Из книги
"СВИДЕТЕЛИ ОБВИНЕНИЯ. ОПИСАНИЕ "БИЛЬД" ПРОДОЛЖАЕТСЯ"
«Бильд» сражается — но против вас
«Бильд» сражается за вас!
Дорогие читатели! Вы попали в беду? С вами обошлись несправедливо? Вас донимают заботы, которых в одиночку не одолеть? Пишите нам в раздел «„Бильд" сражается за вас!». По мере сил мы попробуем как можно скорее вам помочь.
Наш адрес: «„Бильд" сражается за вас!»
2, Гамбург, 36, аб. п/я 304630
.
«Бильд» — «последняя надежда» покинутых и беззащитных, обманутых и униженных, отчаявшихся и оскорбленных. Такими посулами «Бильд» внушает людям доверие к себе, пробуждает в них теплые чувства и формирует преданную и благодарную читательскую аудиторию. «Храните нам верность!» — призывала газета в 1978 году во время забастовки печатников, словно речь шла ни больше ни меньше как о священных узах брака. А когда после перерыва вышел наконец очередной номер, прочувствованно благодарила: «Спасибо, что остались нам верны».
В одном из бильдовских комментариев «боевой листок» сам себя нахваливает: «Нам есть чем гордиться. Кому только не помогали публикации из «„Бильд" сражается...»; среди наших клиентов — представители разных слоев общества, люди разного имущественного положения, разных возрастов: это и врачи, у которых не было своего специального журнала, и дети, у которых пропала собака, и семья, которой едва не пришлось вырубить свою маленькую экзотическую рощу...».
Каждую неделю в редакцию обращаются с сотнями просьб о помощи. За последние пять лет их поступило в общей сложности триста восемьдесят тысяч. Как правило, от просителей отделываются шаблонными отписками. Но нередко бывает и так: бильдовцы в самом деле звонят, скажем, в какую-нибудь контору и добиваются устранения крохотной несправедливости — только бы не касаться крупных правонарушений.
Если же некто обращается в «Бильд» с проблемой по-настоящему серьезной, он должен помнить, что тем самым полностью отдает себя во власть «своих защитников», бильдовских «борцов за вас».
Школьница Д. Ф., постоянная читательница «Бильд», прислала в «свою газету» следующее письмо:
«Глубокоуважаемая „Бильд"!
Мне восемнадцать лет, я училась в реальном училище... После долгих поисков мне удалось договориться с франкфуртской телефонной станцией, что с сентября 1978 года меня возьмут на работу. Но я пропустила несколько дней занятий, и теперь училище не дает мне свидетельства об окончании. А телефонная станция согласна предоставить место лишь по предъявлении этого документа. Разве можно лишать человека аттестата только за то, что он пропустил несколько уроков? Училище ставит под угрозу все мое будущее. Я в отчаянии, не знаю, что делать. Поэтому обращаюсь к вам и очень прошу помочь мне получить нужный документ. Заранее благодарю за содействие.
С искренним уважением
Д. Ф.»
Франкфуртская «Бильд» тотчас учуяла «материал» и отрядила к доверчивой девушке двух ловких репортеров. Те, разумеется, тут же выманили у нее фотографию: «Это нам для архива. Раз уж мы помогаем, надо хотя бы знать, как выглядят наши подопечные».
Несколько дней спустя девушка увидела в газете свой портрет, а рядом заметку с огромным заголовком: «САМАЯ ЛЕНИВАЯ УЧЕНИЦА В СТРАНЕ...»
Вместо выпускного свидетельства — испорченная репутация, вот чего «добилась» «Бильд».
Самая ленивая ученица в стране...
...из 90 учебных дней прогуляла 54
...лучше посидеть с приятелем в кафе
Франкфурт, 28 июня
Подпись под фото справа: Директор училища Ганс Зенклер: «Я упрекаю себя в том, что не уделял ей достаточно внимания».
Подпись под фото слева: Прогульщица Дагмар Ф... влюблена в техника-связиста — и ненавидит школу...
Каждое утро школьницу Дагмар Ф. (18 лет) будит подслеповатая бабушка: «Детка, скоро в школу!» Дагмар поворачивается на другой бок. Через полтора часа бабушка заглядывает снова («Детка, ну в самом деле пора!»). Дагмар отвечает: «Бабуля, но я ведь уже была там!»
Дагмар, пожалуй, самая ленивая ученица во Франкфурте: из 90 учебных дней за этот год она прогуляла 54,
Ей даже плохих оценок не ставят, она попросту не ходит на занятия. Поэтому в ее выпускном свидетельстве за десятый класс по всем предметам выведено: «Аттестовать нельзя».
И никого не волнует, что Дагмар не ходит в школу. Ее классный наставник Ганс Зенклер (39 лет) говорит: «Я не раз беседовал с ее матерью. Но я почти ничего не могу сделать, она ведь совершеннолетняя».
Сама же Дагмар заявляет: «Школа уже давно не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Лучше уж посидеть с приятелем в кафе. Ему двадцать восемь, позже я выйду за него замуж».
«Из-за заметки в газете,— писал Шпрингеру адвокат школьницы,— она не получит даже места неквалифицированной работницы».
Шпрингеровское издательство адвокату Д. Ф.:
«Вы дали гарантию, что иск будет заблаговременно отозван до начала сессии земельного суда во Франкфурте 9.11.78. В конечном счете я исхожу из того, что относительно этой внесудебной мировой сделки как Ваша подопечная, так и мы будем хранить молчание. Соответствующую сумму в пять тысяч марок я распорядился сегодня же перечислить на Ваше имя».
А вскоре юридический отдел концерна смог сообщить бильдовскому шефу Принцу, что «дело, слава богу, улажено...».
Стратег
Выход в свет книги «Рождение сенсации», изыскания Ганса Эссера в ганноверском отделении «Бильд» не остались без последствий: кое-кто из читателей усомнился в правдивости «крупнейшей газеты на континенте», кое-кого из редакторов, похоже, охватила неуверенность, кое-кто из политических и профсоюзных деятелей вновь счел за благо держаться от «Бильд» на расстоянии. Однако же «Бильд» способна функционировать, лишь когда ее дела идут как по маслу, когда слепая вера в газету или страх перед ней застят всем глаза либо связывают всех по рукам и ногам.
Поэтому концерну был крайне необходим человек, готовый ради газеты и ее издателя без зазрения совести пойти на все. Человек, который не полезет за словом в карман, сумеет ловко отбрить противника и не побоится быть циничным. И такой человек нашелся — Вольф Шнайдер, в прошлом и. о. главного редактора журнала «Штерн», затем главный редактор шпрингеровского иллюстрированного журнала «Диалог», позднее главный редактор «Ди вельт» и, наконец, «соп» — сотрудник для особых поручений в правлении концерна. Этакий шпрингеровский «снайпер».
В этом своем качестве он после выхода в свет «Рождения сенсации» и разъезжал по Европе, домогаясь повсюду — на радио, на телевидении и даже в газетах для учащейся молодежи — либо эфирного времени, либо печатных полос, дабы опровергнуть мои «инсинуации». Шнайдер ничуть не скрывал, что действует по заданию концерна. Австрийскому телевидению он, к примеру, сообщил, что на заседании правления «поднял руку и сказал, что хочет вмешаться в это дело и выступить против Вальрафа». А на швейцарском телевидении он объявил: «Читать вальрафовские опусы и участвовать во всех дискуссиях о Вальрафе—вот мое основное занятие. И времени у меня предостаточно».
И вот Шнайдер пошел в открытую.
Из интервью одной из газет для учащейся молодежи:
Вопрос: Верно ли, что некоторые редакторы издательства Шпрингера суют нос в личную жизнь Вальрафа?
Шнайдер: А что? Это вполне естественный журналистский прием: о противнике надо знать все.
Вопрос: Какое отношение имеет к судебному процессу допрос матери (Валърафа)?
Шнайдер: Вальраф написал книгу, которая широким фронтом ведет наступление на «Бильд», на издательство Шпрингера как таковое, на всю прессу, находящуюся в частном владении. Вот и мы вооружаемся информацией.
Вопрос: По принципу око за око, зуб за зуб?
Шнайдер: Если угодно, да.
Вопрос: Является ли обстановка в описанной Вальрафом ганноверской редакции «Бильд» исключением или все это вполне приложимо и к другим редакциям?
Шнайдер: То, что он пишет о рабочей атмосфере и стиле работы редакции, по-моему, в целом верно. Я прямо обхохотался над вальрафовским фильмом и над книгой — ведь то же самое он мог написать и о «Штерне». Все газеты в мире, издающиеся массовыми тиражами и пользующиеся популярностью, делаются по одному образцу, он познакомился с этим образцом в «Бильд» и тотчас объявил, что во всем-де виноваты они. Для профессионала просто смешно.
Вопрос: Значит, по-вашему, условия, в которых работают редакторы «Бильд», вполне приемлемы и правильны?
Шнайдер: Преуспевающие газеты, выходящие большими тиражами, просто нельзя не делать по единому образцу. Взять хотя бы пример, на котором подробно останавливается Вальраф: весьма неприглядные и жестокие способы обеспечивать фотографии (описанный мною метод таков: «Можете не давать фотографию, но тогда мы заснимем вашего сына в морге, только вид у него будет, конечно, весьма непривлекательный». — Г.В.,). Сделать или достать снимок тихо-мирно невозможно. Это вам не солнечный закат. Когда имеешь дело с людьми, надо быть жестким.
Ну Шнайдер, ну молодец — не зря руку-то поднимал. Презрение к людям и цинизм у него в крови, и, давая им волю, он, похоже, мнит себя необычайно прямым и честным парнем. Он играет самого себя: дельца от журналистики, натасканного на сенсацию и успех любой ценой.
Возглавляя ныне журналистские курсы концерна, Шнайдер ставит перед собой задачу взрастить новое племя — племя писак по заказу, безликих, бездумных, всегда готовых услужить хозяину.
На этих курсах Шнайдер распространяет свой опыт, приобретенный на службе у Шпрингера. К его несчастью, среди слушателей нашлись такие, которые хотят стать настоящими журналистами, а не бильдовскими писаками; они-то и законспектировали шнайдеровские речи. Я позволю себе процитировать эти записи, пусть даже Шнайдер опять-таки сочтет их неудобоваримым пересказом скверных анекдотов.
«Предлагая свои услуги, следует каждый раз писать автобиографию по-новому. Для «Квика» одну, для «Франкфуртер алmгемайне» — другую. Нужно максимально набивать себе цену... Два договора в кармане — вот что главное в нашей игре... Выйдете в начальники, можете говорить все, что вздумается, боссу это дозволено. Но до той поры ваша задача — создать себе репутацию, обеспечить тылы... Помалкивайте, умничанье вредит карьере. Если хотите оптимально использовать свою рыночную стоимость, держите язык за зубами годика три... Членство в ОНЖ (Объединение немецких журналистов в составе профсоюза работников печати и бумажной промышленности. — Г.В.) несовместимо с попыткой продать себя как можно выгоднее. И вообще профсоюзы существуют для всякой шушеры, которой платят по тарифу, профсоюзы — своего рода компенсация за то, что этим людишкам не удалось подняться вверх по социальной лестнице. Я могу сказать вам только одно: если вы желаете возглавить в будущем отдел или получить блестящий договор, в профсоюз вступать не стоит».
Это выдержка отнюдь не из сомнительного экономического бюллетеня, а из лекции на журналистских курсах. Самым блистательным образцом журналистской практики, по Шнайдеру, является именно то, что Ганс Эссер лицезрел в «Бильд»:
«Задача журналиста — во что бы то ни стало попасть туда, куда обычными способами не попадешь...»
Как Ганс Эссер попал в редакцию «Бильд»?
«...И это справедливо не только для тех случаев, когда необходимо добыть сенсационный материал, ради которого не грех и поднатужиться, — например, соответствующим образом убрать медсестру и полицейских, чтобы дорваться до постели больного министра. Нет, это и вправду самое обычное дело: репортеров и сыщиков посылают главным образом в такие места, куда рядовой обыватель даже сунуться не рискнет, ибо вход ему воспрещен. И пусть вход воспрещен — ты должен обеспечить себе доступ. Вот в чем суть любого задания. Препятствия для того и существуют, чтобы обойти их хитростью или уничтожить... Хороший репортер-разведчик отколотит трех полицейских и соблазнит пяток медсестер, но проникнет в больницу к умирающему политическому боссу. Ваша задача — добраться до тех, до кого добраться нельзя. Неважно как, а добраться надо. Желательно, чтобы репортер пришел и сказал: «Вот фотография, и еще мне пришлось отколотить трех человек». Грош ему цена, если он объявит: «Там были люди, наверно, надо было их отлупить... и фотографии у меня нету...». Вот типичная ситуация: вы звоните родителям убитого ребенка. Ведь это даже Вальрафа и его читателей до слез растрогало. А я лично обхохотался. Тихо-спокойно получают только снимки солнечных закатов. Если же вы хотите фотографировать партизан, аборигенов, террористов, убийц, демонстрантов — за дело надо браться иначе».
(Пожалуйста, обратите внимание на выбор слов и последовательность перечисления! — Г.В.)
Иной раз Шнайдер прямо на глазах пухнет, как блаженной памяти лягушка из басни, а его слушатели недоуменно спрашивают себя, что здесь понадобилось этому циничному поборнику элитарных взглядов, ведь он скорее ко двору где-нибудь в ЮАР, как комментатор по разделу расизма:
«Это («третий мир». — Г.В.) — народы поголовно отсталые, их культура в течение последних столетий находилась и находится ниже уровня нашей цивилизации. В XIX веке никто и не помышлял о том, чтобы пойти на какие-либо уступки неграм или индийцам. Все это результат новомодных социалистических веяний... Нордические народы (арийцы? — Г.В.) благодаря суровому климату тысячелетиями были подвержены более интенсивным изменениям. Шведский крестьянин еще две тысячи лет назад искал себе для продолжения рода жену покрепче да нетрудолюбивей тем самым шел естественный отбор: слабейшие оставались без семьи, и так или иначе гибли от холода...»
«...Негры попросту менее интеллигентны, чем белые, потому что от них требовалась только физическая сила. Если создатель сотворил людей столь различными внешне — цветом кожи, длиной ног, разрезом глаз и т. п.,— то с какой стати ему отмеривать разум на точнейших весах?»
О власти концерна
«АКТЕР X. (ХСС): „У МОЕЙ ЖЕНЫ СЛИШКОМ ЛЕВЫЕ ВЗГЛЯДЫ — РАЗВОД" „ПОЧЕМУ ТЫ НЕ БОРЕШЬСЯ ПРОТИВ БЕСЧЕЛОВЕЧНОЙ ВЛАСТИ КОНЦЕРНОВ?" — СКАЗАЛА ОНА».
После шести лет брака известный актер X. разводится со своей женой А. (31 год), потому что у нее «слишком левые политические взгляды». X. (его партия — ХСС) рассказывает: «Мне только не хватало слушать левацкие бредни собственной жены!». А. работает в Мюнхене учительницей старших классов. «Полгода назад, — продолжает актер, — она завела себе новых друзей — из леваков. И набралась от них прямо-таки невероятных идей. Уже за завтраком от нее можно было услышать: «Почему ты не интересуешься политикой и не борешься против бесчеловечной власти концернов?» — «Что же, мне идти на улицу демонстрировать? — спросил я. — Брось ты эти дурацкие фантазии!..» Когда же она стала превозносить коммунистический Китай и объявила, что-де «капитализм лишает нас свободы», мое терпение лопнуло».
Полгода спустя, после развода, эта заметка вторично появилась на первой полосе «Бильд», почти без изменений.
«Бильд», разумеется, назвала полные имена актера и его жены да еще опубликовала фотографию. Глубоко же «Бильд» запускает руки в сферу личных отношений, которая никоим образом ее не касается, пусть даже муж в самом деле такой доносчик, каким он предстает в бильдовской заметке: этому типу мало развода, он намерен еще и подвести жену — учительницу из Баварии — под запрет на профессию * и обращается за помощью к любителям ворошить грязное белье, состоящим на службе у шпрингеровского концерна. В результате этой бильдовской гнусности у госпожи X. испортились отношения с коллегами, родители учащихся, близкие к ХСС, стали смотреть на нее с недоверием; соседи начали сторониться ее матери — жительницы маленького баварского городка, оскорбляли пожилую женщину по телефону.
*... он намерен еще и подвести жену... под запрет на профессию... — Согласно «постановлению о радикальных элементах» от 1972 года, любой человек может быть уволен с государственной службы за свои убеждения, если «охранники конституции» сочтут их противоречащими Основному закону. Постановление на практике применяется в основном к коммунистам, левым социал-демократам, вообще людям прогрессивных убеждений. Эту практику и назвали «запретом на профессию». Ему подверглись уже тысячи человек.
Но дело-то в том, что актер X. вовсе не доносил на свою жену. Вот какое письмо он направил шефу мюнхенского отделения «Бильд»:
«Уважаемый господин Мроц!
1) 21.03. с. г. в мою мюнхенскую квартиру позвонил Ваш редактор Янбек (так мне запомнилась его фамилия) и почти полчаса допытывался о причинах моего развода. Я сказал, что восемь месяцев назад жена меня оставила из стремления к эмансипации, к своего рода самоутверждению, освобождению от уз брака и что развод обусловлен теми же причинами... Господин Я. в своей статье от 22.03.1979 представил мой развод как некое чисто политическое действо. С моей точки зрения, это самое настоящее искажение фактов!
2) Он именует меня сторонником ХСС... А ведь я объяснял, что придерживаюсь «праволиберальной позиции». Точнее же, я центрист, притом весьма либеральный...
3) Высказывания, которые господин Я. приводит в кавычках, выдавая их за мои слова, частично ложны. Моя жена не говорила: «Почему ты не БОРЕШЬСЯ?..» О борьбе у нас вообще речи не было. Насчет «коммунистического Китая» все полностью выдумано. Ни моя жена, ни я сам ничего подобного не говорили. Писания господина Я.— это клевета, если не сказать политический донос. Больше всего на свете я ненавижу именно такие доносы, какие господин Я. приписывает мне. Позвольте заявить Вам самый решительный протест! [...]»
Поправки со стороны «Бильд», разумеется, не последовало. Поэтому я предложил учительнице X. нанять через Фонд юридической помощи жертвам «Бильд» адвоката для защиты ее интересов. Адвокат сообщил госпоже X., что, возбудив иск о компенсации ущерба, связанного со столь явным и основанным на фальсификации ущемлением личных прав, вполне можно рассчитывать на успех. Однако госпожа X. отказалась подать жалобу: из боязни снова стать мишенью бильдовских истязателей.
— Ущерб и без того достаточно велик, — сказала она. — Деньгами его не возместишь. Не будь я учительницей, иными словами — государственной служащей, я бы, может, и рискнула.
Потому-то госпожа X. не вступает в борьбу против бесчеловечной власти концерна.
А его владелец, Аксель Шпрингер, заявляет:
— Ныне я прилагаю максимум усилий к тому, чтобы воспрепятствовать распространению коммунизма. В сущности, я только тем и живу.
И чтоб не сократить срок этой жизни:
«КОММУНИСТЫ ОСТАЮТСЯ ЗА ПОРОГОМ Тридцатилетняя стажерка Нис, член одной из коммунистических организаций, не может быть принята на службу в баварские государственные учреждения — так решил высший административный суд».
(«Бильд», 29.11.1977)
Шарлотта Нис — член СДПГ, а эта партия, насколько ей позволяет «Бильд», правит страной *. Но для запрета на профессию достаточно одного лишь факта, что стажер-юрист является членом Союза юристов-демократов; руководят СЮД социал-демократы, однако сотрудничают в нем и коммунисты. А раз так — готово дело: ты уже враг конституции, уже коммунист.
*...СДПГ... правит страной. — В 1977 году СДПГ образовывала правительственную коалицию со Свободной демократической партией (СвДП).
Буэнос диас, фашизм!
«В солнечную погоду обстановка на стадионе очень приятна».
Доктор Бруно Хекк, бывший генеральный секретарь ХДС, после посещения стадиона в Сантьяго-де-Чили, где по приказу Пиночета подверглись пыткам тысячи его противников и сотни были убиты.
Газета «Бильд» и поныне делает все для того, чтобы обстановка «на стадионе», то есть в застенке фашистских диктаторов, казалась читателям очень приятной.
Когда летом 1978 года аргентинские военные диктаторы объявили о проведении у себя чемпионата мира по футболу, согласно сообщениям «Эмнисти интернэшнл», в аргентинских тюрьмах по политическим мотивам находилось 15 000 заключенных: рабочих, студентов, бывших депутатов, священников, врачей, журналистов, писателей. Их пытали. Тысячи были похищены, убиты, тысячи «пропали без вести».
И «Бильд» не бездействует, «борется за них»: за фашистских генералов, их заплечных прислужников, за их беспрепятственное господство. Эта бильдовская кампания ни дать ни взять — заказная реклама режима убийц.
Комментируя праздничное открытие чемпионата мира по футболу, два спортивных репортера немецкого телевидения робко пытаются сообщить несколько сведений о стране, из которой они будут вести передачу об «играх». И тут «Бильд ам Зоннтаг» наносит первый удар:
«ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ И ВПРЕДЬ ПРОДОЛЖАТЬ АГИТАЦИЮ, ГОСПОДИН ФРИДРИХС?
Ганс Иоахим Фридрихе, руководитель главной спортивной редакции ЦДФ *, громыхнув сочным «черт вас всех побери», сделал глоток благородного старого бурбонского и, наконец, красноречиво изрек: «В мою задачу, в том числе и как спортивного редактора, входит не только тупой подсчет забитых голов! Радужного мира Берти Фогтса в смысле «футбол-это-наша-жизнъ-и-больше-нам-ничто-неинтересно» уже не существует. И это не моя вина».
* ЦДФ (Цвайтес Дойчес Фернзеен) — вторая программа западногерманского телевидения.
С элегантным Фридрихсом я встретился в еще более элегантном отеле «Клэридж» в центре Буэнос-Айреса. После передачи ЦДФ «Буэнос диас, Аргентина», открывшей трансляцию чемпионата мира по футболу в прошлую среду, я спросил у него: „Чем вы, собственно, занимаетесь — политической агитацией или комментированием футбольных матчей?
Ваши зрители, господин Фридрихс, — сказал я комментатору ЦДФ, — и наши читатели сыты по горло тенденциозными интервью и репортажами, рассказывающими о футболе лишь побочно. Это доказывают сотни телефонных звонков..."»
Как хорошо, что существует «Бильд ам Зоннтаг», которая рассказывает зрителям и читателям о футболе не только побочно, но и специально командирует в Аргентину своего ведущего репортера Жанне:
«Я ЛИЧНО БЕСЕДОВАЛ С «УГНЕТЕННЫМИ».
Правда о стране, в которой мы собираемся одержать победу.
В отличие от большинства крикунов и зачинщиков антиаргентинской кампании я побывал в Аргентине лично. Я беседовал с «угнетенными», «попранными», «страдающими», «преследуемыми»!
Один из «угнетенных», с которым беседовал бильдовский репортер Жанне,— «руководитель бюро путешествий Ганс Альбин, проживающий в Аргентине 50 лет»:
«Господин Альбин летает в Европу по служебным делом, минимум раз в год. Это означает, что у него есть возможность сравнивать. Я спрашиваю господина Альбина, правда ли, что в Аргентине установлена диктатура генералов?
Мой собеседник отвечает: „...Генералы освободили нас (от терроризма). Правда, очень жесткими, ужасно жесткими методами!.. Когда через шесть недель я вновь приземлился в международном аэропорту Буэнос-Айреса «Эсейса», я был, честно говоря, рад оказаться в Аргентине так называемой военной диктатуры!"»
Следующий «угнетенный», с которым беседовал Жанне, — сеньор Бельярди:
«По заданию хунты сеньор Бельярди занимается размещением 6000 ожидаемых и аккредитованных журналистов... Бельярди: «Очень важно, чтобы мир понял — штыки и автоматы солдат защищают наших гостей и вовсе не являются орудиями порабощения и угнетения народа». Я вспомнил слова сеньора Бельярди, когда неделю спустя в аэропорту «Рейн-Майн» Франкфурта увидал наших вооруженных до зубов пограничников; приходила ли мне когда-либо в голову абсурдная мысль, что эти парни меня порабощают???»
Жанне, правда, соглашается, что «президент страны Хорхе Рафаэль Видела и его военные радикально покончили с террористами. Их ликвидировали, арестовывали, расстреливали». Именно в такой последовательности. Но зато теперь «пульсирующий девятимиллионный город Буэнос-Айрес является одной из самых безопасных столиц мира». Такой же безопасной, как Берлин в 1936 году.
С теми, кто критикует аргентинских фашистов, через четыре недели Жанне расправляется окончательно:
«ЧИСТОСЕРДЕЧНОЕ ПРИЗНАНИЕ ТЕРРОРИСТА: МЕНЯ НИКОГДА НЕ ПЫТАЛИ!
В аргентинских тюрьмах томятся политические заключенные... люди, которых арестовывали, пытали, бросали в тюрьмы не за кровавые преступления, а лишь за их политические убеждения... Вот что стремятся внушить нам в наши дни «спортивно-политические» агитаторы немецкого телевидения и радио. Они не потрудились посетить тюрьмы и поговорить с заключенными. Они огульно воспользовались пропагандистскими утверждениями Востока, стремящегося отвлечь внимание мировой общественности от преследования своих собственных защитников прав человека... ведущий репортер «Бильд ам Зоннтаг» Михаэль Жанне был первым журналистом, получившим от аргентинского президента Виделы разрешение посетить тюрьму в Ла-Плате и поговорить там с заключенными... Его впечатление: в Аргентине, как и везде, арестовывают только террористов, то есть насильников, преследующих политические цели. Но их не пытают, их могут посещать родные, близкие и адвокаты, их удовлетворительно кормят, им предоставлено человеческих прав больше, чем в социалистических штрафных лагерях, и из их преступлений никакой тайны не делается».
Невольно вспоминаются отчеты комиссий Красного Креста о посещении чисто препарированных нацистских концлагерей. Тогда «террористы» тоже не делали из своих преступлений никакой тайны, а многие даже открыто признавались: «Я грязная еврейская свинья — пустите к христианочке меня». Открытое провозглашение Гитлером уничтожения еврейской расы «контролеры» принимали во внимание так же мало, как «Бильд ам Зоннтаг» высказывание «президента страны» Виделы в декабре 1977 года: «Террорист — это человек не только с огнестрельным оружием или бомбой, но и человек, который пропагандирует идеи, противоречащие западной и христианской цивилизации».
Но вернемся к фашизму «ам Зоннтаг», к Михаэлю Жанне:
«Футбольный праздник в Аргентине в полном разгаре, но в стране, принимающей гостей на чемпионат мира по футболу, нарастает и распространяется по всему миру также и левая кампания против «концлагерей Аргентины», против «антигуманной тирании генералов». И вот «распоясавшаяся» хунта открывает мне и фоторепортеру Рудольфу Альберту двери одной из пользующихся дурной славой тюрем, точнее — пользующейся самой дурной славой. Открывает запросто, без условий, обязательств, уговоров, ссылок на «Аргентину-78»...»
Жанне умалчивает о том, что он, хотя и иначе, чем репортеры других, также консервативных, газет, которым не открыли ни одной из тюрем, уже выполнил важнейшее условие: он и его газета с лихвой доказали хунте свою преданность.
Что же он увидел в «пользующейся самой дурной славой тюрьме» Ла-Платы?
«Ла унидад 9», тюрьма в провинциальном городе Ла-Плата в часе езды от Буэнос-Айреса, является главным генеральским острогом. Из его 1256 обитателей 880 составляют «детенидос субверсивос» — террористы. Меры безопасности внутри и вокруг тюремного комплекса соответствующие. У лжеадвокатисс с пистолетами под тогой здесь очень мало шансов... Каждый из политзаключенных (если приговор по его делу еще не вступил в силу) может принять здесь своего адвоката, когда ему только захочется. Террористы, не располагающие материальными средствами, получают защитника по назначению суда... Директору заведения, префекту (полковнику) Абелю Дупуи (37 лет) заранее объявляю: Я хочу знать все! Обстановку, в которой живут здесь осужденные террористы... Камеры чистые, в каждой имеется небольшая плита. Арестанты могут сами готовить себе чай или кофе... 25 врачей — от дантистов до рентгенологов — обслуживают заключенных. В «Ла унидад 9» есть своя библиотека, спортзал... Каждому преступнику в «Ла унидад 9» дается по 450 граммов мяса в день... Пабло Суррио был кандидатом на офицерское звание в одной из групп «монтанерос», которая в Мар-дель-Плата взорвала огромную фабрику и несколько универмагов. Десятки людей получили ранения. С февраля 1976 года Суррио находится в тюрьме... Террорист искренне признается: «Что я сделал, то сделал. Государство за это меня покарало. Но со мной всегда обходились хорошо и никогда не пытали. И процесс по моему делу, насколько я могу судить, тоже проходит нормально. Нет, я не ощущаю попрания своих прав... Из 880 «монтанерос», находящихся здесь — а я знаю каждого, — никто еще не делал конкретных заявлений (о пытках). О том, что, к примеру, кому-то выщипывали бы ногти».
Совершенно новый тип заключенного, который — в отличие от всякого вора, заключенного правовым государством в тюрьму, — ни на что не жалуется, который и питание, и процесс по своему делу считает правильным. Который словечком «выщипывать» называет одну из страшнейших пыток — вырывание ногтей. Этот «Суррио» говорит, как хорошо кормленные надзиратели концлагерей, которых, переодев заключенными, и демонстрировали нацисты комиссиям Красного Креста.
«Суррио» для Жанне — свидетель того, что результаты расследований, проведенных «Эмнисти интернэшнл», отнюдь не левой организацией помощи заключенным,— сплошное вранье. Как, например, «обычная пытка» в аргентинских тюрьмах: стоять по часу в согнутом положении, просунув голову и руки в окошечко в двери камеры, а надзиратели меж тем бьют тебя по голове большими связками ключей. Или: «обслуживание» заключенных бритвенными лезвиями. Или: подъем по нескольку раз за ночь, избиение и затем многочасовое стояние навытяжку. Или: прижигание тела сигаретой, электрошоки, лишение питья и пищи, вырывание зубов, обливание кипятком, кипящим маслом или кислотами, кастрация.
Ирландский священник отец Патрик Раис сообщает:
«В понедельник, 11 октября 1976 года, примерно в 20 часов 30 минут я проходил по неосвещенной части города Вилья-Сольдати вместе с юной аргентинской девушкой Фатимой Кабрера, явившейся ко мне за советом и помощью. Рядом с нами остановился старый грузовик, из него выпрыгнул человек и закричал нам: «Стой, стрелять буду!» Мы растерялись. Он выстрелил в землю. Второй человек, тоже с пистолетом в руках, завернул за угол. Нас загнали в грузовик. Мы не знали, кто они. Привезли в полицейский участок номер 36. Меня втолкнули в какое-то помещение и завернули мне рубашку на голову и лицо. Спросили, как меня зовут и где я живу. Сказал, что я священник. Тогда меня избили. И заявили: «Теперь ты убедишься, что с первыми христианами римляне обходились очень цивилизованно по сравнению с тем, что ты сейчас испытаешь».
Поздней ночью меня запихали в багажное отделение автомашины, связав мне руки за спиной и надев на голову капюшон. Фатиму посадили на заднее сиденье. Нас привезли, как мне кажется, в какую-то казарму. Потом меня подвергли пытке водой. Зажали нос и стали лить воду в горло. Это все равно что тонуть. Избиения и утапливание длились весь вторник, 12 октября, с трех- или четырехчасовыми перерывами. Во вторник ночью меня перетащили в другое помещение. Там меня много раз подвергали электрошоку на разных участках тела. В том же помещении пытали электрошоком и Фатиму. Я слышал, как она кричала. Меня обвинили в том, что в Вилья-Сольдати я расклеивал пропагандистские плакаты, направленные против армии. В четверг с меня потребовали, чтобы о следах пыток я говорил, что это я с лестницы упал. «Если ты скажешь что-нибудь другое, то тебя найдут утонувшим в реке»,— заявили они. Я думал, что через несколько дней меня отпустят. Но меня перевели в Вилья-Девото, а потом в Ла-Плату, где вплоть до высылки из страны продержали пять недель».
Для «Бильд ам Зоннтаг» и ее ведущего репортера Жанне отец Раис, подозревавшийся в расклейке плакатов, был бы, безусловно, тоже «террористом», как и заключенный в Ла-Плате аргентинский журналист Лусио Молина-и-Ведиа, о котором «Эмнисти интернэшнл» сообщает: «Причина его ареста не ясна. Насколько нам известно, он не занимался в Аргентине никакой политической деятельностью». 6 апреля 1976 года Молина-и-Ведиа был схвачен группой неизвестных вооруженных лиц. Две недели о нем не было никаких известий. Потом родственникам сообщили, что он допрашивается в главном полицейском управлении Буэнос-Айреса. О чем его допрашивали, осталось тайной. Но то, что при этом он подвергся пыткам, скрыть не удалось. Потом, как и отца Раиса, его бросили в тюрьму Ла-Платы.
Молина-и-Ведиа был журналистом и перед арестом писал для национальной газеты «Опиньон». Либеральная французская газета «Ле Монд» еще в конце 1975 года сообщила о том, что в Аргентине убито 29 журналистов, сорок пропало без вести, семьдесят арестовано и четыреста бежали за границу. Выходит, что и они были террористами?
Террористом был и Антонио ди Бенедетто, писатель и издатель газеты «Лос Андес»? Он был арестован после военного переворота Виделы; его прошение о возможности уехать за границу отклонили. «Эмнисти интернэшнл»: «Из-за жестокого обращения в тюрьме он тяжело заболел. Ночами его по нескольку раз выводили из камеры и зверски избивали».
Антонио ди Бенедетто был в «главном генеральском остроге», в Ла-Плате. Ему было там не так хорошо, как другу Виделы Жанне. И некоторым адвокатам, не державшим под тогой оружия, тоже было не так хорошо: адвокат Серхио Каракачов, который собирался защищать заключенных в Ла-Плате, 10 сентября 1976 года был застрелен вместе со своим коллегой Альберто Теругги. Адвоката Лао Санчеса арестовали и насмерть забили в тюрьме Ла-Платы. Судью Карлоса Мольтени, в компетенции которого был округ Ла-Плата и который, очевидно, оказался неугоден палачам, тоже бросили в тюрьму и подвергли пыткам. Еще весной 1978 года, за полгода до панегирика Жанне в адрес чистой тюрьмы, «Эмнисти интернэшнл» опубликовала имена 73 арестованных, 48 пропавших без вести и 13 убитых адвокатов.
Об уютных камерах тюрьмы Ла-Платы чилийский ученый Мартинес так рассказывал «Эмнисти интернэшнл»:
«Это новая, специальная тюрьма с более чем 1000 одиночных камер, размеры которых —1,70 метра в ширину и 2 метра в длину. В некоторые из этих камер сажают по двое заключенных. Помещение снабжено деревянным лежаком, остальное: маленький стол, стул, умывальник и ватерклозет — из бетона». А о питании заключенных «Эмнисти интернэшнл» сообщает следующее: «Заключенные всех тюрем, включая и тюрьму Ла-Платы, страдают от недостатка белков, болеют, их организм теряет сопротивляемость. Они почти никогда не получают мяса, им дают очень мало молока, кормят только супом».
Бильдовский репортер Жанне все это мог бы узнать, прочесть, отыскать в источниках. Но он распространял фашистскую пропаганду — «каждому преступнику дается по 450 граммов мяса в день» — и издевался над ее жертвами как над лжецами. Таким составом преступления, как «прославление насилия» или «поддержка террористических объединений», махинации Михаэля Жанне и его заказчиков не исчерпываются.
Концерн «Бильд»
Я не считаю, что публикуемые в «Бильд» материалы служат на благо общества. С моей точки зрения, вполне возможно доказать это научно и представить суду. Таким образом, здесь существует возможность экспроприации!
Профессор Фриц Эберхард (СДПГ),
в прошлом член Парламентского совета
и старейший из ныне здравствующих отцов конституции
В свое время газетный концерн Альфреда Гугенберга* не был самым крупным. Но все же именно его оголтело-националистические и антикоммунистические газеты сыграли решающую роль в том, что гитлеровские орды смогли уничтожить Веймарскую республику. Аксель Шпрингер тоже не самый крупный издатель в ФРГ. И тем не менее его газеты — в первую очередь «Бильд» — сильнее всех других печатных органов воздействовали на формирование политического климата в стране. Без Шпрингера мы бы жили демократичнее: меньше было бы национализма и расизма, меньше полицейщины, меньше соглядатаев, меньше недоверия, лжи, продажности — и в быту, и в политике. Федеративная республика была бы миролюбивее, не представляла бы такой опасности для соседей и собственных меньшинств.
* Гугенберг Альфред — один из крупнейших магнатов, финансировавших гитлеровскую партию. Активно способствовал приходу Гитлера к власти. С 1916 года — глава гигантского концерна прессы и кино, который стал рассадником антидемократической пропаганды.
С семнадцатого этажа издательского небоскреба, что на западноберлинской Кохштрассе, Шпрингер может сейчас полюбоваться памятником, восемнадцать лет назад увековечившим не в последнюю очередь его самого и его политику,— это сорокапятикилометровая Берлинская стена* , а воздвигнута она и для издателя, который в своем политическом безумии едва не развязал третью мировую войну.
*...сорокапятикилометровая Берлинская стена—так буржуазная пропаганда называет пограничные сооружения, возведенные на границе между ГДР и Западным Берлином 13 августа 1961 г. Таким образом была закрыта граница и пресечены подрывные действия против ГДР с территории Западного Берлина.
«Плевал я на политику, — сказал молодой Аксель Шпрингер британскому пресс-офицеру Николаусу Юйсмансу, ловко выманив у него в годы оккупации 2,5 газетных лицензий — на «Хёр цу», «Норддойче монатсхефте» и половину «Констанцы». Свою долю «Констанцы» он продал, «Норддойче монатсхефте» переименовал в «Кристалл» и в конце концов прикрыл, зато из «Хёр цу» сделал крупнейший в Европе журнал. Это было нетрудно, ведь при тогдашнем газетном голоде лицензия на публикацию радиопрограмм была все равно что разрешение чеканить монету.
Барыши от «Хёр цу» дали Шпрингеру начальный капитал для «Бильд», грошовой газетенки, которая добилась высоких тиражей, пользуясь на первых порах политически весьма непритязательными приемами журналистики. «Если этот человек полезет в политику, берегитесь!» — так сказал однажды Юйсманс, подписавший лицензию. Но Шпрингер был пока «хорош со всеми», менял женщин, приобретал виллы по всему миру и купался в деньгах.
Но вот наступил канун 1957 года. Как гласит издательская легенда, с праздничной вечеринки, где он веселился вместе со своей женой Розмари, Акселя Цезаря Шпрингера потянуло на безлюдные улицы возле Бранденбургских ворот. И там, в лунном свете, его осенило: «Мне вдруг открылся плачевный упадок Германии. Я разрыдался». Вольфганг Нойч позднее сказал иначе: «Он собственноручно пустил слезу». Как бы то ни было, Шпрингер решил заняться политикой.
Выхлопотав визу, он полетел в Москву, чтобы выяснить: сколько будет стоить воссоединение Германии. Две недели он дожидался, когда его примет Первый секретарь ЦК КПСС, и наконец услышал коротко и ясно сформулированную точку зрения.
Тогда-то великий издатель и поклялся: «Уж я его проведу!» Если до той поры «Бильд» пропагандировала довольно пацифистский курс («Нет — атомному оружию для Западной Германии»), то теперь бульварная газета немедля обернулась хозяйским «цепным псом», скалящим зубы на Восток и создающим общественное мнение в поддержку «атомного устрашения». Издаваемая миллионным тиражом газета раздувала антикоммунистические настроения: ежедневно она фабриковала и печатала новые сведения о рекордном количестве беженцев («Внушающее тревогу бегство из Зоны»), что на власти ГДР оказывало примерно такое же воздействие, как сообщения геббельсовской прессы о количестве польских беженцев на предвоенное варшавское правительство. Когда шпрингеровские газеты провозгласили: «Поток становится лавиной», уже близилось 13 августа 1961 г. После «Бильд» долгое время выходила с издательской маркой в рамке из колючей проволоки и датой: «такой-то день от возведения стены».
«Бильд» окончательно порвала и с достаточно сомнительной традицией бульварной прессы и стала для концерна не только орудием денежного бизнеса, но орудием бизнеса политического — воинственным листком с четкой политической задачей, которая полностью уничтожила все остатки журналистской этики. Для шпрингеровских целей все средства хороши. Когда в середине 60-х годов бунтующие студенты вроде как потребовали демократического обновления республики, Шпрингер спустил своего «пса» с цепи. Пресса концерна нагнетала погромные настроения и жаждала физической расправы («истребить смутьянов!») над «учащимися подонками». Акция увенчалась успехом: Бенно Онезорг* был застрелен фанатиком полицейским (Шпрингер повторил тогда фразу, сказанную кайзером Вильгельмом II в 1917 году: «Я этого не хотел»), Руди Дучке** едва не погиб от пули правоверного бильдовского читателя. В ответ на это студенты блокировали офисы концерна по всей стране. Протестующая молодежь носила значки с надписью: «Экспроприируйте Шпрингера!» Появились научные исследования, подтверждавшие и разоблачавшие реакционную политику концерна, такие, как «Концерн Шпрингера» Ганса Дитера Мюллера и «Массовая пресса как фабрика идеологии. На примере Шпрингера» Юргена Альберта.
* Онезорг Бенно — студент, погибший от полицейского выстрела в упор 2 июня 1967 г. в Западном Берлине во время студенческой демонстрации против политики иранского шаха. Безжалостное убийство стало своего рода катализатором в студенческом движении в ФРГ. Начался второй его этап — переход от чисто студенческих требований демократизации высшей школы к более общим политическим требованиям. Шпрингеровская пресса занималась настоящей травлей студенчества, фактически призывала к физической расправе над его лидерами, помещая заголовки типа: «Всем башку долой!» Со своей стороны ожесточилась и молодежь. В знак протеста против насилия многие молодые люди из буржуазных семейств порвали со своей средой и присоединились к движению протеста. Это была питательная среда для анархистско-террористических группировок. Одна из них в память о Бенно Онезорге назвала себя «Движение 2 июня».
**Дучке Руди — молодежный лидер, руководитель активного в те годы Союза студентов-социалистов. Во время выступлений молодежи жаркой весной 1968 г. обыватели, натравленные газетой «Бильд», принимались избивать демонстрантов, если те казались им похожи на Дучке. И когда один отщепенец по имени Йозеф Бахман трижды выстрелил в Дучке, уже через несколько часов по всей стране была организована кампания протеста против шпрингеровского издательства под лозунгом «„Бильд" стреляла вместе с преступником». Дучке остался жив, впоследствии продолжал участвовать в молодежном движении.
Шпрингер пошатнулся и даже задумался было о продаже, но так продолжалось недолго, скоро он опять прочно стоял на ногах. Студенты утихомирились, значки исчезли — пришло время Шпрингеру укрепить концерн политически, сделать его этаким «штурмовым отрядом» националистической идеологии, место которого в одном строю с ХСС и НДП. Крупнейший до сих пор программный журнал «Хёр цу» преподносил эту политику исподволь, в развлекательной форме, «Ди вельт» (теперь она полностью была в руках Шпрингера) агитировала буржуазную интеллигенцию, а «Бильд» должна была покорить массы, сделать их покорным стадом и увлечь на путь к авторитарному полицейскому государству.
Усилия Шпрингера оказались небезрезультатны. «Бильд» хотя и не сумела воспрепятствовать тому, что большинство из свыше 10 миллионов ее читателей — соответственно своему социальному положению — голосуют за СДПГ, но шпрингеровскому «цепному псу» все же удалось по крайней мере ориентировать политические круги так, как того хотелось боссу. Занимая враждебную «Бильд» позицию, у власти спокойно не постоишь — это постигли и социал-либералы*. А потому среди крупных политических деятелей СДПГ и СвДП почти нет таких, кто еще осмеливается на критику по адресу Шпрингера, зато чуть ли не все до единого в любую минуту готовы принять бильдовского интервьюера. Даже Вилли Брандт, находясь на отдыхе на юге Франции, счел за благо встретиться с главным репортером «Бильд ам Зоннтаг».
*...Социал-либералы — так иногда называют коалицию СДПГ и СвДП.
Таким образом, и от государства, и от правящих боннских партий нечего ожидать каких бы то ни было выступлений против оголтелой шпрингеровской прессы, которая по сути своей враждебна конституции ФРГ. Хотя с правовой точки зрения сломить монополию Шпрингера вполне возможно. В так называемом «Постановлении о журнале „Шпигель"», принятом федеральным конституционным судом, говорится: «...Однако же вполне возможно подумать и о том, что государство обязано предотвращать опасности, которыми грозит свободной печати образование монополий в сфере общественной информации».
«Бильд ам Зоннтаг» и «Вельт ам Зоннтаг» при тираже около 2,5 миллиона экземпляров держат абсолютную монополию среди воскресных газет. «Бильд» выпускается ежедневно почти пятимиллионным тиражом, она вдесятеро больше следующей за нею по величине бульварной газеты. Экспроприация Шпрингера актуальна как никогда* .
* ...Экспроприация Шпрингера актуальна как никогда. — Аксель Цезарь Шпрингер скончался в 1985 году. Однако концерн его продолжает здравствовать — с новым руководством, но прежней политической платформой. «Газетно-журнальная империя» сохранила и свое название, и верность антикоммунистическим идеям бывшего патрона и методам «шпрингеровской» журналистики.
Гигант усмехается
Когда вышла моя книга «Рождение сенсации», «Бильд» на первых порах старалась выказать невозмутимость: «Да, гигант откликается — усмешкой». В провинции шпрингеровские подпевалы уже тогда выступали много резче. Например, председатель Союза газетных издателей Северо-Западной Германии Георг Пфингстен (газетный издатель и владелец типографии, главный редактор «Целлеше цайтунг») направил в середине августа 1977 года письмо уполномоченному нижнесаксонской СДПГ по связям с прессой. Начало этого письма звучит так:
«Глубокоуважаемый г-н Хеннинг! Неужели Вы в самом деле одобряете то, что некий г-н Вальраф тайком внедрился в редакцию «Бильд»? Быть может, последующие события — я имею в виду прискорбное убийство г-на Юргена Понто — все же кое-чему Вас научили?»
Усмехающийся гигант — «Бильд» — продолжает: «Люди вроде Вальрафа дали террористам ориентацию. Сам Вальраф именует это «демократической критикой». А вот у нас есть этому другое название: губительная травля». Эти строки принадлежат Биллю Тремперу, который начиная с 30 сентября опубликовал в «Бильд» серию статей обо мне, по пять тысяч марок за выпуск.
Однако «губительной травли» и «ориентации террористов» кое-кому, видимо, показалось мало. Мигом изготовили и навесили еще несколько ярлыков: «У фашистов и коммунистов вроде Вальрафа в самом деле нет реалистического представления о мире. А поэтому фашистские и коммунистические журналисты постоянно жаждут разоблачений. Им надо без конца „вскрывать какие-то махинации"». Вот так усмехается гигант.
И юстиция тоже усмехается
Шпрингер знал, куда жаловаться: в Мюнхен ехать незачем. И гамбургская Фемида не обманула его надежд.
Чтобы поставить меня и мою работу вне закона, с самого начала и вплоть до вынесения приговора суд руководствовался — без всякой проверки — шпрингеровской версией относительно моей деятельности в «Бильд»: я в «Бильд» не работал, я туда «внедрился» — так твердила теперь и юстиция.
Юстиция стремится умалить значение и обоснованность моей работы в «Бильд», именуя эту крупнейшую в Европе ежедневную газету, крупнейшую в мире бульварную газету, которой изо дня в день потчуют около 14 миллионов читателей, и могущественнейший газетный концерн ФРГ всего лишь одной из «крупных газет Федеративной республики», — я дословно цитирую верховный суд земли Гамбург.
Ни звука о том, что газетный воротила Шпрингер безраздельно владеет рынком. Ни звука о возведенных в систему бильдовских фальшивках, о клеветнических кампаниях против коммунистов, студентов, левых, интеллигентов, нацменьшинств. Ни звука об акциях в поддержку христианских партий, режима Пиночета и «черных полковников» в Греции.
По требованию шпрингеровского издательства судебные инстанции Гамбурга вынесли более 20 постановлений против книги «Рождение сенсации», утвердив свыше 60 запретов.
В итоге дальнейшие переиздания книги стали невозможными.
Суммы исков (по ним, как известно, начисляются издержки) достигли весьма неутешительных размеров — до 500 тысяч марок. Издержки по одному-единственному такому процессу в двух инстанциях уже составляют около 50 тысяч марок.
В первых же своих постановлениях против книги «Рождение сенсации» юстиция ясно дала понять, кого она готова взять под защиту: так называемое «созданное и эксплуатируемое производственное предприятие». А попросту говоря, крупное действующее капиталистическое предприятие. Ни с того ни с сего юристы распространяют на него такую же оградительную область, какая обыкновенно предоставляется лишь так называемой интимной сфере отдельного человека. Расширение оградительной области мотивируется тем, что я, дескать, добывал информацию — неважно, истинную или ложную, — путем незаконного проникновения, то есть «внедрения».
За редким исключением, дальнейшие постановления суда гласили, что увиденное мною в «Бильд» не принадлежит к числу «фактов», «к которым общественность проявляет действительно жгучий интерес».
Таким образом, впредь станет почти невозможно писать о внутренней жизни гигантского концерна, формирующего общественное мнение. Разрешено информировать публику только о внутренней жизни преступных объединений. Все остальное — табу. То, какой ущерб причиняют и какую угрозу демократической прессе, а значит, и демократическим институтам государства несут сверхгиганты массовой информации, ни под каким видом не может стать предметом публичного обсуждения. Концерн, безраздельный владыка газетного рынка,— преступное сообщество? Боже упаси, такого вслух не говорят.
1979
22 июля во второй половине дня гамбургский друг предупредил Гюнтера Вальрафа по телефону: в одном из иллюстрированных журналов появилось сообщение, что Вальраф работает в «Бильд» под именем Ганса Эссера. Шпрингеровский концерн уже в курсе дела. Вальраф был вынужден прекратить свои изыскания.
Д А Л Е Е
"СПРАВОЧНИК ПО "БИЛЬД" - ДО ОТКАЗА"
