. Они все думали, что я могу читать мысли. Я не говорил, что умею это делать, и тогда некоторые из них стали называть меня предсказателем или исцелителем. Но я никогда не говорил, что хоть в чем-нибудь отличаюсь от других людей. Помогает ли нам выздороветь правда, если вы ее слышите? Может ли ясный ум заставить больное тело стать здоровым? Иногда. Иногда люди заболевают из-за нервов, а нервы разгуливаются от забот.
Да, я мог говорить. Приносило ли это им пользу? В конце концов, что такое слова? Если слова ваши несут в себе ложь, они могут заставить заболеть всех людей. Если же вы говорите людям чистую правду, они собираются вместе, и им становится. Лучше.

Я помню одного скотопромышленника-немца, который наведывался ко мне всякий раз, когда акции на бирже подскакивали или падали на пенни. Он спрашивал меня:
- Што имеют духи сказайт о скот мой отец?
- Духам нечего делать с коровами твоего отца, - говорил я ему. - То, что ты называешь духами, - это ничто, ничто, кроме твоих мыслей, которые у тебя в голове.
- Мой отец умирайт. Што он имеет мне сказайт для растит и продавайт мой скот? - спрашивал он.
- Твой отец сказал бы тебе, чтобы ты делал то же самое, что делал он сам на этих равнинах целых сорок пять лет. Расти молодняк, покупай его дешево, корми на славу и продавай втридорога, - отвечал я ему.
Он поднимал меня в любое время ночи. Проделывал более двадцати пяти миль, чтобы добраться ко мне.
И не было недели, чтобы он не совершил этого путешествия, чтобы задать мне все те же вопросы.


Один машинист, который работал на железнодорожной ветке, тянувшейся к северу от Шемрока к Пампе, постоянно высматривал из своего паровоза новую нефтеносную землю. Он хотел, чтобы я закрыл глаза и вызвал для него видение.
- Где мне купить нефтяную землю?
- Я вижу старые нефтяные промыслы с черными буровыми вышками. Это прекрасный нефтяной край, потому что он уже доказал, что несет в себе нефть, и продолжает давать ее. В середине этого леса черных вышек я вижу белую вышку, серебристую, сияющую в лучах солнца.
- Я вижу эту самую вышку всякий раз, когда проезжаю мимо. Я хочу знать, стоит ли мне попытаться купить землю неподалеку от промыслов.
- Я вижу пропасть нефти под этой землей вокруг серебряной вышки, что возвышается в целом огромном лесу черных. Когда ты будешь покупать участок, постарайся, чтобы он был как можно ближе к центру старых промыслов, ближе к этой серебряной вышке. Но не плати за него чересчур много.
- Ты помог мне разрешить всю проблему, - сказал машинист вставая, - У меня просто гора с плеч свалилась ... Откуда ты узнал об этой серебряной вышке, которая торчит в куче старых?
- Ты ведь машинист на Шемрокской ветке, верно я говорю? - сказал я. - Вот я и подумал, что ты скорее всего копишь деньги, чтобы купить землю, ну хотя бы ту, мимо которой каждый день проезжаешь. Я знаю эти старые промыслы как свои пять пальцев, и я думаю, что они выглядят замечательно из двери вагона или из паровоза, когда, кончая смену, ты едешь и думаешь, как ты придешь домой к жене и всей своей семье. Ты стараешься придумать, как потратить свои деньги, чтобы всем им жилось получше. Я просто соображаю и говорю, а на самом деле понятия не имею, где ты должен купить землю.
- Вот тебе доллар. Я думаю, что ты спас мне несколько тысяч.
- Как это?
- Ты сказал мне то, о чем я ни разу не подумал: купить землю как можно ближе к середине - старых промыслов. Но акр такой земли проглотит все мои сбережения. И когда ты говорил все это, закрыв глаза, я почувствовал, что боюсь тратить деньги на какую-то новую, никому не известную землю, на которой не стоит ни одной старой нефтяной вышки; и я подумал, что, может быть, самое лучшее для моих денег - это поместить их в почтовое ведомство под проценты. Ты заработал этот доллар, бери его.

Он тут же ушел, и я больше никогда не слыхал о нем.


У шестилетней девочки вся кожа на голове была в язвах. Мать повела ее к доктору, и он лечил ее в течение полугода. Все язвы остались на месте. Парикмахер обрил ее, как каторжника. Наконец мать привела ее ко мне и сказала:

- Просто хочу посмотреть, что ты тут можешь сделать.
- Ты следишь за тем, чтобы ее голова была чистой? - спросил я женщину.
- А как же! Но она кричит, пищит и воет, когда ей надо идти в школу.
- Злые большие ребята смеются надо мной, - сказала девочка, - они говорят, что у меня голова, как у арестанта.
- Вылей в миску яичный белок и втирай ей в кожу каждый вечер. Пусть белок впитывается всю ночь. А каждое утро перед школой можешь мыть ей голову чистой водой. Думаю, что тебе не придется больше приводить ее ко мне. Не беспокойся, - сказал я девочке, - у тебя башка будет получше, чем у всех этих здоровых дразнилок.
- А скоро? - спросила малышка.
- Как раз к тому времени, как ты кончишь школу.
- Это будет прекрасно, правда? - Ее мать посмотрела на нас обоих.
- Но ты немедленно прекрати мучить девочку! Не заставляй ее играть одну. Не заставляй ее сидеть дома, когда все остальные дети играют и бегают, - сказал я.
- Откуда ты это узнал?
- Не заставляй ее носить с утра до вечера эту старую засаленную шляпу. Перестань драить ей голову ужасным стиральным мылом! Оставь больную кожу в покое, дай ей прийти в себя.
- Почему вы такой умный, мистер? - Девочка засмеялась и взяла меня за руку. - Мама как раз делает все, что вы сказали.
- А ну, заткнись! Не мешай маме разговаривать!
- Я догадался обо всем этом потому, что достаточно посмотреть на руки твоей мамы, чтобы сказать: она сама варит мыло для стирки. Ясно, что она подолгу заставляет тебя сидеть дома, ведь солнце ни разу не коснулось твоей головы. Я точно знаю, что в тот день, когда ты окончишь школу, у тебя на голове будет целая куча прекрасных локонов. До свидания. Покажешь мне потом свои кудри!

Я смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду.


В одну темную зимнюю ночь, когда моя хибарка сотрясалась под напором ветра, ко мне ввалился детина весом в двести девяносто фунтов и принес с собой дыхание зимы.

- Я не знаю, понимаешь ты это или нет, - сказал он низким мягким голосом, - но перед тобой не совсем нормальный человек
- Снимай пальто и садись, - сказал я и тут заметил, что никакого пальто на нем нет, а вместо пальто он напялил несколько рубашек, свитеров, джемперов с высоким воротом и два или три комбинезона. Он наполнил холодом по крайней мере половину моей комнатушки.
- Я правда сумасшедший. - Он посмотрел на меня как ястреб на цыпленка. Я сидел на стуле и слушал.
- Правда.
- Я тоже, - ответил я ему.
- Я уже два раза был в сумасшедшем доме.
- Скоро ты будешь в нем начальником.
- Я не был сумасшедшим, когда меня туда отправили. Но потом мне без конца вспрыскивали разное дерьмо. Из-за этого я и сбрендил. Нервы и мышцы у меня сдали. Я отколотил пару сторожей и дал деру оттуда. И вот я здесь. Я думаю, что они быстро меня накроют. У меня в голове хроникальные фильмы.
- Хроникальные фильмы?
- Да. Однажды они начали крутиться у меня в голове, и с тех пор я вижу их все время. Будто я сижу совершенно один в большом темном зале. Множество фильмов - начиная с той поры, когда я еще был маленький. На ферме. Мама всегда говорила, что у меня не все дома. Наверное, так оно и было. Единственное несчастье с этими фильмами - это то, что они никогда не прекращаются.
- А о чем последние фильмы?
- Все люди покидают эту землю. Бум позади. Пшеницы нет. Пыльные бури все темнее и темнее. Все бегут, стреляют и убивают. Каждый бьет другого. Эти жалкие хибарки, они плохие, они не годятся ни для кого. Кругом больные дети. Старики. А они уже не нуждаются в нас, в нашей работе на этих промыслах. Люди уходят по дороге, бегут от этой жуткой, жуткой погоды. Все в таком роде.
- Твоя голова в полном порядке!
- Ты не думаешь, что всем нам надо объединиться и придумать какой-нибудь выход?
- Тебе бы неплохо стать мэром этого города.
- У меня в голове носятся еще тысячи разных картин, кроме этих. Все, что только можно придумать. Они бушуют у меня в голове, как снежная буря, и каждая что-то означает. Как улучшить дорогу. Как устроить так, чтобы весь промысел стал лучше. Как сделать работу более легкой. Даже как перестроить этот старый нефтеочистительный завод.
- Кто тебе сказал, что ты сумасшедший?
- Полицейские. Люди. Они швыряли меня в тюрьму сто раз.
- Должно было быть совсем наоборот.
- Нет. Поделом мне. Я напиваюсь до зеленых чертиков и устраиваю на улицах драки. Ребята дразнят меня, я выхожу из себя и колочу их так, что они своих не узнают. Они набрасываются на меня, а я расшвыриваю их в разные стороны. Вечно что-нибудь в таком роде.
- Работаешь всегда?
- Нет, работаю несколько дней, а потом сижу без дела несколько недель.
- Боюсь, что этот городишко высохнет на корню и ничего от него не останется. А тебе нужна постоянная работа.
- Это ты рисовал Христа, вот этого, на стене? - Он стал осматривать комнату, и глаза его надолго задерживались на каждой картине. - «Песня жаворонка». Хорошая копия.
Я сказал, что да, это я рисовал.
- Я всегда думал, что, может быть, сумею нарисовать что-нибудь из того, что вертится у меня в голове. Я хочу, чтобы ты немного поучил меня рисовать. Это будет для меня прекрасной работой. Я мог бы путешествовать и рисовать картины для трактиров.

Я встал, тут же подошел к оранжевой корзине, полной старых красок и кистей, и завернул целую кучу их в старую рубаху.
- На, иди рисуй.

И Хэви Чендлер взял краски и пошел домой. В течение следующих месяцев он похудел на шестьдесят фунтов. Каждый день он совершал долгий путь к моему дому. Он приносил с собой новую картину, нарисованную на досках от ящиков из-под яблок, или на кусках старого картона, или на фанере, и я дивился тому, как у него хорошо получалось. Слепящие снежные смерчи. Поднимающийся среди холмов дымок деревянной хижины. Горные реки, спускающиеся в зеленые долины. Песчаные пустыни и одинокие скелеты, затерянные в песках. Кактусы. Проносящиеся сквозь жизнь перекати-поле. Хорошие картины. Он преодолевал ветер, дождь, град и пыльные бури, чтобы прийти ко мне. И каждый день я спрашивал его, пил ли он, и он отвечал: нет, не пил или да, пил. Однажды он широко улыбнулся и сказал:
- Я хорошо спал всю эту педелю. Впервые за шесть лет я как следует отоспался. Фильмы все еще идут, но теперь я умею их прекращать и снова включать, когда захочу. Я чувствую, что теперь я здоров, как любой из вас.

Затем в один прекрасный день он не пришел. Приехал шериф и сказал мне, что они посадили Хэви в тюрьму за то, что он напился.

- Да-а, это была драчка, - сказал шериф. - Шесть наших ребят против одного Хэви. Но черт его дери, он раскидал их по всему югу нашего городишки. Никто не мог впихнуть его в полицейскую машину. Это было хуже, чем цирк, набитый сумасшедшими. И тогда я сказал ему: «Хэви, ты знаешь Вуди Гатри?». Он отдышался и ответил: «Да». Тогда я беру его за руку и говорю: «Хэви, хотел бы Вуди, чтобы ты колошматил всех этих парней? А? как ты думаешь?». И тогда бедняга Хэви: сказал мне: «Нет. Откуда ты узнал про Вуди Гатри?» - «Господи, это же мой лучший друг»,- сказал я ему. И ты знаешь, брат, старик Хэви успокоился, угомонился, стал мягким и послушным, улыбнулся уголками глаз и сказал: «Бери меня, мистер тюремщик! Если ты друг Вуди, тогда ты и мой друг».

- Что они собираются делать с Хэви в тюрьме?, -спросил я шерифа.
- Ты ведь знаешь, что Хэви удрал из сумасшедшего дома, знаешь ведь?
- Да, но ...
- Ну конечно, мы тоже знали это. Мы знали, где он был все это время. Мы знали, что сможем взять его в любой момент, как только захотим. Но мы надеялись, что он исправится и все с ним будет в порядке. И ведь забавно. Он стал таким же здоровым, как ты или я. И говорят, он стал учиться рисовать какие-то чертовы штуки. Так говорят. Я точно не знаю. А сейчас он уже в поезде, едет обратно в Вичита-Фолз.
- Хэви не просил что-нибудь мне передать?
- Как же! Для этого я и приехал сюда. Чуть не забыл. Он попросил меня сказать тебе, что он просто молит бога о том, чтобы ты смог рассказать всем трем с половиной тысячам сумасшедших здесь то, о чем ты рассказал ему. Уж не знаю, что ты ему там рассказал.
- Да ... Ты не знаешь, - сказал я шерифу. - мне и в голову не приходило, что ты знаешь. Что ж, во всяком случае, спасибо. Увидимся. Пока.

И машина шерифа уехала. А я пошел к себе, бросился на кровать, потревожив толстый слой пыли на моем стеганом одеяле, и стал думать о том поручении, которое дал мне старик Хэви. С тех пор я его больше не видел.

Сотни людей спрашивали меня:
- Где бы достать работу?

Фермеры прослышали обо мне и спрашивали:
- Эта пыль - это не конец света?

Деловые люди говорили мне:
- Все уезжают. Я потерял все, что у меня было. Что будет дальше?

Однажды ко мне ввалился завсегдатай танцевальной площадки и спросил:
- Пытаюсь научиться играть на скрипке. Как думаешь, меня выберут шерифом?

Машины всех марок, видов и моделей останавливались у моей хибарки. Люди потерянные. Люди больные. Люди, желающие понять. Люди голодные. Люди в поисках работы. Люди, которые хотят объединиться, чтобы что-то делать.

Сборища - десять или двадцать нефтяников и фермеров - заполняли всю мою комнатушку, так что негде было повернуться. Главный спрашивал меня:

- Что ты думаешь об этих ребятах, Гитлере и Mycсолини? Они что, собираются убить всех евреев и негров?
- Гитлер и Муссолини хотят сделать кандальную команду рабов из вас, из меня, из всех. И уничтожить любого, кто стоит на их пути. Они пытаются заставить нас всех возненавидеть друг друга из-за цвета кожи. А библия говорит: возлюби ближнего своего. Там ничего не сказано о том, какого цвета этот ближний.

Комната начинала бурлить, все говорили разом, спорили. Главный сказал мне:
- Этот старый мир дышит на ладан. Может кончить плохо.
- Старый мир, может, и кончит плохо... - Я повернулся к остальным и заорал: - Но новый уже на подхвате!
- Испанская война - это уже плохой признак, - продолжал главный. - Последняя битва! Армагедон! Эта пыль до того сплошная, что не можешь дышать, не можешь увидеть за ней неба, она залепила все лицо земли! Люди, сильно жадные до земли, до денег и до власти, хотят сделать рабов из парней. Человек сам проклял эту самую землю!
- А теперь скажи нам что-нибудь, мистер провидец!
- Да, черт подери, для того мы сюда и пришли. Вызови нам видение обо всей этой штуке.
Я пошел к двери мимо пяти или шести здоровенных детин, одетых кто во что, что-то стругающих, ковыряющих бородавки на рунах, жующих табак, свертывающих самокрутки. Все двинулись во двор. Я встал на ветхую прогнившую деревянную ступеньку, а они улюлюкали, смеялись и отпускали разные шуточки. Кто-то сказал:
- Предскажи нам судьбу!

Я посмотрел вниз, на землю, и ответил:
- Да нет, господа, я не провидец, не умею предсказывать судьбу. Если умею, то не больше, чем любой из вас. Но я скажу вам то, что думаю сам. А вы уж назовете это как захотите.

Все стояли притихшие, как мыши.
- Мы все должны объединиться и придумать что-нибудь такое, от чего наш край станет лучше. Надо сделать так, чтобы остановилась пыль. Мы должны найти работу, чтобы люди все до единого ее получили. Построить дома получше, чем эти гнилые развалюшки. Сделать шахты лучше. И нефтеочистительные заводы тоже. Чтобы промыслы были больше. Чтобы мы могли катать по железной дороге отсюда в Питтсбург, Чикаго и Нью-Йорк. Чтобы повсюду были нефтяные и газовые заводы. Мы должны впиться глазами в каждый дюйм нашей земли и не спускать с него глаз, чтобы никакой проклятый Гитлер не смог протянуть сюда свою лапу.

- А как нам все это сделать? Может, пойти к Джону Д. и сказать ему, что мы готовы работать? - Вся толпа вокруг меня ржала.
- Ты не предсказатель! - заорал один детина. - Любой из нас сказал бы то же самое. Жулик проклятый!
А вы все идиоты проклятые! - завопил я в ответ. Я сто раз повторял вам, что не умею предсказывать судьбу. Ваши чертовы головы работают так же, как моя. Понятно?

Толпа продолжала ржать, они уже все ругались друг с другом, жестикулируя, как бейсбольный судья, объявляющий аут. Они шипели друг па друга, а потом разбились на маленькие группы и постепенно стали уходить. Здоровенный парень, чья голова торчaла над всеми, обернулся ко мне и крикнул:
- Смотри, кого ты обзываешь идиотом, парень!
- Ребята! Эй! Послушайте! Я знаю, все мы видим одно и то же, у всех у нас в голове вроде как идут хроникальные фильмы. Всякая работа, которую надо сделать, чтобы дороги стали лучше, всякие там постройки и дома. Все должно стать лучше! Но бог свидетель, я не гений какой-нибудь! Все что я знаю - это то, что мы должны собраться вместе и действовать сообща. Эта земля никогда не поправит своих дел, пока один ест другого, пока каждый думает только о своей шкуре и плевать ему на всех остальных! Мы должны собраться все вместе и заставить кого-нибудь, чтобы он всем нам дал какую-нибудь работу!

Но толпа продолжала свой путь к главной улице, смеясь, болтая и размахивая руками. Я прислонился к стене своей хибарки и смотрел на гравий и пыль, которая приканчивала последние розы.

«Хроника у меня в голове». Я думал о себе и о Хэви. «Хроника у меня в голове. Господи, может быть, мы все научимся видеть те фильмы, которые идут в наших головах. Может быть».

 

 

продолжить: В КАЛИФОРНИЮ