О, скоро ль минет это время,
Весь этот нравственный хаос,
Где прочность убеждений - бремя,
Где подвиг доблести - донос;
Где после свалки безобразной,
Которой кончилась борьба,
Не отличишь в толпе бессвязной
Ни чистой личности, ни грязной,
Ни вольнодумца от раба...
А.Жемчужников
О сатире в условиях самодержавия, цензуры и революции
Первым журналом, который попытался преодолеть запреты цензуры был "Зритель", начавший выходить в Санкт-Петербурге 5 июня 1905 г. Редакцию возглавил Ю.Арцыбашев. В журнале писали Н.Фалеев, Ф.Сологуб, В.Лихачев, С.Черный, Я.Годин и другие. Оформляли журнал художники В.Замирайло, Г.Гинц, С.Чехонин.
После выхода в свет четвертого номера шеф полиции генерал Трепов заявил, что "Зритель" стремится к возбуждению страстей и революционного духа в народе. В ночь на 2 октября журнал приостановлен.
Однако, в Москве началась и всей Россией была подхвачена забастовка, которая стала всероссийской. 10 октября в С.-Петербурге был образован Союз в защиту свободы печати, который заявил о бойкоте Главного комитета по делам печати и цензурного ведомства.
После Манифеста 17 октября и прекращении всеобщей политической забастовки гнет цензуры была сломлен. Однако не навсегда.
30 октября был возобновлен выпуск "Зрителя", вышел третий номера "саркастического и беспощадного" журнала "Стрелы", в начале ноября повились "Пулемет", "Сигнал", затем "Бурелом", "Вампир", "Спрут", "Заноза", "Дятел", "Клюв", "Леший", "Адская почта" и другие.
24 ноября 1905 г. были приняты временные правила о печати, по которым любое издание, допускавшее нарушения, преследовали в судебном порядке. Наказанием могла быть и конфискация тиража, и денежный штраф, и запрещение издания, и привлечение редактора к суду с заключением в тюрьму (по приговору суда) на срок от 1 месяца до 2 лет. Особенно строго карались прямые призывы к свержению существующей власти и оскорбления царя-батюшки.
В апреле 1906 г. были утверждены "Временные правила о неповременных изданиях".
Как комментировали журналисты, главное их новшество состоит в переименовании "цензурных комитетов" в комитеты по делам печати".
Печатай книги и брошюры,
Свободой пользуйся святой -
Без предварительной цензуры,
Но с предварительной тюрьмой...
Однако опытные журналисты находили способ преодолеть запреты. Не говоря об "эзоповом" языке и карикатурах на "непонятные" темы с "непонятными" персонажами, в которых достаточно легко угадывались и действующие политические персоны, и актуальные сюжеты, в случае запрета издания, оно тут же начинало выходить под другим названием.
Вот объявление:
От конторы журнала
"ДЯТЕЛЪ" |
Впредь до возобновления приостановленного правительством журнала "Дятелъ", все подписавшиеся на него, будут получать журналъ "КЛЮВЪ". |
Потом были выборы в ! Государственную думу, потом во вторую. Революция 1905 г. закончилась.
К началу 1908 года из трехсот сатирических изданий революционной поры не осталось ни одного - все были закрыты властями. Смех, конечно, остался. Но стал (в прессе) другим.
"Потребность в смехе породила спрос на смех, такой же рыночный спрос, какой бывает на яркие материи или модные меха.
Под влиянием этого спроса создалась целая профессия смеющихся и смешащих литераторов, именуемых обыкновенно маленькими фельетонистами...
И эта жалкая картина пляшущего раба, когда кругом его царит мерзость запустения, особенно ярко резала глаза в истекшем году"
В.Воровский
Но как пророчески писал М.Ю.Лермонтов «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет…». И в ожидании этого года настоящие сатирики печатались в "Сатириконе".
А корона - она-таки и упала...
И другой замечательный поэт просто спел:
В куски
разлетелася корона,
Нет державы, нету трона...
В.Высоцкий
То, что вы увидите и прочтете - познавательно и интересно, а главное - поучительно.
Только, пожалуйста, никаких ассоциаций с нынешними временами.
Царя больше нет, РСДРП тоже, да и Дума нынче не та, что прежде.
Да и Саши Черного нет. К сожалению.
С А Т И Р А
в журналах "БУКЕТ", "БУБЕНЦЫ", "ЗАРЕВО", "МАСКИ" и др
СПЕЦИАЛЬНАЯ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ „БУКЕТА"
БЕРЛИНЪ.
Сообщается, что русские таможенные чиновники перестали брать взятки при перевозке товаров через границу, вследствие чего много хлопот и затруднений на границе. В пограничных таможнях тысячи вагонов, не принятых русскими железными дорогами.
ВЪНА.
Венгерцы удивляются отсталости норвежцев и шведов, которые разошлись как необвенчанные супруги без особеннаго крика и шума, да без кровопролития. Это не могло случиться ни в одном европейском государстве, разве только в Швейцарии. Поэтому венгерцы считают Норвегию, Швецию и Швейцарию самыми некультурными странами. Венгрию, как полагаю превосходит лишь Россия в культурном отношении, т. к. в последней не только что режут, секут, вешают и разстреливают своих лучших сынов, но и их имущество истребляется огнем и мечем.
Так высокая культура не по венгерцам.
ПАРИЖЪ.
Французы полюбили не только дам гаремов в Марокко, но и их банковские дела, которые намерены поставить на должную высоту помощью полиции. Патеры худеют как xopoшие петухи после отречения церкви от государства.
XPИСТИАНИЯ. Норвежский парламент признал не нужным выражение „его величества" при обращениях, писъменных и устных к их королю. Принята резолюция, по которой норвежцы будутъ обращаться к их монарху: „Господин Король". И просто, и удобно.
ПЕТЕРБУРГЪ
- Масляница прошла и весело, и спокойно. Конфисковались не только газеты и журналы, но и костюмы у дам на балах, которые превращались в рай с Евами. Нужно было снимать костюмы и у мужчин. Веселее было бы.
— Министерство финансов проектирует создать лотерею, в игре которой могут принимать участие все, что дает возможность выигрывать столько денег, что никому больше не нужно работать. Социал-демократы могут быть довольны, т. к. и восьми часов более не нужно работать.
Ты знаешь край
Ты знаешь край, где только пулеметы
Владеют всем; где плоть свистит,
Где у властей одна царит забота:
Лишь бюрократ бы был богат и сыт.
Где полицейские чинят расправу,
Где слышится минорная октава,
Где рыщет смелый хулиган,
Где не спасешься ты от ран.
Ты знаешь край, где тьма царит, насилье,
Где всюду тюрьмы грозные стоят,
Где сил военных изобилье,
Где заточением грозят,
Где за святое правды слово,
За смелый на борьбу призыв
Шальная пуля уж готова;
И кровью руки обагрив,
Войска за подвиги в награду
Идут на угощение к параду,
Ты знаешь край с кровавою стихией?
Зовут его, мой друг, Россией.
Ты знаешь край, детей где истязают,
Где зверства дикие царят,
В кареты санитарные стреляют,
И мил лишь боевой снаряд.
Где генерал открыто убивает
За то, что поезд не дают,
Где здание с людьми сжигают,
Где ценят лишь шпионов труд.
Где дали этому названье
Незыблемой граждан свободы,
И где без капли колебанья
Сажают под тюрьмы печальной своды.
Ты знаешь край, закрыт где храм науки,
Где мракобесы лишь царят,
Где пулеметы действуют от скуки,
Где всюду воинов отряд,
Где всюду лишь военный стан,
Где инквизиция в почете,
Где казнокрадство и обман,
Где все спасение лишь в роте.
Где в учреждениях, на улице грабеж,
На мирных жителей где делают облаву,
Где мародерство, взятки, ложь,
Военщина где действует на славу.
Ты знаешь край с кровавою стихией?
Зовут его, мой друг, Poccией.
Ты знаешь тот продажный край,
В невежестве народ где прозябает,
Ту азиатчину, второй Китай,
Где песнь из уст не вылетает.
Безумие и ужас где царят.
В тюрьмах без преступленья где гноят,
Где тушат мысли дивной пламя.
Где рвут свободы чудной знамя,
Где все туман кровавый застилает,
Где солнце правды не сияет.
Порок награду получает,
Где честный муж страдает.
Ты знаешь край с кровавою стиxией?
Зовут его, мой друг, Poccиeй.
ШПИК
Пальтецо под цвет гороха.
Сильно поднят воротник,
По лицу как есть пройдоха,
Несомненно, это шпик.
Обыск... тьма переполоха...
Вы становитесь в тупик...
И пальто под цвет гороха
Обличает, кто тут шпик,
Вот студенческая сходка...
Здесь идет, под шум и крик,
Тем серьезных разработка,
Интересно — есть ли шпик?
Вот кружок ученых в сборе,
Под руками груды книг,
Спор о фауне, о флоре…
Не присутствует ли шпик?
Суд. «Крамола». Наказанье.
Ряд вещественных улик.
Роковые показанья...
Не замешан ли тут шпик?
Ряд вопросов педагогу
Предлагает ученик...
Вещь невинная, ей-богу…
Но не слушает ли шпик?
В клубе вечер в пользу бедных,
Дам и девушек — цветник,
Развлечений ряд безвредных…
Любопытно, есть ли шпик?
В сборе дума городская.
Председателем — старик…
Льются речи, слух лаская…
Угадать бы, кто тут шпик?
«Красный Крест» в обмундировке.
Речь ведется в этот миг
О народной голодовке...
Не участвует ли шпик?
Разговор в вагоне скромный,
Кто-то слушает, приник…
Пахнет дрянью вероломной…
А пожалуй, это шпик.
Поздний час. Расцвет «макапки».
Игроков задор велик, —
Лезут в пламя, как букашки...
Не объявится ли шпик?
Близ «тотошки» шум и ссора,
В драку лезет озорник...
Будет битва, верно, скоро...
Не юлит ли близко шпик?
Извозцы на бирже в кучке...
Их смешит один шутник.
Говоря о пьяной... взбучке...
Не торчит ли сбоку шпик?
Расшумелся на базаре
О «крамольниках» мясник:
Предлагает их — «по харе»...
Не обрадован ли шпик?
Черносотенцев громада;
Общий вид свиреп и дик.
Скрежет... брань... подобье ада,
Не воздействовал ли шпик?
Милый
ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ
Слава богу, всё спокойно...
Жизнь течет повсюду стройно.
Получила в дар печать
Разрешение — молчать.
Нет охраны у вокзалов,
Конфискации журналов,
И редакторов в тюрьму
Тащат в день по одному,
Крушеван за «оболыценье»
Ищет тоже помещенье;
Чтобы славу приобресть,
Он решил, коль место есть,
Позабыв литературу,
В Думу дать кандидатуру...
Дума будет ли дана,
Скажет будущность одна.
По тюрьмам и по острогам,
Казематам и дорогам
Нет преступников-детей,
Нет и гибельных затей!
Нету в Гомеле погрома,
Нет пожара и разгрома,
Черной сотни не видать, —
Всюду мир и благодать.
Нет голодных и бездольных,
Нет арестов бесконтрольных.
Нет «гороховых пальто»,
Словом, стало всё — не то...
Заживают наши раны
От усиленной охраны!
Ожидаем страстно мы,
Что исчезнет призрак тьмы!
ЗАДАЧА
Среди волнений и тревог
Весьма мудреная задача —
Найти в России уголок,
Где нет ни скрежета, ни плача;
Где произвола тяжкий гнет
Не задушил еще народа;
Где, вместо множества «свобод»,
Одна, но верная свобода;
Где без насмешки говорят
О просвещении, о школах
И где опричников отряд
Не безобразничает в селах;
Где для преступников — тюрьма,
А правых на цепь не сажают;
Где обывателям в дома
Шутя из пушек не стреляют;
Где «чрезвычайный» генерал
Не видит в казнях наслажденья;
Где не ссылают за Урал
Людей — за слово убежденья;
Где в три погибели не гнут,
Казак прохожего не хлещет
И Карл-Амалия Грингмут
Зубами дико не скрежещет...
ЧАСТУШКА
Натворила много шума
Государственная дума
Оглушительно.
А на деле поглядишь —
Ведь гора рождает мышь:
Отвратительно.
Православному народу
Дали полную свободу
Окончательно.
А на деле ведь не то:
В тюрьмах тысяч будет сто
Назидательно.
От спасительной цензуры
Отказались помпадуры
Снисходительно.
А глядишь: теперь опять
Душат русскую печать —
Поучительно,
Людям всяческого званья
Разрешаются собранья,
Коль желательно.
А собрания потом
Разгоняются кнутом —
И старательно.
С А Т И Р А
в журналах "СТРЕЛЫ", "ВАМПИР", "ОСКОЛКИ" и др.
БЫЛИНА
На старинный синодально-монопольный распев.
Записано с голоса олонецкой вопленицы
Устиньи причетником из акцизных
Эту песнь поем хвалебную
В честь Владимира Великого,
Красным Солнцем нареченного,
Что среди народа дикого,
В жертву ада обреченного,
Водрузил стяг православия,
Перуна ж, по пункту третьему,
Вверг в пучину тьмы, бесславия,
Возбранил молебны петь ему,
Воспретил ему вступление
И в попы и в целовальники,
А отдал, для посрамления,
Его в земские начальники.
Но не тем одним князь славится,
Что крестил нас в веру правую,
И не тем одним помянется
Всею русскою державою,
Но и тем еще, что в явственных
Формах в нем жило сознание
Обо всех успехах нравственных
Государственного здания.
Не гоняясь за химерою,
Рассуждал князь положительно:
«Утешаться одной верою
Далеко не утешительно.
Жизнь по правилам святителей
Хоть манит к себе мечтателей,
Бездоходна для правителей
И скучна для обывателей.
Для того ж, чтоб Русь блистательно
Развивалась зело велие,
Нам потребны настоятельно
Бодрость духа и веселие.
На Руси ж у нас веселием
Только то и именуется,
Когда выпивка с похмелием
Беспрерывно чередуются»,
И, ввиду вышереченного,
Князь отбросил все сомнения,
И в душе у просветленного
Укрепил господь бог мнение,
Что для Руси процветания,
С пышным сил ее развитием,
Есть один путь — сочетание
Правой веры с винопитием.
И сию руководящую
Чисто русскую теорию,
Красной нитью проходящую
Через всю нашу историю,
Князь признал основ основою
Государственного здания
И, совместно с верой новою,
Как гласит о том предание,
Чтить велел вино по-старому
Россиянам без изъятия
Всем — и малому и старому.
С той поры отцов молитвами
И заботами правителей,
Мирной жизнию и битвами
Неустанных заправителей,
Русь широко развивалася
Под роскошной пышной сению
Древа, князем насажденного,
Вековечного, двухствольного.
Вплоть до строя современного,
Синодально-монопольного.
Ныне зрим осуществление
Во всей мощи мысли княжеской —
Увенчали мы строение
На досаду силе вражеской.
Нет сомненья, даже дальнего,
Век настал житья привольного,
Просвещенья синодального,
Винопитья монопольного.
Блюдя нравственность народную,
Строим школы мы приходские,
В коих учат Русь голодную
Умерщвлять все страсти плотские,
Для приданья ж вящей резвости
И веселья люду пьющему
Учредили дома трезвости
В славу богу всемогущему.
Воспоем же Солнце Красное, Свет
Владимира Великого,
Славить будем имя ясное
Все от мала до великого.
Воспоем благих правителей,
Горя русского печальников,
Веры истинной ревнителей,
Лучезарных целовальников.
ЧИНОВНИКАМ
Что вам — октябрьские хартии
Митинги, крики «ура»,
Правые, левые партии
Et cetera, cetera*.
Что вам — плоды революции,
Освобожденный народ,
Разные там конституции...
Нужен вам верный доход!..
Жили вы век бюрократами;
Преданы были всегда;
Числами только «двадцатыми»
Вы измеряли года.
И, не вдаваяся в критику,
Вкусно кормили семью;
В жизни и в службе политику
Ведали — каждый свою.
Ваши несложны претензии,
Определенны пути: Вам —
дослужить бы до пенсии,
И — хоть трава не расти...
Юр.П
* Et cetera - И так далее, и так далее (франц.)
ПОДРАЖАНИЕ ТЮТЧЕВУ
.. .Умом Россию не понять.
Не может Русь никак понять,
Что Витте с нею лицемерит.
Его свободу просят, дать,
А он лишь предлагает верить.
"ЗАБИЯКА"
НАШИ СВОБОДЫ
Свобод российских не понять,
Чужим аршином их не смерить,
У них особенная стать,
В свободы наши надо верить.
"ОСКОЛКИ"
ДУБИНУШКА
Много песен в великой отчизне моей
Распевают от края до края,
Но одна раздается всех громче, сильней,
Эта песня — «Дубина» родная.
Эй, дубинушка, ухнем!
Эй, зеленая, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухнем!
Наш премьер в октябре чересчур поспешил,
Без закона Россию оставил.
Но чиновник нашелся и вмиг сочинил
Свыше тысячи временных правил.
Эй, чиновнички, ухнем!
Бюрократия, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухнем!
Много есть на Руси превосходных газет,
Начиная с «Кремля» — до папаши.
Но из этих газет, без сомнения, нет
Превосходнее Гурьевской каши.
Эй, Тряпичкины,ухнем!
Бутербродщики, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухнем!
Злонамеренный слух по России идет,
Что положен конец произволу.
Что ж ты медлишь, жандарм?
Знать, бунтует народ,
Так дави же скорее крамолу!
Эй, охранишки, ухнем!
Усмирители, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухнем!
Лезет в Думу поляк, армянин и еврей,
Так ужели допустим его мы?
На работу вставай, патриот, поскорей,
Принимайся опять за погромы!
Эй, погромщики, ухнем!
Крушеванщики, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухнем!
Был отважен «союз», и «порядок» был лих
В агитации жаркой и бурной,
Почему же теперь так печалей и тих
Он стоит перед выборной урной?
Эй, кадетушки, ухнем!
Избиратели, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухнем!
Тих мужик, но он в Думе стряхнет с себя сон,
Разогнет богатырскую спину.
«Раздобыть бы землицы», — подумает он
И затянет родную «Дубину».
Эй, дубинушка, ухнем!
Эй, аграрная, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухнем!
Много песен веселых поэт написал,
Обличал бюрократию пылко.
Но свободу печати, увы, испытал:
Приютила его «предварилка».
Эй, сатирики, ухнем!
Юмористика, в тюрьму пойдет!
Подернем, подернем, да ухнем!
САТИРА
о политических партиях
Два либерала
(баллада)
По Невскому с видом уныло-больным
Шли медленно два либерала,
Убитые мыслью, что в бороду им
Правительство вновь наплевало.
«Мой друг, Петрункевич! - сказал Трубецкой, -
Нас царь околпачил прескверно,
И земцы, и думцы смущенной толпой
Нас встретят укором наверно.
«Предчувствую я: социал-демократ
Начнет зубоскалить над нами,
И Струве, наш верный и мудрый собрат,
В Париже зальется слезами.
«Довольно приличен был царь на словах,
За завтрак я сел с аппетитом
И с радостью в, княжеском сердце... но, axl
Надежды жестоко разбиты!
«В бумажке печатной царь все переврал,
Лишил свои речи значенья...
О, плачь, Петрункевич, о, плачь, либерал!.
Исчез этот миг упоенья».
В ответ Петрункевич, качнув головой,
Сказал: «Не в слезах наша сила!
Ты видишь — рабочий поднялся на бой,
И буря в деревне завыла.
«Пусть веет дыханье народной грозы
На парус ладьи либеральной,—
Тогда - то, юля на матер егозы,
Проникнем мы в порт феодальный.
«Хоть страшен и земцам анархии взрыв,
Но трону страшнее он вдвое,
И только союз меж собой заключив,
Мы властвовать можем в покое.
«Верховная власть это скоро поймет
И сделает шаг нам навстречу;
И я, либерал, но в душе патриот,
На скидочку скидкой отвечу.
«Тогда мы стихию смирим, Трубецкой,
Наступят иные порядки!
Недаром лакей из дворцовой людской
Поднес мне вот эти перчатки;
«Ежовых прошли времена рукавиц,
И в этой перчатке лакейской
Уймем мы теперь необузданных лиц
Манерой уже европейской.
«Да, царь призовет нас, я верю, к себе:
Нас ждут министерские кресла!
Тогда препояшут и мне, и тебе
Мечом либеральные чресла!
«Порядок строжайший мы будем хранить
Совместно с второю палатой:
Прогресс должен медленным, медленным быть,—
Так мыслит помещик богатый.
«Мать прочности - медленность! — вот что гласит
Смысл всех вековых конституций,
И то же в твореньях своих говорит
Китайский философ Конфуций.
«Не бойся же, княже! Не пал либерал,
От царственной лжи безобразной, —
Я даже и в «Искре» на днях прочитал:
«Власть будет всегда буржуазной!»
ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Позвольте рекомендоваться:
Я петербургский либерал.
Люблю в идейках запираться...
Но — кто не врал? Но — кто не врал?
Я красен, но и осторожен:
Рад слово смелое прочесть.
Но — тем. кто неблагонадежен...
Имею честь! Имею честь!
Мысль зарубежную смакуя,
Шлю эмигрантам комплимент.
Но а русских недрах — начеку я:
Я не студент! Я не студент!
Прогресса заповеди верен.
Кляну я тьму: да будет свет!
Но — друг мой неблагонамерен...
Нас дома нет! Нас дома нет!
Пленяем остроумья ширью,
Бывает, брякну что-нибудь...
Но — чтобы рисковать Сибирью?!
Счастливый путь! Счастливый путь!
Святой гуманности поборник,
Я равноправья женщин жду.
Нo — если бьет курсистку дворник.
Я обойду! Я обойду!
Люблю раскупорить котомку!
Когда с друзьями я кучу,
Пью смело тост — «за Незнакомку!»
Но кто она — молчу! молчу!
Я зол, что нравы наши грубы:
От произвола гибнет Русь!
Но — треснет мне хожалый в зубы…
Я оботрусь! Я оботрусь!
Всегда, везде, во всем я— влеве!
Отрежу правду — хоть царю!..
Молчал как мертвый я при Плеве,
Зато при Мирском — говорю!!!
За право земства — новый Муций –
Борюсь я в гордой тишине.
Но... земцы ищут конституций!!
Я в стороне! Я в стороне!
Свободу я люблю без меры
И проповедую везде.
Но — сколь противны мне эсеры!
Как ненавистны мне эс-де!
Горит душа невыносимо!
Я революцией дышу!
И только Горького Максима
Не выношу! Не выношу!
Свободу прессе! К свету! К свету!
Я --гласной правды паладин! Но —
хлопнут честную газету,..
Так подпишусь на «Гражданин»!
На безобразия цензуры
Негодовать я храбр и быстр.
Но — на меня карикатуры?!
Керай, министр! Ссылай, министр!
Я в убеждениях упорен,
В устоях — просто исполин;
Я тверд, как Алексей Суворин,.,
Отец, конечно, а не сын!
Еврейства мукам и печалям,
Согласен я, предела нет...
Но — мы знакомы с Левендалем:
К нам ка журфикс! К нам на обед!
Я прогрессист, но без нахальства,
Мне страшен каждый генерал:
Лишь с дозволения начальства
Я — петербургский либерал!
Характер у меня — лягушкин,
Я — земноводный по уму:
Мне руку даст Бобрищев-Пушкин, —
Что ж? Я пожму! Что ж? Я пожму!
Я компаньон весьма веселый,
Певали мы недурно встарь...
Залиться жутко «Карманьолой»,
Так гряну «Славься, русский царь!».
Пророк пиров, при звоне кубков
«Глаголом жгу сердца людей». . .
Вы лишь не требуйте поступков:
Я без затей! Я без затей!
Я не построю баррикады
И цитадели не взорву:
Я к Пасхе жду себе награды
И к Рождеству, и к Рождеству!
Приятен мне огонь протеста,
Но — надо ж чем-нибудь и жить:
Коль прогорит по земству место,
Пойду в полицию служить.
Конечно, горькая опека...
Но учит нас разумный век:
Не место красит человека,
Но красит место человек!
Плачу в гимназию за сына...
По дому трачу денег тьму...
Покорен долгу гражданина,
Я приспособлюсь ко всему!
Готов ходить во всяких бармах,
Кто палку взял — тот мой капрал.
Но — верьте: даже и в жандармах,
Я—либерал! Я — либерал!
ИСТОРИЯ СЪЕЗДА СОЮЗА 17 ОКТЯБРЯ
ДЕНЬ 1-й
Собрались на вече,
Говорили речи,
Руки крепко жали,
Витте угрожали,
Думали, судили
И постановили:
«Пол-оборота налево!»
ДЕНЬ 2-Й
Влево чуть подались,
Храбрости набрались.
Грезы о свободе…
Речи о народе...
Думали, судили
И постановили:
«Шаг вперед, шагом марш!»
ДЕНЬ 3-Й
Чуть вперед подались,
Страшно испугались:
Действовать так красно —
Глупо и опасно!
Думали, судили
И постановили:
«Пол-оборота направо!»
ДЕНЬ 4-Й
Повернув направо.
Стали мыслить здраво:
Горе приключится
С тем, кто горячится!
Думали, судили
И постановили:
«Шаг назад, шагом марш!»
И СКУЧНО...
И скучно, и грустно,
и некого в блок залучить
В минуты партийной тревоги.
Бродить?
Но что пользы напрасно и долго бродить —
То Выборг, то Зимний...
Умаялись ноги.
Податься ли влево?
Но страшно в темнице немой.
Иль вправо?
Погромы чинить неохота.
Проехаться ль в Лондон?
Пожалуй, не пустят домой. -
А дома Гамзей да Четвертая рота.
Пугает безумье.
А Дума — лишь новый испуг,
Что скажет страна?
Сунься к выборам, ну-тка.
И наши триумфы,
как глянешь уныло вокруг,
Такая пустая и глупая шутка...
БЬЮТ!
Бьют налево, бьют направо,
Бьют нагайкой, бьют штыком,
Бьют открыто, бьют лукаво,
Бьют и ротой и вдвоем...
С увлеченьем бьют казаки,
Тупо бьет городовой,
Бьют и в драке, и без драки,
В одиночку и толпой.
Бьют нередко с увлеченьем,
По приказу часто бьют,
И, прельщаясь награжденьем,
Бьют и там, и здесь, и тут...
Бьют порою с пылу с жару,
Бьют спокойно и шутя,
Убивают сотню, пару,
И старуху, и дитя!..
Бьют и с шумом и без шуму,
Бьют весь день и бьют везде,
Мужика, и члена Думы,
И эс-эра, и ка-де...
Бьют жандармы, полицейский,
Бьют гвардейские полки,
Генерал один гвардейский
Славен «манием руки».
Бьют бойцы из черной сотни,
И из белой сотни бьют,
И порой из подворотни
Робко тявкает Грингмут.
Создаются вкруг погромы...
Наяву или во сие?
Что ж мы, дома иль не дома,
В завоеванной стране?
Или это враг жестокий
Покорил и растерзал
Край забитый, одинокий,
Что измучен и устал?
Бьют налево, бьют направо,
Бьют нагайкой и штыком,
Бьют открыто, бьют лукаво,
Бьют везде...
А мы живем!
В ХХIII Думе
(Из предсказаний ясновидящей)
Начальник охраны:
Депутаты! Встаньте с места!
И без всякого протеста
Становитесь дружно в пары
На прогулку в кулуары
По - ря - дам !
На прогулку - плечи прямо,
Спину, шею - так же само,
Брать равненье по соседу,
Не вступая с ним в беседу.
По - мес - там !
Мной назначенный дежурный
На просмотр мне цензурный
Ваши речи все доставит...
Что перо мое убавит,
То - до - лой !
После "вежливеньких" прений,
Но не с крайних точек зрений,
Пропоете гимн все хором
И с пристойным разговором
На - по - кой !
