Песня стара, как человечество, и, вероятно, нет и не было на земном шаре ни одного народа, нации или племени, которые не пели бы, не изливали бы в песнопениях своих переживаний.
Но по-разному звучат эти песни, и по-разному отражается в них народная душа. Иначе звучит песня караиба, ожидающего, что враги съедят его, и рассказывающего им в песне, что вместе с ним они будут есть своих отцов и детей, послуживших в свое время пищей его телу; иначе звучит песня земледельца-египтянина, идущего по пашне за своими волами. Иной характер имеют песни солнечной Греции с ее легендарным Орфеем, очаровывавшим своим пением диких зверей, или песни любви Сафо и Анакреона.
Поют евреи, уходя из Египта, прославляя Иегову, «потому что высоко превознесся он, коня и всадника его ввергнул в море»; поют римляне, издеваясь над своими цезарями; поют германцы, приступая к решительному бою.
Поют все народы при всяких условиях, и в первобытные времена песня до известной степени служит книгой: «она, - говорит Гердер, - устами певцов передает исторические события, таинства и чудеса». Не рапсоды ли сохранили нам поэмы Гомера, и не бродячие ли певцы в течение многих веков распевали перед самой разнообразной аудиторией про «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой»?
Во Франции песня процветала во все времена. Некоторые из французских исследователей даже заявляют с гордостью, что «другие народы умеют петь, но у них нет песен». Это, конечно, гипербола, но едва ли у другого народа песня была в таком почете и пользовалась такой популярностью, как во Франции.
Дюмерсан, один из лучших знатоков истории французской песни, так характеризует ее:
«Песня играла у нас во все великие эпохи значительную роль, и ее история есть до некоторой степени история Франции. Ведь в песнях забывали рабы о своих несчастиях; ведь с песнями наши отцы поднялись против тирании и раздавили ее под своей мощной стопой; ведь это наши боевые гимны почти в такой же степени, как и мужество наших солдат, одержали победу над королями Европы».
И далее: «При всякого рода режимах, - и в этом ее главная слава, песня не боялась преследований; ни тюрьма, ни эшафот не могли заставить ее молчать». Речь здесь идет о песнях политических и сатирических. Эти сатирические и политические куплеты были и остаются настолько характерной особенностью Франции, что и сейчас еще трудно себе представить какое-нибудь мало-мальски значительное событие, которое не было бы воспето.
Слова Бомарше: «У нас все кончается песнями» - сохраняют силу и по нынешний день.
В былые же времена сатирические куплеты рождались, как грибы после дождя, и было чрезвычайно трудно установить, кто являлся автором той или иной песенки, направленной, как водится, против лиц, власть имущих. В этом отношении не лишен остроумия ответ, данный одним из куплетистов герцогу Орлеанскому, когда тот спрашивал его, кто же является автором сатирических водевилей (куплетов), направленных против него: «Государь, - ответил он, - по правде говоря, я думаю, что они появляются сами собой.
Смысл ответа понятен: шутить над сильным было небезопасно, и авторы подобных куплетов предпочитали скромно оставаться в тени, чтобы не пожать слишком печальных лавров. Еще в ХVIII веке мы встречаем сатирические куплеты, творцы которых, вместо своей подписи, скромно заявляют: «Тот, кто сложил эту песню, не посмеет назвать своего имени, ибо его отхлещут тогда плетьми», или: «Автор этого водевиля не скажет, кто он такой, ибо ему нравится быть подальше от Бастилии». В более же далекие времена можно было поплатиться и более жестоко.
Следует заметить, что эти сатирические песни царили главным образом в городах, и особенно в Париже. В народ, в широком смысле этого слова, попадали только отрывки их. Да народ в большинстве случаев и не понимал их или переделывал по-своему. Только во времена Революции было оценено значение песни, как орудия пропаганды, и деятели ее позаботились о том, чтобы песни, восхваляющие новый строй, стали доступными для широких масс. Но об этом ниже.
Песни сатирические и политические не оставляли в покое никого, не замалчивали ни одного заметного события.
Были песни, рисовавшие отчаянное положение крестьян среди непрестанных войн и усобиц, раздирающих Францию. Но крестьянами интересуются лишь отдельные куплетисты, огромное же большинство их, как и можно было ждать от горожан, больше всего занято событиями политической и придворной жизни. Войны Карла V и Франциска I, разгром при Павии, плен короля в Мадриде, смерть Генриха II, отъезд Марии Стюарт из Франции, наглость любимцев Генриха III и убийство его, войны с Англией и опустошения, чинимые английскими войсками и войсками французской короны, - вот, что дает пищу то злобным, то грустным, то насмешливым и едким куплетам разных песнеслагателей. Даже сам страшный Людовик ХI не избежал этой участи, а уж о его придворных и говорить не приходится.
Вторая половина ХУI века полна песнями гугенотов, которые, не стесняясь в выражениях, высмеивают и вышучивают католиков и их религиозные обряды, впрочем, и католики не остаются в долгу и в свою очередь в крепких куплетах издеваются над сторонниками Реформации. Песня становится разнузданной, заполняет город и двор, сохраняется в назидание потомству в рукописных сборниках, причем имеет нередко настолько непристойный xapaктер, что совершенно недоступна для печати. А во время гражданских войн и волнений при Генрихе IV грубо-циничные и нечестивые песни получают такое широкое распространение, что подымается даже вопрос о борьбе с этим явлением, но вопрос так и остается открытым, потому что поют все. И чем дальше, тем это явление становится обычнее. При Людовике ХIII даже всесильный Ришелье не избег общей участи - быть осмеянным в куплетах. Векерлэн говорит, что в этот период песни буквально заполняют рукописные сборники: «Это в действительности скандальная рифмованная хроника, бесстыдные куплеты на королей и королев, принцев и принцесс, Ришелье, Мазарини, Кольбера и других. Все великие имена Франции воспеты в них. Эти произведения растягиваются иногда на полтораста стихов, стиль которых стоит на высоте их мысли». Мазарини, против которого было составлено огромное количество песен, так называемых «мазаринад», успокаивается, говоря, - «пусть поют, лишь бы платили (налоги)». Ответ характерный, не менее характерный, быть может, чем ответ Марии Медичи своим придворным дамам, которые спрашивали ее, как сообщить жене Кончини о гибели от руки убийцы ее мужа, бывшего возлюбленного самой королевы: «Как сообщить? - воскликнула не смущающаяся королева, спойте ей об этом песню!..».
После «мазаринад», особенно расплодившихся в эпоху Фронды, сатирическая песня с одинаковым успехом нападала и на самого «Короля-солнце», Людовика XIV, и на его возлюбленных, и на Людовика ХУ и весь его двор. Количество этих песен огромно, содержание их очень резкое и часто очень крепкое. Но они были настолько в моде, что каждый уважающий себя человек стремился составить себе рукописный сборник этих непочтительных к правящим лицам произведений. Курьезнее всего, что одно из подобных, наиболее полных собраний составлено королевским министром графом Морепа.
Особой популярностью среди парижан пользовались «горлодеры» с Роnt-Nеuf – Нового моста. Там с давних пор располагались перед своей аудиторией уличные певцы, распевавшие, или, вернее, оравшие свои произведения, составленные в доступной для народного понимания форме. От них по прямой линии нисходят уличные певцы времен революции. Репертуар их был весьма разнообразен, но, как общее правило, можно сказать, что все, о чем люди не смели говорить, они влагали в песни. Вот почему не слишком парадоксальным является не раз высказанная мысль, что в ХУIII столетии королевская власть во Франции была самодержавной, но абсолютизм ее был ограничен песнями. Она и рухнула среди песен Революции.
К этому мы теперь и переходим.
|
