В З Ы В А Ю Щ И Й
Кандидатом в народные депутаты его выдвинули более 80 организаций страны, в том числе и знаменитый автозавод в Горьком, городе, где еще совсем не давно (до конца 1986 года!) Андрей Дмитриевич Сахаров находился в ссылке. Я была на многих из этих предвыборных собраний, где одним из первых, а иногда и единственным называлось имя академика. Видела до отказа заполненные залы академических институтов и рабочих клубов, слышала шквал аплодисментов, когда к микрофону шел, застенчиво улыбаясь, этот чуть сутуловатый, но такой несгибаемый человек. Я стояла в тысячной толпе на Брестской улице возле Дома кино и вместе с другими жителями моего района, не попавшими в зал, вписывала в список для избирательной комиссии «за Сахарова» и свою фамилию. Сахаровский список был самым длинным, многие сотни москвичей расписались на нем.
Конечно, ни на секунду не сомневалась я в искренности людей, оказавших ученому доверие. Но почему-то упорно всплывали в памяти горькие пастернаковские строки: «И с пылкостью тою же самой, как славили прежде, клянут». Здесь все происходило наоборот: славили того, кого раньше кляли. Однако боль не проходила. Боль за наше общество. Ведь совсем недавно ученого, взывающего к правде, совести, гласности, клеймили в газетах, журналах, по радио, не без обличающего публицистического пафоса называли «отщепенцем», «клеветником», «антисоветчиком». Разве можно журналисту после всего этого сегодня писать о Сахарове? Даже если орган печати, где ты работаешь, ни словом не осудил тогда академика... Каждый читатель вправе сказать: «Пиши, пиши, теперь можно».
Пусть о жизни этого удивительного человека расскажут документы — подлинные бесстрастные свидетели времени. Многие из них публикуются в нашей печати впервые. И еще. Пусть войдут в этот материал рассказы об академике только тех, кто и тогда, всегда, так думал, писал, говорил про Андрея Дмитриевича Сахарова. Но сначала слово ему самому.
А. Д. Сахаров:
Я родился 21 мая 1921 года в Москве. Мой отец — известный преподаватель физики, автор учебников, задачника и научно-популярных книг. Мое детство прошло в большой коммунальной квартире, где, впрочем, большинство комнат занимали семьи наших родственников и лишь часть — посторонние. В доме сохранялся традиционный дух большой крепкой семьи — постоянное деятельное трудолюбие и уважение к трудовому умению, взаимная семейная поддержка, любовь к литературе и науке. Мой отец хорошо играл на рояле, чаще всего Шопена, Грига, Бетховена, Скрябина. В годы гражданской войны он зарабатывал на жизнь, играя в немом кино. Душой семьи, как я это с благодарностью ощущаю, была моя бабушка Мария Петровна, скончавшаяся перед войной в возрасте 79 лет. Для меня влияние семьи было особенно большим, так как
я первую часть школьных лет учился дома, да и потом с очень большим трудом сходился со сверстниками.
С отличием окончил школу в 1938 году и тогда же поступил на физический факультет Московского университета. Окончил его тоже с отличием уже во время войны, в 1942 году, в эвакуации в Ашхабаде. Летом и осенью 1942 года несколько недель жил в Коврове, куда первоначально был направлен на работу по окончании университета, затем работал на лесозаготовках в глухой сельской местности под Мелекессом. С этими днями связаны мои первые, самые острые впечатления о жизни рабочих и крестьян в то трудное время. В сентябре 1942 года был направлен на большой завод на Волге, где работал инженером-изобретателем до 1945 года. На заводе стал автором ряда изобретений в области контроля продукции (в университете я не сумел включиться в активную научную работу). В 1944 году, работая на заводе, написал несколько статей по теоретической физике и послал их в Москву на отзыв. Эти первые работы никогда не были опубликованы, но они дали мне то чувство уверенности в своих силах, которое так необходимо каждому научному работнику.
С 1945 года я аспирант в Физическом институте АН СССР имени Лебедева. Мой руководитель, имевший на меня большое влияние, крупнейший физик-теоретик — Игорь Евгеньевич Тамм, впоследствии академик и лауреат Нобелевской премии по физике. В 1948 году включен в научно-исследовательскую группу по разработке термоядерного оружия. Руководителем группы был Тамм. Последующие двадцать лет — непрерывная работа в условиях сверхсекретности и сверхнапряжения. Все мы тогда были убеждены в жизненной важности этой работы для равновесия сил во всем мире и увлечены ее грандиозностью...
ИЗ ХАРАКТЕРИСТИКИ, ВЫДАННОЙ АКАДЕМИКУ А. Д. САХАРОВУ ФИЗИЧЕСКИМ ИНСТИТУТОМ АН СССР:
«Занимал ряд руководящих должностей — последние годы должность заместителя научного руководителя института. Выдвинутая им и разработанная совместно с И. Е. Таммом в 1950 г. идея магнитного термоядерного реактора легла в основу работ в СССР по управляемому термоядерному синтезу. Трижды (в 1953 г., 1956 г., 1962 г.) он был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Является лауреатом Государственной (1953г.) и Ленинской (1956 г.) премий. В 1953 г. избран действительным членом Академии наук СССР. Впоследствии избирался также членом ряда зарубежных академий; является почетным доктором многих университетов.
В 1969 г. вернулся на работу в Отдел теоретической физики ФИАН, где ранее проходил аспирантуру, работает сначала в должности старшего научного сотрудника, а ныне — главного научного сотрудника. Им выдвинут ряд основополагающих идей по
физике элементарных частиц, космологии, теории тяготения».
Но продолжим рассказ Андрея Дмитриевича о своей жизни.
А. Д. Сахаров:
В 1953—1968 годах мои общественно-политические взгляды претерпели большую эволюцию. В частности, уже в 1953—1962 годах участие в разработке термоядерного оружия, в подготовке и осуществлении термоядерных испытаний сопровождалось все более острым осознанием порожденных этим моральных проблем. С конца 50-х годов я стал активно выступать за прекращение или ограничение испытаний ядерного оружия. В 1961 году в связи с этим у меня возник конфликт с Хрущевым. Я был одним из инициаторов Московского договора 1963 года о запрещении испытаний в трех средах (т. е. в атмосфере, в воде, в космосе). Начиная с 1964 года (когда я выступил по проблемам биологии) и особенно с 1967 года круг волновавших меня вопросов все более расширялся. В 1967 году я участвовал в Комитете по защите Байкала.
К 1966—1967 годам относятся мои первые обращения в защиту репрессированных. К 1968 году возникла потребность в достаточно развернутом, открытом и откровенном выступлении. Так появилась статья «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе».
В советской прессе «Размышления» долго замалчивались, потом о них стали упоминать весьма неодобрительно. Многие, даже сочувствующие, критики воспринимали мои мысли в этой работе как очень наивные, прожектерские. Сейчас мне все же кажется, что многие важные повороты мировой и даже советской политики лежат в русле этих мыслей.
«РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРОГРЕССЕ, МИРНОМ СОСУЩЕСТВОВАНИИ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СВОБОДЕ». 1968г.
«Разобщенность человечества угрожает ему гибелью... Перед лицом опасности любое действие, увеличивающее разобщенность человечества, любая проповедь несовместимости мировых идеология и наций — безумие, преступление. Лишь всемирное сотрудничество в условиях интеллектуальной свободы, высших нравственных идеалов социализма и труда с устранением факторов догматизма и давления скрытых интересов господствующих классов отвечает интересам сохранения цивилизации...
Три технических аспекта термоядерного оружия сделали термоядерную войну угрозой самому существованию цивилизация. Это огромная разрушительная сила термоядерного взрыва, относительная дешевизна ракетно-ядерного оружия и практическая невозможность защиты от массированного ракетно-ядерного нападения...
Капиталистический мир не мог не породить социалистического, но социалистический мир не должен разрушать методом вооруженного насилия породившую его почву— это было бы самоубийством человечества в сложившихся конкретных условиях. Социализм должен облагородить эту почву своим примером...»
Доктор физико-математических наук Б. Л. Альтшулер, ученик Андрея Дмитриевича, так рассказывал о нем в 1961 году, когда травля была особенно сильной:
«О Сахарове я слышал с детства. Помню глупую частушку, которую спел по радио новогодний конферансье 31 декабря 1953 года (трансляция из Колонного зала Дома союзов): «Кто-то там с большим стараньем каблуками стук да стук? Это молодой избранник Академии наук». (Сахаров никогда не танцевал, а академиком действительно стал очень рано — в 32 года). Таким образом он был упомянут среди прочих знатных людей страны. Секретная фамилия при этом, разумеется, названа не была, и тогда я запомнил эту частушку чисто механически. Впоследствии мне объяснили, кто имелся в виду.
Познакомился я с Андреем Дмитриевичем в 1968 году, когда он согласился быть оппонентом моей кандидатской диссертации по общей теории относительности. Мне тогда было 29 лет...
Отличие Сахарова от многих других в том, что для него никогда не существовало дистанции между убеждением и действием, между словами и главной стратегией жизни. Каждое очередное ядерное испытание вследствие повышения общего уровня радиации в атмосфере Земли влечет за собой в долгосрочном плане тысячи безвестных жертв. По свидетельству самого Сахарова, именно из этих соображений он начал выступать за запрещение атомных испытаний. В стране, где людей не «считали», такая мысль была достаточно «странной», а тем более конкретные действия, этой мыслью порожденные. Сахаров же чувствует личную ответственность за трагедию людей...
Тезис гуманизма лежит в основе всех общественных выступлений Сахарова. Когда стали известны масштабы массовых репрессий прошлых лет, он пережил это как личную драму. Такое не должно повториться. Сахаров никогда не ощущал себя «маленьким человеком», знающим, что «все равно ничего не изменишь», и в полной мере возлагал на себя ответственность за происходящее...
Для Андрея Дмитриевича, насколько я могу судить после многих лет знакомства, такая внутренняя позиция — часть его личности.
Лето 1964 года, — продолжает Альтшулер. — Выборы новых членов Академии наук. Один из кандидатов — Нуждин, ставленник Лысенко, бывшего тогда фаворитом Хрущева. Просит слова академик Сахаров: «Пусть за Нуждина голосуют те, кто хочет разделить ответственность за самую позорную страницу в истории советской науки», Сахарова поддержали и Нуждина забаллотировали. Это микропроявление академической независимости имело макроскопические последствия. Лысенко в качестве компенсации «за причиненный моральный ущерб» потребовал у Хрущева, чтобы его выбрали вице-президентом Академии наук. Когда же президент Академии наук М. В. Келдыш разъяснил Хрущеву, что это невозможно, так как голосование в Академии тайное, то последний очень рассердился и заявил, что Академия наук — выдумка царей, и распорядился подготовить постановление о передаче всех академических институтов министерствам и ведомствам. Известно, что про Сахарова Никита Сергеевич сказал: «Сахаров лезет не в свое дело, возражал против испытаний, теперь вмешался в выборы академии».
ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА
А. Д. САХАРОВА
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС
Л. И. БРЕЖНЕВУ
...Я высказываю мнение, что было бы правильным следующим образом охарактеризовать общество, к осуществлению которого должны быть направлены неотложные государственные реформы я усилия граждан по развитию общественного сознания:
а) Основной своей целью государство ставит охрану и обеспечение основных прав своих граждан. Защита прав человека выше других целей.
б) Все действия государственных учреждений целиком основаны на законах (стабильных и известных гражданам). Соблюдение законов обязательно для всех граждан, учреждений и организаций.
в) Счастье людей, в частности, обеспечено их свободой в труде, в потреблении, в личной жизни, в образовании, в культурных и общественных проявлениях, свободой убеждений и совести, свободой информационного обмена и передвижения.
г) Гласность содействует контролю общественности за законностью, справедливостью, целесообразностью всех принимаемых решений, способствует эффективности всей системы, обусловливает научно-демократический характер системы управления, способствует прогрессу, благосостоянию и безопасности страны.
д) Соревновательность, гласность, отсутствие привилегий обеспечивают целесообразное и справедливое поощрение труда, способностей и инициативы всех граждан...
А. Д. Сахаров:
После опубликования за рубежом моей статьи «Размышления» я был отстранен от секретных работ и «отлучен» от привилегий советской «номенклатуры». С 1972 года все более усиливалось давление на меня и моих близких, кругом нарастали репрессии, я больше о них узнавал, и почти каждый день надо было выступать в защиту кого-то. Часто в эти годы выступал я и по проблемам мира и разоружения, свободы контактов, передвижения, информации и убеждений, против смертной казни, о сохранении среды обитания и о ядерной энергетике.
Письмо членов
АКАДЕМИИ НАУК СССР
Считаем необходимым довести до сведения широкой общественности свое отношение к поведению академика А. Д. Сахарова.
В последние годы академик А. Д. Сахаров отошел от активной научной деятельности и выступил с рядом заявлений, порочащих государственный строй, внешнюю и внутреннюю политику Советского Союза...
Эти заявления, глубоко чуждые интересам всех прогрессивных людей, А. Д. Сахаров пытается оправдать грубым искажением советской действительности и вымышленными упреками в отношении социалистического строя. В своих высказываниях он, по существу, солидаризируется с наиболее реакционными империалистическими кругами, активно выступающими против курса на мирное сосуществование стран с разными общественными системами, против линии нашей партии и государства на развитие научного и культурного сотрудничества, на укрепление мира между народами. Тем самым А. Д. Сахаров фактически, стал орудием враждебной пропаганды против Советского Союза и других социалистических стран...
Мы выражаем свое возмущение заявлениями академика А. Д. Сахарова и решительно осуждаем его деятельность, порочащую честь и достоинство советского ученого. Мы надеемся, что академик Сахаров задумается над своими действиями.
Письмо подписали 40 академиков, оно напечатано в «Правде» 29 августа 1973 года. А уже первого сентября в «Известиях» и других газетах публикуются аналогичные письма членов Академии медицинских наук, Академии педагогических наук. Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, академий наук союзных республик, наконец, отдельных институтов. Обвинения против ученого выдвигаются поистине чудовищные. Того, кто всеми силами стремился к миру и сотрудничеству, к международной разрядке, обвиняют в развязывании мировой войны, того, кто говорит о правах человека, о свободе, гласности, называют «человеконенавистником».
К ученым присоединяются рабочие, писатели, композиторы. Жутко сегодня видеть под такими письмами и статьями, написанными «в праведном гневе», подписи, казалось бы, порядочных, уважаемых людей...
«Кому вы служите?» — вопрошает со страниц «Известий» писатель Вадим Кожевников. «За всем этим я вижу истощение научной и творческой силы, геростратовское желание сжечь священное чувство Родины, стяжать себе зловонную славу. Иначе зачем все это?» — вопиет он.
Однако писали тогда о Сахарове и по-другому.
СТРАННЫЙ ЧЕЛОВЕК
Я отношусь к той редкой категории людей, которые не любят, даже побаиваются знаменитостей...
Но когда, совершенно неожиданно (хотя и с предварительным, конечно, звонком из Москвы) за нашим обеденным столом в Киеве оказался застенчивый, немногословный и, главное, ни грамма не приемлющий академик (стол к этому, признаюсь, не привык), я сам себе не верил. К тому же несколько озадачен был, почему два крохотных кусочка с таким трудом раздобытой и с таким старанием приготовленной моей женой селедки непременно надо было разогревать.
«Андрей Дмитриевич не любит ничего холодного,— развела руками Люся (прим. - Елена Боннэр), его жена. — Ученых без странностей не бывает... И кисель разогреть придется. И балкон прикрыть».
Прикрыл, что поделаешь.
Да, у Андрея Дмитриевича много странностей. Не только селедка, кисель или полная растерянность у железнодорожной кассы, где книжечка Героя Социалистического Труда (трижды!) в момент решает все транспортные проблемы. Вероятно, есть десятка два или три других еще странностей, но есть одна, к которой никак не могут привыкнуть, просто понять люди, считающие себя руководителями нашей страны. Этот человек ничего не боится... Ничего! И никого!
Отвага, доблесть, бесстрашие, храбрость, героизм? Нет, все эти прекрасные, возвышенные понятия к Сахарову неприменимы. Думаю, у него начисто атрофировано это чувство — чувство страха. Может, просто не думает об этом? И на другие дела поважнее не хватает времени. Люди, люди, люди. Судьбы...
Я хотел бы, но не имею права причислить себя к числу ближайших друзей Сахарова — редко виделись, и склада мы разного (мое обычное «без ста граммов не разберешься» ему, увы, чуждо), к тому же особым честолюбием или тщеславием я не отличаюсь, и все же... Я бесконечно горд (подчеркиваю эти два слова), что самый благородный, самый чистый, самый бесстрашный, добрый и, вероятно, самый ученый (в этом я, правда, не разбираюсь, в школьные годы у меня по физике был репетитор) человек относится ко мне с благосклонностью и даже прощает кое-какие грехи.
И еще горжусь тем, что только у меня, единственного на всем земном шаре, есть фотография Андрея Дмитриевича, сделанная лично мною в Москве, в больнице, фотография, которой нет ни в одном «Лайфе», ни в одном «Пари матче» или «Штерне». И не будет. Она есть только у меня. Стоит на книжной полке. Она по-сахаровски чуть смущенно улыбается мне. Когда я утром просыпаюсь, это первое, что я вижу. И мне становится как-то теплее... Потому что этого великого странного человека я не только люблю, но и не боюсь.
Виктор Некрасов, 1980 год
А. Д. Сахаров:
В 1975 году я удостоен звания лауреата Нобелевской премии мира. Это явилось огромной честью для меня, признанием заслуг всего правозащитного движения в СССР. В январе 1980 года я лишен всех правительственных наград СССР (ордена Ленина, звания трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственной премий) и выслан в город Горький, где находился в условиях почти полной изоляции и под круглосуточным милицейским надзором. Этот акт властей совершенно беззаконен, это одно из звеньев усиления политических репрессий в нашей стране в те годы.
«МИР, ПРОГРЕСС,
ПРАВА ЧЕЛОВЕКА».
НОБЕЛЕВСКАЯ ЛЕКЦИЯ.
1975г.
«Мир, прогресс, права человека — эти три цели неразрывно связаны, нельзя достигнуть какой-либо одной из них, пренебрегая другими...
...Я убежден, что международное доверие, взаимопонимание, разоружение и международная безопасность немыслимы без открытости общества, свободы информации, свободы убеждений, гласности, свободы поездок и выбора страны проживания. Я убежден также, что свобода убеждений, наряду с другими гражданскими свободами, является основой научно-технического прогресса и гарантией от использования его достижений во вред человечеству, тем самым основой экономического и социального прогресса, а также является политической гарантией возможности эффективной защиты социальных прав...
В действительности все главные стороны прогресса тесно связаны между собой, ни одну из них нельзя отменить, не рискуя разрушить все здание цивилизации: прогресс неделим. Но особую роль в механизме прогресса играют интеллектуальные, духовные факторы...»
Как же прореагировали на присуждение Нобелевской премии своему коллеге советские ученые? Осудили!
Осуждающее заявление подписали 72 члена Академии наук СССР. Однако отказались подписать это позорное заявление всемирно известные физики Петр Леонидович Капица, Виталий Лазаревич Гинзбург, Дмитрий Иванович Блохинцев, классик математики Иван Матвеевич Виноградов и многие, многие другие ученые разных специальностей.
Развязка наступила внезапно. Среди бела дня 22 января 1980 года на улице столицы Андрей Дмитриевич схвачен и в тот же день без суда и следствия выслан в Горький...
Члену Политбюро ЦК КПСС,
Председателю Комитета
государственной
безопасности СССР
товарищу Ю. В. АНДРОПОВУ
11 ноября 1980. Москва
Глубокоуважаемый Юрий Владимирович. Меня, как и многих ученых, сильно волнует положение и судьба наших крупных ученых, физиков А. Д. Сахарова и Ю.Ф.Орлова. Создавшееся сейчас положение можно просто описать. Сахаров и Орлов своей научной деятельностью приносят большую пользу, а их деятельность как инакомыслящих считается вредной. Сейчас они поставлены в такие условия, в которых они вовсе не могут заниматься никакой деятельностью. (...) В наших условиях строительства нового социального строя, я думаю, наиболее правильно опереться на мнение Ленина, поскольку оно будет всесторонним, так как Ленин был не только крупным мыслителем, ученым, но и большим общественным деятелем. Его отношение к ученым в аналогичных ситуациях хорошо известно. Наиболее явно и полно это видно по его отношению к И. П. Павлову.
После революции инакомыслие Павлова было хорошо известно не только у нас, но и за рубежом. Его отрицательное отношение к социализму носило ярко демонстративный характер. Без стеснения, в самых резких выражениях он критиковал и даже ругал руководство, крестился у каждой церкви, носил царские ордена, на которые до революции не обращал внимания, и т. д. На все его проявления инакомыслия Ленин просто не обращал внимания. Для Ленина Павлов был большим ученым, и Ленин делал все возможное, чтобы обеспечить ему хорошие условия для научной работы (...)
Известно, что силовое административное воздействие на инакомыслящих ученых существует с древних времен и даже и в последнее время происходило на Западе. Например, известный философ и математик Бертран Рассел за свое инакомыслие дважды был посажен в тюрьму, правда, только на короткие сроки. Но увидев, что это вызывает в интеллигенции только возмущение, а на поведение Рассела никак не влияет, англичане отказались от этого метода воздействия.
Я не могу себе представить, как мы предполагаем воздействовать на наших инакомыслящих ученых. Если мы собираемся еще увеличивать методы силовых приемов, то это ничего отрадного не сулит.
Не лучше ли попросту дать задний ход?
Уважающий Вас П. Л. Капица.
Через год, во время голодовки Сахарова и его жены, Петр Леонидович Капица посылает телеграмму Брежневу: «Я очень старый человек. Жизнь научила меня, что добрые поступки никогда не забываются. У Сахарова отвратительный характер, но он великий ученый нашей страны. Спасите его».
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Президиуму Верховного Совета СССР,
Председателю Президиума
Верховного Совета СССР
Л. И. БРЕЖНЕВУ
Копии этого письма я адресую
Генеральному секретарю ООН и
главам государств— постоянных
членов Совета Безопасности
Я обращаюсь к Вам по вопросу чрезвычайной важности — об Афганистане. Как гражданин СССР и в силу своего положения в мире, я чувствую ответственность за происходящие трагические события...
Военные действия в Афганистане продолжаются уже семь месяцев. Погибли и искалечены тысячи советских людей и десятки тысяч афганцев — не только партизан, но главным образом мирных жителей — стариков, женщин, детей, крестьян, и горожан. Более миллиона афганцев стали беженцами...
Внутри СССР усиливается разорительная сверхмилитаризация страны (особенно губительная в условиях экономических трудностей), не осуществляются жизненно важные реформы в хозяйственно-экономических и социальных областях, усиливается опасная роль репрессивных органов, которые могут выйти из-под контроля.
Я не буду в этом письме анализировать причины ввода советских войск в Афганистан— вызван ли он законными оборонительными интересами или это часть каких-то других планов, было ли это проявлением бескорыстной помощи земельной реформе и другим социальным преобразованиям или это вмешательство во внутренние дела суверенной страны. Быть может, доля истины есть в каждом из этих предположении... По моему убеждению, необходимо политическое урегулирование...
Я также считаю необходимым обратиться к Вам по другому наболевшему для страны вопросу. В СССР за без малого 63 года никогда не было политической амнистии. Освободите узников совести, осужденных и арестованных за убеждения и ненасильственные действия... Такой гуманный акт властей СССР способствовал бы авторитету страны, оздоровил бы внутреннюю обстановку, способствовал бы международному доверию и вернул бы счастье во многие обездоленные семьи...
Академик А. Сахаров
1980 г.
...21 мая 1981 года Андрею Дмитриевичу исполнилось 60 лет.
Дорогой Андрей Дмитриевич!
День Вашего шестидесятилетия омрачен тяжкими судьбами друзей, беззаконностью Вашей ссылки, бессменностью стражи у Вашей двери. Вас лишили правительственных наград, лишили научного и человеческого общения, у Вас отняли то, что составляет жизнь Вашей жизни: дневники, память о прошлом и будущем, научные замыслы. Никто, однако, не властен лишить Вас несравненной Вашей правоты и нашей неправительственной любви к Вам. День 21 мая входит в душу как праздник— праздник разума, добра, духовного величия. Вашим повседневным подвигом Россия снова явил» миру свою подспудную силу. По словам Льва Толстого, сила духовная бывает подавлена только до тех пор, пока она «не достигла высшей ступени, на которой она могущественней всего». Излучаемая Вами духовная мощь растет и не может быть отнята вместе с бумагами. Словом своим Вы побуждаете людей к деятельному добру. Мысль Ваша бередит и тревожит сердца, овладевает тысячами на свободе и за решеткой, учит думать и ведет с одной ступени сознания на последующую. В праздничный день Вашего шестидесятилетия хочу пожелать Вам, чтобы нравственная мощь взяла верх над грубым насилием, чтобы отнятые у Вас сокровища были возвращены Вам, чтобы Вы и все неправо-гонимые скорее вернулись домой.
Лидия Чуковская,
1981 г..
Нет, не удалось ссыльного академика в Горьком оторвать от мира. Приветствие писательницы Лидии Корнеевны Чуковской было не единственным. Его поздравили многие, в том числе художник Борис Биргер, который в разгар травли академика в 1974 году в знак своего восхищения рисует замечательный портрет Андрея Дмитриевича с женой, которая впоследствии в Горьком была рядом с мужем и, борясь за его права, тоже объявила голодовку.
Коллеги из Теоретического отдела ФИАНа, не давшие уволить Сахарова из института, добивались (и добились!) возможности посещать его в Горьком. Одним из первых поехал заведующий Теоретическим отделом академик Виталий Лазаревич Гинзбург. Вопреки утверждениям прессы и даже Советского Энциклопедического Словаря Сахаров «не отошел от научной работы», а трудился в творческом отношении особенно продуктивно, его научные работы того времени частично опубликованы в трудах АН СССР.
Недавно я беседовала с коллегой Андрея Дмитриевича по Теоретическому отделу ФИАНа членом-корреспондентом АН СССР Е. С. Фрадкиным.
— Андрей Дмитриевич, как золото «высокой пробы», прошел проверку славой, унижением, голодом — самыми страшными для человека испытаниями и сохранил себя как личность. Не озлобился. И даже не осуждает тех, кто подписывал против него гневные послания в газеты и письма, говорит: «Наверное, не по своей воле...»
Он любит людей, старается им помочь, думает о судьбах Родины и науки, об истине. Для него удивительно органично, что свои сбережения, кажется, 139 тысяч, он отдал еще в 1969 году Красному Кресту и на строительство онкоцентра в Москве.
В Горьком я навещал его много раз. Я был тогда в отделе секретарем парторганизации, и мы старались как могли помогать Андрею Дмитриевичу. Не укладывалось в голове, как можно было во время бурного развития основы естествознания — единой теории всех взаимодействий — изолировать такого выдающегося ученого! Кто знает, скольких научных открытий из-за этого недосчитается наша страна!
Помню, я приехал в Горький сразу после его голодовки (Андрей Дмитриевич боролся против несправедливостей всеми доступными ему средствами). Он только-только вышел из больницы. Страшно исхудал. Был подавлен морально. Рассказывал, как ему угрожали.
Что я мог ему тогда сказать? Убеждал — не надо голодать, главное, выжить, сохранить себя для науки, для жизни. Ведь ему было уже 60 лет...
Андрей Дмитриевич вспомнил и о том, как 15 декабря 1986 года ему в Горьком установили телефон и сказали, чтобы он ждал звонка. В 3 часа позвонил Михаил Сергеевич Горбачев. «Сказал, что принято решение о нашем с женой возвращении в Москву. Я поблагодарил и выразил Генеральному секретарю пожелания, чтобы так же, как меня, освободили всех узников совести. Личное же знакомство произошло на Московском форуме и в январе этого года во время встречи Михаила Сергеевича Горбачева с работниками культуры».
...Здесь можно было бы поставить точку: справедливость восторжествовала. Однако кандидатом в народные депутаты А. Д. Сахаров избран не от Академии наук СССР, а по национально-территориальному округу, от тех людей, права и интересы которых он защищал всегда.
А. Д. Сахаров:
Я не профессиональный политик. И, может быть, поэтому меня всегда мучают вопросы целесообразности и конечного результата моих действий. Я склонен думать, что лишь моральные критерии в сочетании с непредвзятостью мысли могут явиться каким-то компасом в этих сложных и противоречивых проблемах. Я воздерживаюсь от конкретных прогнозов, но сегодня, как и всегда, я верю в силы человеческого разума и духа.
Ванда Белецкая
Лев ШЕРСТЕННИКОВ (фото)
Примечания:
Автор ошиблась в том, что А.Д.Сахаров избран по национально-территориальному округу. На самом деле - от Академии наук, правда, со множеством перипетий, о которых рассказал сам Сахаров в своих воспоминания.
Полный текст Нобелевской речи А.Д.Сахарова - в разделе Агитмузей / Спецхран
