КОРОЛЕВА ФОЛКСИНГЕРОВ
биография - 1941-1976
биография - 1977-2007
ЯСНОСТЬ ГОРНОГО ПОТОКА
отрывки из автобиографии Джоан Баэз
INFO & LINKS
- информация и ссылки
Ясность горного потока

"...Жизнь представляется мне рекой со стремнинами, омутами, водоворотами. В них — красота и полнозвучность, но в них и боль и горечь людской доли...: Когда я слышу выражение «спокойствие духа», мне на ум приходит такой образ: некто нашел в стороне от реки старицу, бывшее русло, удобно устроился в ней и говорит, что обрел покой. Я, наверное, кажусь циничной, но это не так. Просто мне думается, что спокойствие духа, если, конечно, себя не обманывать, нельзя найти, изолировавшись, отмахнувшись от всего остального мира. Нельзя не слышать зова реки.

Поэтому я стараюсь мыслить реалистически, не считать спокойствие духа конечной целью, чем-то таким, что, однажды достигнув, человек обретает навсегда. Нет, друзья. Я искренне считаю, что жизнь — это борьба с сильным течением. Бывает очень тяжело, иногда приходится многим жертвовать. Дело, о котором я говорю, требует убежденности, потому что, когда вы прыгаете в реку, когда вы говорите: «Человек человеку брат, и я готов посвятить свою жизнь брату своему», ваша жизнь обретает смысл, и вы становитесь честным перед собой. Тогда, собственно, начинается страшная, волнующая и радостная штука — жизнь. Повторяю: будет боль, боль и еще раз боль, но будет и радость, радость и еще раз радость».

Так пишет в своей автобиографической книге американская певица Джоан Баэз. Это имя хорошо известно нашим читателям. Песни Джоан не раз звучали по радио и в записях на пластинках. Немало говорилось и об ее активном участии в молодежном движении протеста, в борьбе за гражданские права...

Вот совсем свежее сообщение: Джоан Баэз выступает в парижских залах «Мютюалите» и «Олимпия». Весь сбор пойдет в фонд помощи греческим и чилийским демократам. И примечательная деталь: в зависимости от направления газеты помещают это сообщение в рубрике политических новостей или в хронике культурной жизни...
Культура и политика, общественное звучание и мелодический ряд, творчество в тиши комнаты и уличная демонстрация — это неотделимые друг от друга стороны личности Джоан Баэз. Худенькая, хрупкая женщина с огромными темными глазами и длинными черными волосами. С обаятельной, белозубой улыбкой на смуглом лице и неподражаемым, каким-то невесомым голосом, голосом, который Эрнест Хемингуэй сравнивал с чистотой горного родника. О пути, пройденном по реке жизни, она рассказала в книге, которую назвала «Рассвет».

«Когда я училась в третьем классе, мы жили в маленьком захудалом городишке на Восточном побережье. Мальчик по имени Майкл и я были отличниками. Но если я получала пятерку, а он пять с минусом, для него это была настоящая трагедия. Мне это казалось смешным. Много позже я поняла, что такое уязвленное тщеславие и во что оно обходится людям.
...Особой популярностью в классе я не пользовалась, потому что я была новенькая, к тому же еще мексиканка. Я была тощая, длинная и совершенно коричневая. Мне казалось, что я очень некрасива. Спасательный круг бросил мне один человек, наш семейный доктор. Он сказал мне, что я не просто хорошенькая, а красивая. Он сказал, что девочки из класса, которым я завидую, готовы изжариться на солнце, лишь бы иметь такой цвет кожи. Хорошо, согласилась я, пусть так, но что мне делать с темными кругами под глазами? Он сказал, что это сейчас очень модно и что женщины платят деньги, чтобы им сделали такие темные глаза. Это было началом конца моего детства и началом конца горя, которое я испытывала всякий раз, увидев в, зеркале костлявого, темнокожего гадкого утенка».

Вступление в юность означало для Джоан и начало пения. Довольно рано она выучилась играть на гитаре, мурлыкая песенки. Сначала только для себя. Но вот странная вещь — она начала замечать, что стоит ей взять несколько аккордов и запеть, сверстники вокруг умолкали, придвигались поближе, а когда она прекращала, просили: «Еще...» В компаниях ее друзей, конечно же, были проигрыватели, пластинки, магнитофоны. Но необъяснимым — покамест необъяснимым для нее образом — просили петь именно ее, выключая «консервированную» музыку.
Широкая аудитория открыла ее на фестивале народной песни в Ньюпорте в 1959 году. Там она исполнила ставшие ныне знаменитыми вещи — «Донна, донна, донна» и «Дом восходящего солнца». Вышла первая ее пластинка, разошедшаяся громадным тиражом.

Приход Джоан Баэз в американскую музыку совпал периодом безраздельного господства в ней стиля «соул». Певцы — как черные, так и белые - исполняли религиозные негритянские песни «госпелс», страстные и ритмичные. (Оркестры играли негритянские танцевальные мелодии или стилизацию под них. Все кружилось и свинговало. Все было накалено до предела. И вот на этом фоне появляется певица, стиль которой был полным отрицанием утвердившейся моды. Она поет старинные ирландские и шотландские баллады о людях труда: лесорубах, рельсоукладчиках, машинистах.

Баэз освежила музыку того времени преданными забвению интонациями и средневековыми ладами. Если до сих пор это была музыка порыва, действия, то Джоан принесла с собой тихое созерцание, самоуглубленность. Она открыла другую сторону музыки. Она словно подняла руку и заставила мчавшийся на полном ходу поезд остановиться. Предложила людям посмотреть вокруг и задуматься о многих вещах, которых они не замечали в этом стремительном беге. Нужно сострадание, нужна человечность, говорила она своими песнями, песнями, в которых затаенная испанская страстность сочеталась с англосаксонской, северной меланхоличностью. Внешне это выражалось очень сдержанно. Если «соул» — яркая палитра красок, то ее голос окрашен в пастельные тона. Она никогда не пользовалась мощными усилителями. Вся ее экипировка - испанская гитара.

Когда Джоан Баэз начинала петь, слушателей поражала бесплотность, слабость ее голоса, она казалась им ребенком, который очутился посреди потока машин и беспомощно озирается по сторонам, но постепенно этот нежный, соловьиный голос набирал силу. Она словно взывала к аудитории: оглянитесь, рядом с вами вершатся судьбы других людей, и может статься, что, сидя в своих авто, вы промчались мимо чужого горя. Джоан Баэз без всякого нажима, не чарующим голосом русалки, а голосом раздумчивой совести, просто и даже, казалось бы, буднично говорила о самых главных вещах и делах, вытесненных из сознания многих людей этим безумным, безумным, безумным миром.

Лично для Джоан этим главным делом было осознание себя как личности, ответ на вопрос «кто я?».

Пришла слава, шумная, всесветная, готовая закружить певицу хороводом концертных турне, телевизионных шоу и заманчивых предложений — особенно заманчивых, если тебе недавно минуло 20 лет. Самый известный политический журнал США «Тайм» однажды выпустил свой номер с портретом босой Джоан Баэз на обложке и большой, на пять страниц, статьей о «песенной индустрии» в стране. Это было симптоматично. С одной стороны, признавалась реальная общественная значимость нового поколения певцов — фолксингеров, в их числе, кроме Джоан, были Боб Дилан, Фил Окс, Пит Сигер. С другой — буржуазное общество с помощью своих лучших перьев хотело представить новую песню только как явление эстрады. С досадой автор упрекал молодые таланты в стремлении «завоевать славу политическими спекуляциями».

Между тем это время — середина 60-х годов — было наполнено гулом недовольства. Молодые американцы жгли повестки, не желая идти воевать, не желая возвращаться из-за океана калеками или мертвецами. Бурлили негритянские гетто. Гремели выстрелы гвардейцев возле увитых плющом университетских зданий. Не слышать этого гула было нельзя, как нельзя было не петь о том, что происходило на улицах и в сердцах. И закономерно, что лучшие представители тех, кого «Тайм» именовал «главными машинами песенной индустрии», шагнули с подмостков сцены в шеренги демонстрантов, своих слушателей, встав в их первые ряды.

В 1962 году Джоан Баэз отправилась в свое первое турне по южным штатам, которое проходило под знаком борьбы с расовой дискриминацией. Что это за штука — расизм, — она знала не понаслышке. Сопровождали ее мать и сестра, тоже ставшая к тому времени певицей.

— В то время большинство из нас, — рассказывает Джоан Баэз, — думали, что мы можем изменить мир уже тем, что поем все вместе.

Джоан сделалась рьяным поборником ненасильственных действий — движения, которое возглавил в Америке пастор Мартин Лютер Кинг, лидер борьбы за гражданские права и друг Баэз. Многие, в том числе прекрасный негритянский писатель Джеймс Болдуин, считали учение о ненасильственных действиях единственным путем решения расового конфликта в США. «Мы были вынуждены требовать, — писал Болдуин, — от американцев — в конечном счете ради них же самих — душевной щедрости, ясности, мысли и благородства, каких им в голову не приходило требовать от самих себя. В одном отношении ошибка оказалась непоправимой, так как походы и петиции предполагали существование некоего единства, которого так и не удалось обнаружить...»

Да, действительность оказалась куда жестче, развеяв такие искренние, но такие зыбкие надежды Джоан и ее друзей. Шериф южного городка Санта-Рита посадил женщин Баэз за решетку, обеих сестер и мать.

«Мама уже дважды была со мной в тюрьме. Мы вместе участвовали в сидячей забастовке. Она сказала, что не знает, принесет ли это какую-нибудь пользу, но это может побудить других матерей делать то же самое. Так и вышло. Во время нашей следующей отсидки с нами в камере были три женщины, которые признались, что благодаря маме нашли в себе силы бороться за свои убеждения».

С отцом — ее отец ученый-физик — у Джоан отношения складывались сложнее.

«...Я не думаю, что он когда-нибудь по-настоящему понимал меня. Он никогда не понимал мою импульсивность, неподатливость, мою нервозность, мой антинационализм, мое отношение к вопросам любви, мое неумение обращаться с деньгами. Мне кажется, что часто я пугала его.

В последнее время отец не раз говорил мне, что стопроцентно поддерживает все, что я делаю. Я думаю, что ему это далось нелегко. Когда мама, Мими и я попали в тюрьму за участие в кампании гражданского неповиновения, я знаю, что он ни минуты не сомневался в нашей правоте».

Последующие годы были наполнены напряженной работой, бесчисленными поездками. Афиши с объявлениями о ее концертах появлялись во многих городах Европы, Она поехала, преодолев тысячи трудностей, в Демократическую Республику Вьетнам и привезла оттуда правдивый фильм.

Ее выступления по телевидению помогли широкой публике в Соединенных Штатах получить представление о сути происходившего в Индокитае.

Во время одного телевизионного шоу, взяв несколько аккордов на своей гитаре, она вдруг прервала номер и тихо сказала, глядя в камеру, в лицо миллионам зрителей: «Я не хочу, чтобы мой муж оказался убитым. Я не хочу, чтобы мой маленький сын остался без отца». На следующий день на ее имя пришли сотни писем с поддержкой. Были также и письма с угрозами, обвинениями.

Джоан Баэз с невероятной выдержкой и целеустремленностью идет по избранному пути, считая себя «в равной степени политическим деятелем и певицей». Но ее выступления вряд ли бы обладали такой силой убеждения, не являй она собой как музыкант, как актриса пример исключительной честности, преданности искусству.

"Джоан Баэз заслуживает большого уважения, — писал журнал «Синг Аут!», — за то, что следует своим художественным принципам, не прислушивается к совету использовать в своих выступлениях впечатляющий симфонический аккомпанемент, исполнять более современные песни, прибегнуть к тысяче других трюков, что, собственно, и делают сегодня профессиональные фолксингеры. Именно потому, что она не стремится, идя по стопам своей славы, давать концерт за концертом, ежемесячно расширяя свой репертуар, а старается слушать больше музыки, других певцов, — она растет, совершенствуется и в результате становится большим мастером".

 


журнал «Ровесник»,
1974 г.
М.Кригер