Томас Джефферсон О ДЕМОКРАТИИ
Thomas Jefferson ON DEMOCRACY

 

Глава III

КОНСТИТУЦИЯ


I. Разделение властей


Письмо к Джону Адамсу. 1787 г.

Первый принцип хорошего правления — это, конечно, распределение власти между исполнительной, судебной и законодательной властями, а также подразделение последней — законодательной — на две или три ветви. Был сделан хороший шаг вперед, когда было доказано, что английская конституция, признанная лучшей, чем все бывшие прежде нее, является лучшей только в той степени, в которой она приближается к такому разделению властей. Отсюда легко сделать и последний шаг: показать с помощью сравнения наших конституций с английской, насколько они совершеннее.

Заметки о штате Виргиния.

Вопрос XIII

Выборный деспотизм — отнюдь не та форма правления, за которую мы сражались. Мы бились за такую форму правления, которая должна не только основываться на принципах свободы, но при которой правящая власть должна быть так разделена и уравновешена между несколькими институтами власти, чтобы ни один из них не смог бы выйти за пределы своих законных полномочий, не встретив эффективного сдерживания и противодействия со стороны остальных. По этой причине конвент, который принял постановление об организации нашей формы правления, положил в ее основу принцип жесткого разделения законодательной, исполнительной и судебной властей, с тем чтобы ни один человек не становился одновременно носителем более чем одной формы власти.

Письмо к Дж. Мэдисону. 1787 г.

Мне нравится такая организация правящей власти — в законодательной, судебной и исполнительной функциях. Мне нравится, что законодательному корпусу дана власть устанавливать налоги, и только по одной этой причине я согласен с тем, чтобы народ избирал большую палату непосредственно, путем прямых выборов. И хотя я думаю, что избранная таким образом палата [представителей] будет очень сильно уступать нынешнему Конгрессу, будет весьма недостаточно квалифицированна, чтобы законодательствовать для Союза, заниматься международными делами и т. д., однако этот недостаток не сможет перевесить ее достоинства: сохранение нерушимым фундаментального принципа, согласно которому народ могут облагать налогами только его собственные представители, избранные им самим посредством прямых выборов.

Письмо к Дж. Мэдисону. 1787 г.

Я весьма удовлетворен введением метода персонального голосования [в Конгрессе] вместо прежнего голосования по штатам в целом, а также предоставлением права вето главе администрации, как и одной трети членов любой из двух палат; хотя я бы предпочел, чтобы это право было связано с судебной властью или же чтобы подобное право было бы предоставлено и ей тоже. Есть и другие хорошие моменты, но менее значительные.


II. Билль о правах

Критика недостатков Конституции


Письмо к Дж. Мэдисону. 1787 г.

Теперь я должен сказать вам, чем я не доволен. Первое: упущена декларация прав, гарантирующая в ясных, лишенных двусмысленности и софизмов выражениях свободу вероисповедания и религии, свободу печати, защиту от сохранения регулярной армии во время мира, запрет на монополии, гарантирующая постоянное и не приостанавливаемое действие законов о неприкосновенности личности, подсудность суду присяжных заседателей всех дел по факту, преступлений, предусмотренных законами штатов, а не одними федеральными законами.

Письмо к Кармайклу. 1787 г.

Наша новая Конституция подвергается сильным атакам в американских газетах. Представляемые возражения таковы:

результат, к которому это приведет*, будет слияние тринадцати штатов в один;

предлагая сосредоточить всю власть в стране в одном общем центральном правительстве, они [создатели проекта] не защитили народ никакой декларацией его прав, не отказали власти в полномочиях сохранять регулярную армию в мирное время;

* Имеется в виду принятие проекта Конституции, широко обсуждавшегося законодательными собраниями всех штатов. — Примеч. переводчика.

создатели проекта не обеспечили свободы печати и резервировали право на устранение суда присяжных от рассмотрения гражданских дел; они предложили, чтобы законы, принимаемые федеральными законодателями, имели бы верховенство над законами и конституциями штатов; создатели проекта отступили от принципа регулярной сменяемости должностных лиц, и потому предусматриваемая ими, в частности, возможность для президента раз за разом переизбираться на новый четырехлетний срок, и так пожизненно, может превратить его в пожизненного короля, подобного королю Польши; они не предусмотрели для президента ни контроля, ни помощи со стороны какого-либо совета.

К этому добавляются расчеты расходов и т. д. и т. п., чтобы еще больше напугать людей.

Вы увидите сами, что среди этих возражений есть действительно серьезные, а некоторые — неосновательны. Конституция, однако, встречается со всеобщим энтузиазмом, и, насколько можно судить по внешним проявлениям, большинство народа горит желанием ее принять.


Народу принадлежит право на Билль о правах

Письмо к Дж. Мэдисону. 1788 г.

Мне не принадлежит право на то, что другой имеет право взять у меня; а Конгресс будет иметь право изъять из суда присяжных заседателей все гражданские дела или любое из них. Позвольте мне добавить: Билль о правах — это то, на что народу принадлежит право в противовес любому правительству на земле, генеральному или местному; и это право ни одно имеющее верные и справедливые основы правительство не должно отрицать...

Письмо к Дж. Мэдисону. 1788 г.

Но если такого [единого решения] нельзя достичь, тогда лучше установить, что суд присяжных, право на неприкосновенность личности, свобода печати и свобода вероисповедания соблюдаются и действуют во всех абсолютно случаях, и лучше устранить существование армии в мирное время и запретить любые монополии, чем не предусмотреть этого ни в одном случае. Немногие случаи, когда это может оказаться вредным, не смогут перевесить бесчисленного множества других, когда отсутствие этих установлений неизбежно принесет вред.


Неограничиваемое право на неприкосновенность личности

Письмо к Дж. Мэдисону. 1788 г.

Зачем приостанавливать действие Хабеас корпус [закона о неприкосновенности личности] во время волнений и мятежей? Тем, кто может быть арестован, могут быть и немедленно предъявлены обвинения во вполне определенных преступлениях; и, разумеется, судья вернет их под стражу. Если же по соображениям общественной безопасности правительство должно заключать в тюрьму человека на основании менее достоверных свидетельств, чем в других чрезвычайных обстоятельствах, тогда пусть он подвергается аресту и затем суду, снова аресту и снова суду, пока в этом остается необходимость; правительству следует только возмещать этому человеку причиненный ему ущерб. Сверьтесь с историей Англии, и вы увидите, сколь мало случаев приостановки действия закона Хабеас корпус были оправданны. Все это были либо случаи настоящей измены, когда виновным все равно можно было сразу же и предъявить обвинение, либо сфальсифицированные заговоры, когда это вообще было постыдным делом — даже подозревать обвиненных. Однако же из-за тех немногих случаев, когда приостановка закона Хабеас корпус принесла настоящую пользу, эта операция стала теперь настолько привычной, что народ стал уже почти готов жить при постоянной приостановке действия закона о неприкосновенности личности.


Предлагаемое расширение положений Билля о правах

Письмо к Дж. Мэдисону. 1789 г.

Я должен теперь высказать свое мнение о декларации прав, которую вы были столь добры мне прислать. Мне она нравится и в таком виде, но я бы пошел дальше. К примеру, мне бы казались желательными следующие изменения и дополнения. «Статья 4. Люди не должны лишаться своего права высказывать, писать или иным образом предавать публичной гласности что-либо, кроме ложных сведений, наносящих ущерб жизни, свободе, достоянию или репутации других лиц или вредящих мирным отношениям конфедерации с другими странами. Статья 7. Все факты по делам, представленным в суд, должны рассматриваться жюри присяжных заседателей, за исключением: 1) дел, относящихся к юрисдикции адмиралтейства, в которых заинтересованной стороной может быть иностранец; 2) дел, подсудных военному трибуналу и касающихся офицеров регулярной армии и солдат армии Соединенных Штатов или милицейского ополчения во время военных действий или мятежей; 3) процессов импичмента, допускаемых Конституцией. Статья 8. Никакое лицо не может содержаться в заключении более... дней после того, как этот человек обратился с требованием и ему было отказано в обращении за выдачей предписания о соблюдении закона Хабеас корпус судьей, получившим свое назначение в законном порядке, а также не может задерживаться более... дней после того, как такое предписание было представлено задерживающему его в заключении лицу, но не было дано приказа после надлежащего рассмотрения обстоятельств о его дальнейшем содержании под стражей или снятии обвинения; а также не может задерживаться более чем на... часов в любом месте на расстоянии, превышающем... миль, от места обычного пребывания судьи, имеющего право на выдачу предписания о соблюдении закона о неприкосновенности личности; выдача такого предписания не может быть задержана на срок, превышающий один год, и выдача его не может откладываться в любом месте, отстоящем более чем на... миль от государства, находящегося с нами в состоянии войны, или от вражеского лагеря или лагеря мятежных сил. Статья 9. Монополия может предоставляться только отдельным лицам в отношении их собственных литературных произведений или сочинений и изобретений в области искусств на срок, не превышающий... лет, но не на больший срок и не в каком-либо ином отношении. Статья 10. Все вооруженные силы Соединенных Штатов должны ipso facto* распускаться по истечении того срока, на который Конгресс последний раз вотировал их оплату и содержание, а все офицеры и солдаты, не являющиеся жителями Соединенных Штатов, должны утрачивать право на службу в их сухопутной армии, за исключением случаев войны за пределами Соединенных Штатов». Эти ограничения, я полагаю, настолько осторожны, что могут помешать только злу.
* Здесь: автоматически (лат.).

Среди своих доводов в пользу декларации прав вы опускаете один, который очень много значит для меня: контроль со стороны закона, который декларация вручает судебной власти. Этот институт, который, если он независим и строго придерживается своей сферы деятельности, заслуживает большого доверия благодаря знаниям и честности судей. Действительно, какая степень доверия будет слишком высокой для института, состоящего из таких людей, как Уит, Блейр и Пенделтон? На таких людей «civium ardor prava jubentium»* не произведет никакого впечатления. Я рад узнать, что в целом вы за такое дополнение. Декларация прав, как и все другие человеческие блага, неразрывно соединена с некоторыми неудобствами и не исполняет полностью своего назначения. Но добро в этом случае неизмеримо перевешивает зло.

* Рвение граждан диктует опасные вещи (лат.).

Я не могу воздержаться от коротких ответов на возражения, которые были высказаны и о которых вы сообщаете мне в своем письме.

1. Что права, о которых идет речь, подразумеваются в самом способе создания федеральных властей и их полномочий. Ответ. Разумеется, конституционный акт может быть так составлен, что не будет нуждаться в декларации прав. Этот акт, собственно, и сам имеет силу декларации обо вcем, что в нем содержится; и если он касается всех существенных материальных вопросов права, тогда ничего больше и не нужно. В проекте Конституции, которую я когда-то думал предложить в Виргинии и потом опубликовал, я стремился достичь всех великих целей общественной свободы и не намеревался дополнять ее декларацией прав. Возможно, моя работа была несовершенна, но ее недостатки могли бы быть восполнены другими в процессе ее обсуждения. Но для конституционного акта, который оставляет некоторые высшие ценности не упомянутыми, а против других в подтексте содержит возражения, декларация прав становится необходимым приложением. Таков случай нашей новой федеральной Конституции. Этот акт преобразует нас в одно государство в определенных отношениях, для определенных целей и дает нам институты законодательной и исполнительной власти. Он же поэтому должен дать нам защиту от злоупотреблений этой властью с их стороны в сфере данной им компетенции.

2. Позитивную декларацию некоторых существенных прав невозможно будет изложить с необходимой полнотой. Ответ. Полкаравая иметь лучше, чем вовсе не иметь хлеба. Если мы не можем обезопасить все наши права, давайте обезопасим то, что сможем.

3. Ограниченность полномочий федерального правительства и ревнивое отношение к нему со стороны подчиненных правительств [штатов] обеспечивает нам такую безопасность, которой нет другого примера. Ответ. Первое положение здесь представляется равнозначным первому возражению, изложенному (и получившему свой ответ) выше. На ревность же подчиненных правительств можно надежно положиться. Но имейте в виду, что эти правительства — лишь полномочные агенты. Им должны быть даны принципы, на которых они могли бы основывать свое противостояние. Декларация прав будет тем текстом, по которому они будут поверять все действия федерального правительства. И в этой связи она будет столь же необходима федеральному правительству: по тому же самому тексту оно сможет поверять оппозицию подчиненных правительств.

4. Опыт доказывает неэффективность Билля о правах. Это правда. Но если он не абсолютно эффективен при всех обстоятельствах, в нем всегда заключена великая потенциальная сила и эта сила редко неэффективна. Крепления более мощные часто сохраняют целым здание, которое иначе бы рухнуло, будь эти крепления слабее. Есть достойная внимания разница между характером тех неудобств, которые связаны с существованием принятой декларации прав, и тех, что вызываются ее отсутствием. Неудобства, которые может принести декларация, таковы, что они могут ограничить правительство в его полезных действиях. Но ущерб, приносимый этим, живет недолго, он умерен и поправим. Неудобства же при отсутствии декларации постоянны, болезненны и непоправимы; они прогрессируют от плохого к еще худшему.

Исполнительная власть в нашем правительстве — не единственный и даже не главный предмет моего ревнивого отношения. Тирания законодателей — вот самая мощная угроза в настоящее время и на многие годы вперед. Исполнительная власть станет такой угрозой в свою очередь, но это случится в отдаленном будущем. Я знаю, среди нас есть и такие люди, которые теперь же хотели бы установить монархию; однако число и вес их незначительны. В молодом поколении все республиканцы. Мы же все воспитаны при роялизме; ничего удивительного, что некоторые из нас все еще придерживаются этого идолопоклонства. Наши молодые люди образованы и воспитаны в республиканских принципах, а отступничество от них в пользу роялизма невозможно и не имеет примеров.


Как улучшить Конституцию

Письмо к Дж. Мэдисону. 1787 г.

Я не претендую на то, чтобы решать, какой образ действий будет наилучшим, как добиться установления в Конституции положений, хороших и полезных во многих отношениях, и устранить дурные. Быть может, лучше принять эту Конституцию в надежде на поправки в будущем; или же после того, как народ, должным образом взвесит все и обсудит, когда станет ясным, какие разделы Конституции главным образом не нравятся людям и какие они в целом одобряют; лучше, может быть, сказать им: «Мы знаем теперь, чего вы хотите. Вы желаете предоставить вашему федеральному правительству такие-то и такие-то полномочия, но в то же время хотите, чтобы вам были надежно обеспечены такие-то и такие-то права, а также устранены определенные источники возможных неприятностей. Пусть так и будет. Пошлите для этого снова своих депутатов, чтобы они могли собраться вместе. Пусть они установят ваши права священной декларацией и пусть примут те разделы Конституции, которые вы одобрили. Это даст вашему федеральному правительству полномочия достаточные, чтобы вы были счастливы».

Вот то, что может быть сказано народу и что может помочь быстро создать более совершенную и более долговечную форму правительства. В любом' случае я надеюсь, что вы предпримете к этому новые попытки, если нынешняя не удастся. Нам никогда нельзя отчаиваться в человеческом сообществе.


Письмо к Стюарту. 1791 г.

Я бы предпочел подвергаться всем неудобствам жизни при слишком большой свободе, чем при слишком малой ее доле. Поэтому так важно усилить правительства, штатов; и поскольку этого нельзя достичь внесением каких-либо поправок в федеральную Конституцию (так как сохранять ее — это главное, за что мы должны бороться), это должно быть сделано самими штатами, которые должны воздвигнуть такие конституционные барьеры, чтобы их не могли преодолеть ни они сами, ни федеральное правительство. Единственная преграда в их распоряжении — это их собственное мудрое правление. Слабое будет уступать в каждой схватке. Для того чтобы получить мудрое и компетентное правительство, я считаю важным сделать следующие изменения. Придайте законодателям [штатов] более желательный для них статус, уменьшив число представителей (скажем, до ста) и несколько увеличив срок их полномочий, и пусть число избираемых равномерно распределяется по избирательным округам. Примите также лучший порядок избрания сенаторов. Сделайте пост главы исполнительной власти [штата] более привлекательным для людей со способностями, сделайте его более независимым от законодательного собрания. К примеру, пусть он будет избираться другими выборщиками и на более длительный период, а после этого срока никогда, больше не сможет занимать этот пост. Ответственность — огромная движущая сила для правительства в свободном обществе. Дайте, раз так, этому человеку почувствовать полный вес его ответственности, устранив средства облегчить ее или избежать, в виде совета или коллегии при нем. Опыт и в том и в другом случае доказывает эффективность этой меры. Сделайте судейские должности респектабельными всеми возможными средствами, к примеру неизменным сроком пребывания в них, соответствующим жалованьем и сокращением числа судей. Люди высокой учености и способностей немногочисленны в любой стране, и когда мы присоединяем к ним людей иного рода, они связывают руки способным и достойным судьям. Эта ветвь власти принимает на свои руки весь вес конфликтов, они — последние, к кому апеллирует человеческий разум. Таковы в целом мои идеи поправок к Конституции; но ради достижения целей я должен быть терпимым и гибким в отношении средств.


III. Права штатов

Прекрасное равновесие


Письмо к П. Фитцхью. 1798 г.

Я не думаю, что в интересах федерального правительства и еще менее Союза в целом, чтобы правительства штатов и дальше столь же мало уважались бы, как прежде. Однако я осмелюсь утверждать, что со временем все эти правительства, как и их центральное правительство, подобно планетам, вращающимся вокруг своего общего солнца, воздействуя друг на друга и подвергаясь воздействию в соответствии со своим весом и траекторией орбиты, образуют состояние того прекрасного равновесия, которое лежит в основе нашей Конституции и которое, я надеюсь, покажет себя миру в той степени совершенства, пример чему можно найти лишь в 'устройстве солнечной системы. И потому просвещенный государственный деятель будет прилагать все свои усилия, чтобы сохранить вес и влияние каждой из частей нашего государственного устройства,— ведь придать излишнее любой из них — значит нарушить общее равновесие.


Правительства штатов — бастионы нашей свободы

Письмо к де Траси. 1811 г.

Но настоящие бастионы свободы в нашей стране — это правительства штатов; и самая лучшая хранительная сила, которую мудрость могла бы предложить, та, которой мы уже владели ко времени революции и появления нынешнего правительства. Семнадцать отдельных государств-штатов, объединенных в одно государство в том, что касается их интересов за рубежом, но отдельных и независимых во всем, что касается внутреннего управления (имеющие стройную форму правления с законодательным собранием и губернатором, избираемыми народом, и просвещенные с помощью свободы печати и печатного станка), никогда не смогут быть настолько заворожены искусством одного человека, чтобы добровольно принять узурпацию им власти над собой. И их невозможно будет вынудить к этому всей той силой, которой он может обладать. В то время как такая попытка может парализовать один отдельный штат, где узурпация сможет укрепиться, шестнадцать других, растянувшихся вокруг него в длину на две тысячи миль, воспрянут, готовые к обсуждению дела в конституционном законодательном собрании, готовые к действию через своего губернатора, конституционного командующего милицейским ополчением своего государства-штата, иначе говоря — каждым мужчиной, способным держать в руках оружие; и это милицейское ополчение, как и регулярные войска, сформировано в полки и батальоны, имеет пехоту, кавалерию и артиллерию...

Республиканское правительство Франции было побеждено без борьбы потому, что в нем преобладала партия «единого и неделимого государства», не существовало провинциальных организаций, вокруг которых люди могли бы сплотиться под сень авторитета закона; кресла Директории были на деле вакантны, и вот небольшой военной силы оказалось достаточно, чтобы прогнать законодателей из их зала заседаний и отсалютовать своему вождю как главе нации и страны. Ну, а мы, шестнадцать из семнадцати штатов, вставшие вместе, регулярно организованные под начальством своих законных командиров, объединенные в своей цели и своих действиях Конгрессом или, если это случится в интервале между его сессиями, специальным конвентом, создадим для узурпатора такие препятствия, которые навсегда научат его подавлять свои амбиции при первой же мысли о подобном предприятии.


Правительства штатов и федерации — равные партнеры

Письмо к ...[?]. 1821 г.

Это губительная ересь полагать, что либо власти наших штатов выше федеральных, либо федеральные выше правительств штатов. Народ, которому принадлежит вся полнота власти, разделил правящую власть на две определенные сферы: на дела международные и внутренние — определим их в целом так; и для каждой из этих сфер народ назначил свой определенный набор функционеров. Эти дела они ведут в соответствии друг с другом и координируют их, сдерживая и уравновешивая один другого, подобно тому как это происходит с тремя основными видами властей в каждом отдельном штате [законодательной, исполнительной и судебной] — каждая из них в равной степени высшая в пределах данных ей полномочий и ни одна из них не имеет права окончательно решать, что относится к ее компетенции и принадлежит ей, а что, — ее «сонаследнику» в правительстве. На деле они так же независимы, как разные страны; и поэтому в духе сдержанности, терпения и компромисса заключена оздоравливающая сила такой Конституции, а не в посягательстве и узурпации; и каждая из сторон благоразумно воздерживается от приближения к разделительной линии вместо того, чтобы спешить перепрыгнуть ее или забрасывать к соседу абордажные крюки, чтобы потом туда подтянуться. Но в конечном счете, счастливое преимущество нашей благословенной системы заключается в том, что при конфликте разных мнений между разными «комплектами» слуг народа право на апелляционное решение не принадлежит ни одному из них, но только их нанимателям — миролюбиво собравшимся на конвент представителям народа. Это вещь более разумная, чем «jus fortioris» [право сильного] или пушечное жерло, этот «ultima et sola ratio regum» [последний и единственный довод короля].


Штаты должны противостоять узурпации власти со стороны федерации

Письмо к У. Б. Джайлзу. 1825 г.

Я вижу... с глубочайшим огорчением, какими быстрыми шагами идет федеральная часть нашего правительства к узурпации всех прав, сохраняемых за штатами, и к сосредоточению в своих руках всей власти в Делах иностранных и внутренних; и все это с помощью таких маневров, которые, если они становятся законными, устраняют все пределы ее власти... Слишком очевидно, что три правящие власти [федерального правительства] объединили усилия, чтобы лишить своих коллег, власти штатов, сохраняемых за ними полномочий... Опираясь на свои полномочия по регулированию торговли, они распространили их далее на сельское хозяйство и мануфактуры; и теперь, когда они забирают доходы у одной из этих хозяйственных отраслей, испытывающей наибольшие трудности, и перекладывают их в карман другой, наиболее процветающей, они называют это регулированием. Используя решение всех властей устроить почтовые дороги, они претендуют на то, чтобы срезать горы и рыть каналы, и с помощью небольшой операции в духе софистики со словами «общее благо» они получают право не только делать то, что публично признано и дозволено, но и то, что они предполагают, или делают вид, что предполагают, сделать для всеобщего блага.

А каковы наши ресурсы, которые смогут нам помочь сохранить равновесие в этой ситуации? Разум и доводы? Вы можете точно так же обращать свои доводы и аргументы к мраморным колоннам. Представители, избранные нами самими? Они присоединили свои голоса к тем договоренностям о голосовании, которые благодаря неверным представлениям о политике правительства или благодаря коррупции обеспечили то большинство в один—два или три голоса, которое оказалось достаточным, чтобы перевесить здоровые силы; и этого большинства в один, два, три голоса им вполне достаточно, чтобы вызывающе продолжать свое дело.

Раз так, должны ли мы обратиться к оружию?.. Нет. Это — наше последнее прибежище; о нем не следует и помышлять, пока мы не настрадались сверх меры. Если каждая объединенная атака многих партий должна отражаться настолько решительно, что будет заканчиваться их устранением, ни одна партия не сможет прожить больше года. Мы должны обладать большим терпением и выдержкой по отношению к нашим заблуждающимся собратьям, дать им время познакомиться с последствиями их действий и обдумать их. Мы должны сохранять способность использовать все благоприятные случайности и разделиться с этими нашими соратниками лишь тогда, когда у нас останется одна альтернатива: или же расстаться с нашим Союзом вместе с ними самими, или покориться правительству, обладающему неограниченной властью. Если мы должны будем выбирать между первым и вторым, у нас не может быть колебаний.

Но пока мы не пришли к этой альтернативе, штаты должны быть бдительными, чтобы распознавать каждый случай фактической узурпации их прав, разоблачать их всякий раз самым безусловным образом, протестовать против них как против злостных нарушений, с тем чтобы наше нынешнее принятие их не создавало прецедента или правового признания, но было бы лишь временным примирением с меньшим злом до той поры, пока эти накопившиеся нарушения не перевесят всех невыгод разделения Союза. Я бы пошел еще дальше и дал бы федеральным властям — через проведенную обычным порядком поправку к Конституции — право сооружать дороги, каналы и средства сообщения между штатами (приняв достаточные меры предосторожности против злоупотреблений в Конгрессе, дал бы права на вырубку и сплав леса и т. п.), декларировав, что доля каждого штата в выделяемых с этой целью средствах из федерального бюджета должна расходоваться на производство работ в пределах самого штата или за его пределами, но с его согласия,— все это при должном соблюдении процесса принятия всех решений компетентными властями [штата]. Такой порядок действий я считаю наилучшим и наиболее безопасным в настоящее время.

IV. Президентство

Чтобы избежать деспотизма

Заметки о штате Виргиния.

Вопрос XIII

Человеческая натура одинакова по обе стороны Атлантики, и одни и те же причины будут действовать на нее одинаково. Принимать меры предосторожности против коррупции и тирании надо до того, как они завладеют нами. Лучше вообще не допускать волка до овчарни, чем полагаться на то, что сумеешь выдрать ему клыки и когти тогда, когда он в нее заберется.

Опасность президентского деспотизма

Письмо к Дж. Мэдисону. 1787 г.

Второе, что мне не нравится, очень сильно не нравится, это забвение в каждом случае принципа ротации, принципа регулярной смены лиц, занимающих должность или выборный пост. И мне это особенно не нравится в случае президента. Разум и опыт говорят нам, что первое лицо исполнительной власти всегда будет переизбрано, если такое переизбрание вообще допускается. Это значит, что он [президент] сохраняет свой пост пожизненно. Как только это станет очевидным, для определенных стран окажется настолько важным вопрос, кто — друг или враг — будет руководить нашими делами, что они начнут вмешиваться в дело, используя деньги и оружие. Галломан или англоман [претендующий на пост президента] будет поддерживаться той страной, с которой он дружен. После того как он будет однажды избран, он может не добрать на вторых или третьих выборах один или два голоса и тогда может обратиться к махинациям и подтасовкам в подсчете голосов, продолжать удерживать в своих руках бразды правления и .быть поддержан теми штатами, которые голосовали за него (особенно если это будут центральные штаты, составляющие компактное целое, отделенное от своих оппонентов); и тогда ему будет помогать одна европейская держава, а ущемленному большинству — другая. Пройдут годы, и выборы американского президента будут представлять для определенных держав Европы гораздо больше интереса, чем когда-либо представляли выборы короля Польши. Поразмышляйте о всех примерах выборной монархии в истории, древней и современной, и скажите, не подтверждают ли они мои опасения: римские императоры, папы — до тех пор пока они сохраняли сколь-нибудь важное значение, императоры Священной Римской империи германской нации — пока их титул практически не стал наследственным, короли Польши, правители вассальных провинций Оттоманской Порты. Можно, конечно, сказать, что если [президентские] выборы должны сопровождаться подобными потрясениями, то чем реже они будут проводиться, тем лучше. Но опыт говорит, что удерживать людей в период выборов от беспорядков и потрясений должна сама неизбежность перемен, смены правящих лиц. Ни одна иностранная держава, ни одна местная партия не будут растрачивать деньги и кровь на то, чтобы добиться избрания человека, который должен сойти со сцены через короткий период времени.

Письмо к Д. Адамсу. 1787 г.

Как вы находите нашу новую Конституцию?.. Президент в соответствии с ней — плохое издание польского короля. Он может избираться каждые четыре года на следующие четыре года, и так до конца жизни. Разум и опыт доказывают нам, что первое лицо исполнительной власти, имеющее такую возможность продления своих полномочий, будет сохранять свой пост пожизненно. Когда через одно или два поколения станет очевидным, что этот пост пожизненный, каждый случай президентских выборов станет предметом интриг, подкупа, использования силы и даже вмешательства из-за рубежа. Для Франции или Англии будет очень важно, чтобы Америкой управлял галломан или англоман. Однажды занявший место президента и получивший в свое распоряжение вооруженные силы Союза человек оказывается не стесненным контролем или помощью какого-либо коллегиального совета; его нелегко лишить трона, даже если окажется возможным убедить народ не голосовать за него. Я бы пожелал, чтобы по окончании четырехлетнего срока его кандидатура никогда бы не подлежала повторному избранию.


Опасение постоянного переизбрания президента

Письмо к Джорджу Вашингтону. 1788 г.

Есть две вещи, к которым я отношусь резко отрицательно.

1. Отсутствие декларации прав. Я питаю надежду, что противостояние Виргинии поправит дело и приведет к принятию такой декларации.

2. Возможность бесконечного повторного избрания президента.

Это, я боюсь, сделает пост президента сначала пожизненным, а затем — наследственным. Я очень враждебно относился к монархиям, прежде чем приехать в Европу. Я стал в десять тысяч раз их большим врагом с тех пор, как сам увидел, что это такое. В этих странах невозможно обнаружить такого зла, которое бы не восходило к королю как к его истоку, и нет такого добра, которое не происходило бы от малых элементов республиканизма, все же существующих в этих странах. Я могу еще и с уверенностью сказать, что в Европе не найдется ни одной коронованной особы, которая бы по своим талантам и заслугам могла бы удостоиться избрания членом приходского совета в любом из церковных приходов Америки.

Письмо к Каррингтону. 1788 г.

Право на переизбрание делает его [президента] пожизненным обладателем своего поста. И беды, неразрывно связанные с выборной монархией, делают для нас предпочтительным (если уж мы не можем вернуться назад на этот шаг) пойти еще дальше и искать прибежища в монархии наследственной. На то, чтобы эта статья [поправка] подверглась коррекции, я, однако, в настоящее время надежд не лелею, так как вижу, что она почти не вызывает возражений в Америке. А если это не произойдет в скором времени, можно будет с уверенностью сказать, что этого не произойдет никогда. Естественный ход вещей таков, что свобода идет на уступки, а правительство всегда наступает. Наша бдительность усыплена только тем безграничным доверием, которое мы все испытываем к той личности, на которую мы все смбтрим как на нашего президента*. Его преемниками могут стать после него личности куда меньших достоинств, и это пробудит в нас ощущение опасности, к которой привели нас его заслуги и достоинства.

* Имеется в виду Джордж Вашингтон.


Побуждение Вашингтона согласиться на переизбрание

Письмо к Джорджу Вашингтону. 1792 г.

Доверие всего Союза сосредоточено на вас. Ваше пребывание у руля будет больше чем достаточным ответом на любой довод или спор, который может быть использован для того, чтобы встревожить народ и привести к повсеместному насилию и расколу. Север и Юг будут держаться вместе, если у них будете вы, если можно будет положиться на вас; и если первая попытка исправить численное представительство не удастся, ваше присутствие даст возможность и время для последующих попыток во имя союза и мира штатов.

Я полностью осознаю тяжесть того бремени, которое налагает на вас ваш нынешний пост, и понимаю ваше горячее желание вернуться к частной жизни*. Однако существуют люди возвышенного характера, к которым, общество обращает свои особые запросы и требования, которые препятствуют склонности человека идти своим путем к счастью и удерживают его на единственном пути, которым идет настоящее и будущее благоденствие человечества. Таким кажется и ваше положение, и таков закон, который заложило в вас провидение, формируя ваш характер; таков характер событий, с которыми вам приходится иметь дело. Исходя именно из подобных соображений, а не из тревог, моих личных или же других людей, не имеющих права требовать от вас жертв, я обращаюсь к вам и побуждаю вас пересмотреть ваше решение, учитывая изменения в положении вещей.

* «Президент нездоров. Уже с неделю или дней десять его не оставляют небольшие приступы лихорадки, и это очень сильно отражается на его внешнем виде. На него также сильно действуют прежние и новые нападки, все продолжающиеся в газетах. Я думаю, он чувствителен к таким вещам больше чем кто-либо, кого я когда-либо встречал. Я искренне огорчен этими атаками. Я вспоминаю одно ваше наблюдение, высказанное мне вскоре после моего прибытия в Нью-Йорк: о том, что люди зависимые и наушники, которые его окружают, взвинтили правительственные церемониалы до степени такой парадной торжественности, которую ничто, кроме его личности и характера, не может поддержать и которой никто после него никогда не сможет соответствовать. Сейчас же кажется, что даже его воля недостаточна, чтобы оправдать все это в духе нашего времени, которое обращается к здравому смыслу как к мерилу всех вещей. Без этих одежд он был бы ханжески почитаем, но, облеченный в сияние королевского достоинства, он вряд ли может лишиться этого облачения, не оказавшись сильно израненным. Самое же скверное — это то, что атакуют его с позиций, пользующихся популярностью,— любви народа к Франции и к тому всеобщему делу, за которое она борется». [Письмо к Дж. Мэдисону. 1793 г.]

Политические убеждения президента Вашингтона

Письмо к Дж. Мелишу. 1813 г.

Генерал Вашингтон не разделял ни единого принципа федерализма. Он не был ни англоманом, ни сепаратистом. Он искренне желал, чтобы народ получил настолько широкие возможности для самоправления, насколько у него хватит способности с ними справляться. Единственное, в чем он и я всегда расходились во мнениях, было то, что я больше доверял природной честности и благоразумию народа, больше верил в его надежность и полагал большими те пределы, в которых люди могут доверить себе контроль над своим правительством. Он тысячу раз торжественно заявлял мне о своей решимости обеспечить существующей форме правления все возможности для справедливого испытания делом и подтверждал свою готовность отстаивать это до последней капли крови.


Два срока по четыре года для президентства

Письмо к Джону Тейлору. 1805 г.

С тех пор я осознал, что семь лет — это слишком большой срок, чтобы не могло произойти непоправимого, и что должен существовать мирный способ с полпути отозвать человека, приносящего вред. Исполнение должности [президента] в течение восьми лет при сохранении законной возможности прервать это исполнение в конце первого четырехлетнего периода — вот что теперь ближе всего подходит к моему принципу, скорректированному опытом. И именно из приверженности к этому принципу я решил устраниться по истечении моего второго [президентского] срока. Опасность состоит в том, что привязанность и снисходительность народа может сохранять за человеком его пост и после того, как он станет выжившим из ума стариком; что непрерывное переизбрание до конца жизни станет привычным обычаем и за этим последует порядок пожизненного избрания. Генерал Вашингтон подал пример добровольного ухода в отставку через восемь лет. Я последую его примеру, а еще несколько новых прецедентов создадут обычай и противопоставят его как препятствие любому, кто по прошествии какого-то времени попытается продлить сроки своего пребывания в должности.


Преимущества иметь одно лицо во главе исполнительной власти

Письмо к де Траси. 1811 г.

Когда наша нынешняя форма правления устанавливалась, у нас... существовала сильная склонность к учреждению высшего исполнительного совета. Так случилось, что тогда же подобный эксперимент начался во Франции — в то время, когда у нас испытывался вариант единоличного управления высшей исполнительной властью. Мы наблюдали все действия, совершавшиеся по этим двум соперничающим схемам, и их результаты с интересом и озабоченностью, соответствующими важности выбора между двумя принципами. Эксперимент во Франции через короткое время потерпел неудачу... из-за соперничества и расхождений внутри Директории, которые всегда возникают среди людей, обладающих равной властью при отсутствии первого лица, которому принадлежало бы право сдерживать и разрешать их разногласия. Мы проделали подобный опыт в 1784 году, создав комитет штатов, составленный из представителей от каждого штата — тогда их было тринадцать — для осуществления исполнительной власти во время перерывов в работе Конгресса. Члены этого комитета незамедлительно впали в раскол и раздоры, которые со временем настолько укоренились и приобрели такую силу, что сделали практически невозможным всякое сотрудничество между ними. Они закончили тем, что самораспустились и бросили руль правления; оно так и шло само собой, никем не возглавляемое, до тех пор, пока в последующую зиму не собрался Конгресс. Все это было потом отнесено за счет темперамента двух или трех индивидуальностей, но мудрый отнесет это к самой натуре человека.

Провал французской Директории, происшедший по тем же самым причинам, подтвердил, казалось бы, тот взгляд, что сколь бы соблазнительным ни казался такой плюрализм в теории, он с людьми, наделенными обычными страстями и свойствами, не работает на практике. Но в то же время спокойное и устойчивое течение единоличного управления исполнительной властью у нас в течение двадцати двух лет в самые бурные в истории мира времена дает всем разумную надежду на то, что эта важная проблема в конечном счете уже разрешена.

Располагая помощью и советом своего кабинета... Президент... располагает преимуществами мудрости и знаний своих помощников, концентрирует их взгляды и придает единение и направленность действиям всех правительственных властей.

Превосходство такой конструкции исполнительной власти уже проявило себя у нас... В период администрации нашего первого президента его кабинет, состоявший из четырех человек, разделялся поровну столь ярко выраженной. противоположностью принципов, которую только могут представлять собой монархизм и республиканизм. Будь этот кабинет директорией, противостоящие в нем воли людей, наподобие положительных и отрицательных величин в алгебре, уравновесили бы друг друга и породили бы состояние абсолютного бездействия. Но президент выслушивал со спокойствием и невозмутимостью все мнения и доводы, определял курс, которому надлежало следовать, и неуклонно вел им правительство, не поддаваясь влиянию никакой агитации. Публика хорошо была осведомлена о разногласиях в правительстве, но никогда не испытывала по этому поводу серьезного беспокойства, поскольку все знали; что общество создало и ту регулирующую силу, кото: рая сохранит государственную машину в состоянии устойчивого движения. Я говорю как человек, близко наблюдавший все эти сцены, quorm pars fui — в которых и я сам играл свою роль...

Третья администрация*, длившаяся восемь лет, представляла собой пример гармонии в кабинете из шести человек, параллели которой, быть может, не знает история. За все время между его членами не было сказано ни одного враждебного слова, не возникло ни одной враждебной мысли. Мы иногда являлись на свою встречу с разными мнениями, но нам почти всегда удавалось в дискуссии и в совместных рассуждениях так скорректировать мысли друг друга, что приходили мы к единодушному заключению. И однако, сколь бы одаренными и дружелюбными ни были члены этого кабинета, я не уверен, что все обстояло бы точно так же, как происходило на деле, обладай каждый из них равной и независимой властью. Дурно определенные границы полномочий соответствующих департаментов, ревность, пустячная поначалу, но вскармливаемая и усиливаемая при каждом новом случае, бесконечные происки интриганов, стремящихся, начав с малого, создать свое влияние за счет разделения чужой власти, — все это создает устойчивую вражду. Но тот факт, что власть принимать решения принадлежит президенту, не оставлял основы для внутренних несогласий, а внешние интриги подавлялись в зародыше тем, что сами подстрекатели понимали: никакие раздоры, которые они в состоянии произвести, не изменят курса исполнительной власти.

* Имеется в виду президентство самого Т, Джефферсона в 1801—1805 и в 1805—1809 гг.

Я не думаю, что мое собственное участие в делах исполнительной власти создало у меня предрассудок в пользу существования единого главы исполнительной власти, поскольку я играл не только высшие, но и подчиненные роли. И затем, если только я знаю себя, то, что я сам чувствовал и то, чего сам желал: я знаю, что я никогда так не бывал доволен, когда мог переложить власть со своих плеч на плечи других; точно так же я никогда не был способен понять, как это любое разумное существо может чувствовать себя счастливым^, когда распоряжается властью над другими...

Человек, единолично возглавляющий исполнительную власть, обладающий большими талантами и лишенный принципов, может, если это окажется ему по плечу, узурпировать власть и сделать ее наследственной. Однако, я думаю, история дает нам столько же примеров того, как один узурпатор выдвигался из плюралистического правительства, как и примеров захвата власти, доверенной временно одному лицу, но благодаря узурпации перешедшей к нему постоянно. Поэтому я не верю, что эта опасность уменьшается при коллегиальной исполнительной власти. Быть может, она даже в громадной степени увеличивается благодаря тому недейственному состоянию, которому такое правительство подвержено из-за внутренних раздоров и междоусобиц.


V. Судебная власть

Необходимость честного и независимого правосудия

Письмо к Дж. Уиту. 1776 г.

Достоинство и устойчивость правительства во всех его разветвлениях, моральное состояние народа и все блага, обеспечивающиеся обществом, настолько зависят от честного и искусного отправления правосудия, что власть судебная обязана быть отличной как от законодательной, так и исполнительной власти, с тем, чтобы она могла быть силой, сдерживающей их обеих, а они — сдерживающей силой для нее. Поэтому судьями всегда должны быть люди, искушенные в знании законов и юридическом опыте, люди примерной морали, великого терпения, хладнокровия и тщательности; они должны обладать умом, способным не поддаваться влиянию конфликтующих интересов; они не должны быть зависимы ни от какого-либо лица, ни от какой-либо группы лиц. Ради всего этого они должны быть пожизненными собственниками своей должности или, говоря иначе, пока они ведут себя добросовестно и морально, честно исполняют свои обязанности, они сохраняют однажды назначенные им судейские должности, а их жалованье должно быть установлено и обеспечено законом.

В случае нарушения судьями установленных принципов поведения большое жюри колонии и палата представителей должны начать против них процесс импичмента перед лицом губернатора и совета колонии, а обвиняемые должны получить время и возможности для своей защиты. Но если они будут признаны виновными, то должны быть смещены со своих должностей и подвергнуты дальнейшему наказанию, определенному в соответствии с их виной.


Народ должен осуществлять контроль над судьями


Письмо к Арно. 1789 г.

Мы в Америке полагаем, что необходимо предоставлять народу участие во всех областях управления настолько, насколько он сможет участвовать в их деятельности; и это единственный путь обеспечить устойчивое и честное распоряжение властью.

1. Народ не в состоянии непосредственно участвовать в деятельности исполнительной власти, но он может поименно определять людей, которые будут ее осуществлять. Поэтому у нас народ выбирает тех, кто будет занимать соответствующие должности, каждые четыре года. 2. Все люди не могут сами разрабатывать и принимать законы и не имеют для этого достаточной квалификации. Поэтому у нас они только избирают законодателей. 3. Не всякий человек может принимать компетентные юридические решения по вопросу закона, но все вполне способны выносить суждение по вопросу факта, Поэтому в составе жюри присяжных люди у нас выносят вердикт по всем вопросам факта, оставляя постоянно занимающим свой пост судьям выносить решение по делу со стороны применения закона, вытекающее из установленных вердиктом фактов. Но все мы знаем, что постоянно занимающие свои должности судьи проникаются корпоративным духом, что они подвержены соблазну взяточничества, что их могут совлекать с пути истинного предрасположение к кому-то или чьи-то услуги, взаимные отношения, партийные пристрастия, склонность идти вслед за нынешними исполнительной или законодательной властями; что бывает лучше доверить решение дела орлу и решке, чем судье, предубежденному в пользу одной из сторон, и что мнение двенадцати честных человек в составе жюри присяжных дает больше надежды на справедливость, чем орел или решка. Именно поэтому во власти жюри присяжных остается право в любом деле выносить решение по вопросу закона, так же как и по вопросу факта, если присяжные полагают, что судьи по должности в каком-либо отношении пристрастны и предрасположены. Они никогда не употребляют этих полномочий, иначе как в случаях, когда судьи подозреваются в пристрастности, но благодаря использованию ими этой власти жюри присяжных были прочнейшими бастионами английской свободы. Если бы мне предложили решить альтернативу, чем лучше пожертвовать; — правом народа участвовать в деятельности законодательной власти или же власти судебной, я бы сказал: лучше уж поступиться участием в законодательной власти. Исполнение законов более важно, чем их создание. Однако, разумеется, лучше всего — это чтобы народ принимал участие в деятельности всех трех видов власти во всех отношениях, в каких это возможно.


Судьи должны избираться народом

Письмо к С. Керчевалю. 1816 г.

Прежде полагали, что народ не компетентен для избрания судей, искушенных в изучении и применении законов. Я не уверен, оправдано ли это мнение; а если оно сомнительно, тогда мы должны следовать принципу выборности судей. В этом случае, как и при многих других процедурах избрания, люди будут руководствоваться репутацией кандидатов, что, быть может, даст не больше ошибок, чем ныне действующая система назначения судей. По крайней мере, в одном из штатов Союза такой порядок выборов судей испытывался в течение долгого, времени и дал самые удовлетворительные результаты. В Коннектикуте судьи выбирались народом каждые полгода на протяжении почти двух столетий, и я уверен, что за все это время там едва ли был хоть один случай замены судьи: настолько сильно было постоянное давление ответственности.

Однако, если предрассудок, идущий от института монархии, все еще одерживает верх над нашим жизненно важным принципом выборности и мы, несмотря на существование у нас самих живого примера периодических выборов судей, ему все еще не доверяем, тогда давайте, по крайней мере, не будем брать дурное и отбрасывать хорошее из английского примера. Давайте сохранять неизменность принципа совместного, но раздельного существования исполнительных и законодательных властей и предоставим право назначения судей одной только исполнительной власти. Назначение на должность — это исполнительная функция. Придавать это право законодательному собранию, как это мы делаем, — значит нарушать принцип разделения властей. Раздача назначений отклоняет законодателей от надлежащего пути, вносит соблазн домогательства должностей для самих себя и беззаконного обмена взаимными услугами при голосовании по таким вопросам, а кроме того, снимает с них личную ответственность, разделяя эту ответственность за назначение между многими людьми. Если же мы оставим право назначения на должность за теми, у кого оно и должно быть, как функцию исполнительной власти, мы, таким образом, будем сохранять принцип разделения властей; и тогда ответственность за назначение всем своим весом будет ложиться на одного определенного человека.


Судейская узурпация в конституционных вопросах

Письмо к Т. Ритчи. 1820 г.

Судейский корпус Соединенных Штатов — это корпус искусных саперов и минеров, неустанно роющих подземные ходы и подкопы, предназначенные подорвать основы нашего конфедеративного устройства. Они перетолковывают нашу Конституцию так, чтобы из принципа согласованного взаимодействия общего, центрального правительства и отдельных, особых правительств штатов вытекало бы лишь существование только одного — общего и наивысшего правительства [включающего три основные формы власти]. Это положит все к их ногам... Мы увидим, хватит ли у них смелости на те же дерзкие шаги, на которые недавно решились пятеро из юристов. Если этой смелости у них хватит, тогда... я скажу; против такого каждый человек должен возвысить свой голос, и больше того — должен и руку поднять…

Обнаружив по собственному опыту, что импичмент — вещь маловероятная и трудноосуществимая, скорее, просто пугало, они стали считать себя в состоянии пожизненной безопасности; они уклоняются от ответственности перед общественным мнением... Их общее суждение достигается негласным сговором, быть может большинством в один голос, оглашается же оно как если бы было единодушным, при молчаливом попустительстве ленивых или робких коллег, каким-нибудь ловким верховным судьей, который изощренно подгоняет закон по своему собственному замыслу, изгибая его в соответствии с изворотами своих собственных рассуждений...

Судейский корпус, независимый от короля или главы исполнительной власти, — это хорошая вещь; но независимость от воли нации — это неприличная словесная ошибка, по крайней мере в республике.


Судейская узурпация обратится деспотизмом

Письмо к Джарвису. 1820 г.

Считать судей высшими арбитрами во всех конституционных вопросах — это, разумеется, очень опасная доктрина, и настолько, что может привести нас во власть олигархии. Наши судьи настолько же честны, как и любые другие люди, и не больше. Им, как и другим, свойственно то же стремление к власти, те же партийные пристрастия и страсть к своим корпоративным привилегиям. Их девиз: «Boni judicis est ampliare jurisdictionem»*; и их власть тем более опасна, что она дается им пожизненно... Конституция не создала еще ни одного такого суда, сколь бы достойным людям он ни вверялся, в котором судьи под разлагающим действием времени и партийных пристрастий не превратились бы в деспотов.

* Хороший судья тот, кто расширяет свою юрисдикцию (лат.)
.

Если федеральную судебную власть не сдерживать, она разрушит демократию

Письмо к Хаммонду. 1821 г.

Однако я уже давно придерживаюсь того мнения, и я никогда не уклонялся от того, чтобы его высказать (хотя я предпочитал ни писать об этом в газетах, ни провозглашать его, подобно Приаму, облачившись в доспехи), что зародыш распада нашего федерального правительства заложен в установлении федеральной судебной системы. Это безответственный институт (поскольку импичмент для судей — это всего лишь пугало), работающий, подобно силе тяготения, день и ночь, делая понемногу свое дело, бесшумно, как вор, прокрадываясь к своей цели через территорию юриспруденции, до тех пор, пока вся власть не будет узурпирована у штатов и не сосредоточена в руках одного правительства. Я против этого, потому что, когда все управление делами как внутренними, так и внешними, как в малом, так и в большом будет сосредоточено в Вашингтоне как в центре всей власти, это сделает бесполезными все противовесы, нарушит то состояние, когда одно правительство уравновешивает другое, и такое единое правительство станет для нас столь же вредоносным и гнетущим, как и то, английское, от которого мы отложились. Получится как в Европе, где каждый человек должен быть либо щукой, либо пескарем, либо молотом, либо наковальней. Наши функционеры и английские — изделия одной мастерской, изготовленные из одного и того же материала одной и той же рукой. Если штаты будут апатично наблюдать, как их правительства тихо сползают в пучину, которая способна поглотить абсолютно все, тогда нам остается лишь оплакивать натуру человека; который создан для того, чтобы: им управляли не иначе как розгой из стали, и тогда хулители человека, утверждавшие, что он не способен управлять самим собой, станут его истинными историками и летописцами.

Дурная практика Верховного суда

Письмо к Плейзантсу. 1821 г.

В Верховном суде существует еще одна заслуживающая самого сурового осуждения практика, которую следует исправить,— стряпать свои решения на закрытых заседаниях и затем сообщать их через одного из своих членов как мнение Верховного суда, не оставляя нам возможности знать, сколько именно судей поддержало это решение и какими соображениями руководствовался каждый из них. Это полностью устраняет возможность их импичмента, который мог бы основываться на таких красноречивых свидетельствах. Стремление каждого сохранить свою репутацию — это теперь единственное в их характерах, на что мы можем положиться, и мы должны твердо это использовать. Члены Верховного суда, если бы они должны были излагать свои мнения перед всем миром подробно и последовательно, пункт за пунктом, стремились бы оправдывать себя и были бы вынуждены убедительно объяснять те причины, которые ими движут.


Чтобы обуздать своеволие федеральных судей, необходимо давать им назначение на должность каждые шесть лет

Письмо к Плейзантсу. 1821 г.

[Чтобы справиться с этой] трудной задачей и обуздать судейский корпус в его покушениях на Конституцию... лучшее средство, которое я могу изобрести,— это в дальнейшем давать назначения судьям на срок в шесть лет [срок полномочий сенатора] с возможностью повторного назначения президентом при одобрении обеих палат. Если это не будет означать для них достаточную независимость, тогда я не знаю, что же им еще подойдет...

Возможность извращения Конституции судейскими чинами будет вечно охраняться под предлогом допустимости ошибок в суждении, для которых в принципе исключается наказание. А потому импичмент для них — простое пугало, которого они нисколько не боятся. Но они будут испытывать некоторый страх перед обсуждением своей деятельности в том случае, если -оно будет проводиться регулярно в обеих палатах [Конгресса] каждый шестой год. Неправомерно называть правление республиканским, когда одна из ветвей высшей власти находится вне зависимости от общества и нации.

Письмо к У. Т. Барри. 1822 г.

Если когда-нибудь эта огромная страна будет приведена к подчинению единственному правительству, это будет самым большим актом коррупции, в результате которой установится правление, не способное должным образом заботиться о благополучии столь большой части земного пространства и безразличное к этому. Этого нельзя будет перенести, и вам придется выбирать между реформированием и революцией. Если я вообще знаю душу нашей страны, либо то, либо другое будет неизбежно. Необходимо прибегнуть к лекарству прежде, чем болезнь укоренится, прежде, чем яд настолько разойдется по нашему политическому организму, что болезнь выйдет из-под контроля. Пусть же на будущее мы будем назначать судей на срок в четыре года или в шесть лет, пусть эти назначения смогут заново подтверждаться президентом и сенатом. Тем самым деятельность судей будет периодически подвергаться ревизии и испытанию, это может удержать их в состоянии равновесия между общим, центральным, правительством и отдельными, особыми правительствами [штатов), Мы уже ошиблись в этом пункте, копируя Англию, где независимость судей от короля — вещь, несомненно, прекрасная. Но мы упустили случай скопировать также и предосторожность англичан, в силу которой у них судья может быть смещен со своей должности на основании представления обеих законодательных палат. Порядок, при котором лица, наделенные обществом властью и определенными функциями, могут быть независимы от народа, невзирая ни на какие проступки и изъяны в их деятельности,— это грубая ошибка в республике, ошибка первой степени по своей абсурдности и непоследовательности.

VI. Предмет, подверженный изменениям

Эта Конституция — самая мудрая из когда-либо создававшихся

Письмо к Хамфрису. 1789 г.

То, что было сделано недавно в Америке, наполняет меня чувством удовольствия. Прежде всего наяву оправдалась моя уверенность в том, что, какой бы дурной или ошибочный оборот ни принимали наши дела, здравый смысл народа вступит в свои права и все исправит. Пример исправления Конституции с помощью собрания мудрых мужей государства, а не собирания армий будет столь же много значить для всего мира, как прежние примеры, которые мы ему уже представляли. Кроме того, сама Конституция, выработанная в результате всех наших раздумий и размышлений, без сомнения, самая мудрая из всех до сих пор предлагавшихся людям.


Письмо к А. Маршу. 1801 г.

Конституция Соединенных Штатов — это плод коллективной мудрости нашей страны. Эта мудрость поставила перед нами важную задачу: показать на собственном примере, что управление страной, если оно последовательно и во всех своих сферах строится по принципу представительства народа, не искаженного никакими незаконными отступлениями, если оно опирается не на страх и человеческое недомыслие, но на разум человека, на его понимание того, что верно и справедливо, опирается на преобладание его общественных устремлений над антиобщественными страстями и устремлениями,— что такое управление людьми может давать им столько свободы, что они не будут никак стеснены ни в одном из своих морально обоснованных прав, и вместе с тем это правление может быть настолько твердым и прочным, что охранит его от любого морально не обоснованного ущерба.

Конституция, сформулированная письменно, утверждает политические принципы

Письмо к д-ру Пристли. 1802 г.

Я находился в Европе, когда готовилась Конституция, и не видел ее текста до тех пор, пока он не был окончательно сформулирован [и предложен для утверждения по Штатам]. Получив его, я написал энергичное письмо м-ру Мэдисону, особо подчеркивая отсутствие в Конституции необходимых ей положений о свободе совести и религии, свободе печати, о суде присяжных, о Хабеас корпус и о замене армии милицией в мирное время, а также о ясно оговоренном сохранении за штатами всех прав, не переданных ими совершенно определенным образом Союзу. В соответствии с этим он внес на первой же сессии Конгресса предложение о необходимых поправках; с ним согласились, и эти поправки были ратифицированы всеми штатами, которые в настоящее время входят в наш Союз. Это все, что я сделал относящегося к Конституции... Это верно, что и конституции, закрепленные письменно, могут нарушаться в смутные времена страстей или заблуждений, и тем не менее они дают тот текст, те формулы, к которым те, кто бдителен, могут призвать людей и вокруг которых они смогут собрать народ; они также закрепляют в сознании народа принципы его политического кредо.

Но конституции не есть нечто священное...

Письмо к С. Керчевалю. 1816 г.

Есть люди, которые смотрят на конституции со священным благоговением и считают их подобием ковчега священного завета — слишком большой святыней, чтобы к ней можно было прикасаться. Они приписывают людям предшествующих времен мудрость, превышающую человеческую, и полагают, что все ими созданное уже не может быть как-либо исправлено или дополнено... Я, разумеется, отнюдь не сторонник частых и не оправданных опытом изменений в законах и конституциях. Я полагаю, что лучше терпеть сравнительно малые их несовершенства... Но я также знаю, что законы и человеческие институты должны идти рука об руку с прогрессом человеческого разума... По мере того как совершаются новые открытия, как открываются новые истины, а обычаи и мнения меняются с изменениями обстоятельств, должны развиваться также и институты государства и общества, они также должны идти в ногу со временем. Мы с тем же основанием можем требовать от взрослого мужчины, чтобы он продолжал носить все ту же куртку, которую носил еще мальчиком, как и требовать от цивилизованного общества продолжать жить по правилам, установленным нашими предками-варварами... Каждое поколение людей... имеет право избирать для себя ту форму правления, которая, по его убеждению, более всего сможет помочь ему стать счастливым... Надежная возможность совершать подобный выбор каждые девятнадцать или двадцать лет должна быть обеспечена Конституцией... Этот земной шар материален, и все на этой земле принадлежит его ныне живущим материальным обитателям — пока длится время их поколения. И только они одни имеют право решать за себя и определять все, что касается их самих... Если этот путь будет закрыт... все пойдет путем силы, и мы будем идти, как идут другие народы, по бесконечному кругу: угнетение — мятежи и восстания — реформирование, и снова подавление, угнетение — восстание — реформы, и так— вечно.

...Ни нечто вечное

Письмо к Дж. Картрайту. 1824 г.

Могут ли они [наши конституционные законы] создаваться как неизменные? Может ли одно поколение людей связывать обязательствами другое и все последующие поколения навечно? Я думаю, нет. Создатель сотворил эту землю для живущих и живых, не для мертвых. Правда и власть могут принадлежать личностям, а не вещам, не просто материи, не наделенной волей. Мертвые же даже не являются вещью... Тогда кто же или что же является носителем тех прав и той власти, которыми обладали эти люди в то время, когда они существовали в человеческой форме? Поколение людей может принять на себя обязательства на то время, пока реально существует составляющее его большинство, пока оно действительно обладает всеми теми правами и властью, которой располагали и его предшественники; эти люди могут изменять свои законы и институты так, чтобы они им подходили. Таким образом, нет ничего, что нельзя было бы изменить, кроме врожденных и неотъемлемых прав человека.